Час волкодава - Михаил Зайцев

Сколько времени ушло у Миши на то, чтобы хоть как-то успокоиться, он не знал. Чумаков снова пытался размышлять о жизни на красной планете Марсе и о половой жизни английской королевы, но на сей раз обмануть подсознание почему-то не получалось. Тогда Миша стал думать о Кеше, о том, что если ему, Чумакову, не удастся вырваться из ловчей ямы, то раненый Иннокентий непременно умрет. И это сработало. Профессиональная привычка врача забывать о собственных переживаниях в присутствии больного помогла успокоить нервы. А чуть успокоившись, Чумаков внимательно обследовал дверь со сломанной ручкой и беспристрастно констатировал: ему этой двери не открыть! Треклятая дверь на манер дверей в купейных вагонах поездов дальнего следования задвигалась в щель в стене. Плечом ее не вышибешь, зацепиться не за что. Все! Финита! Конец! Остается ждать. Ждать и надеяться, что за ним явится один тюремщик. Один-одинешенек. Кинолог, блин, любитель! Любитель притравливать собак на человечинку. И хочется верить, что удастся раздробить пряжкой ремня череп одинокому тюремщику. И, если очень повезет, удастся вырваться из спортклуба-подвала на волю, на свежий воздух, на улицу, а там... а там посмотрим!

Глава 4

«Александрийский мальчик»

Сан Саныч очнулся. Но глаза открыл не сразу. Сосредоточился на дыхании, контролируя движение диафрагмы так, чтобы грудь продолжала вздыматься и опадать в прежнем ритме, чтобы по изменению ритма дыхания сторонний наблюдатель, ежели таковой следит за Сан Санычем, не смог догадаться о пробуждении обнаженного человека со скованными конечностями. Поставив дыхание на контроль, Сан Саныч осторожно приоткрыл левый глаз. Самую чуточку. Темно. Совсем темно. Ничего не видно. Визуальная информация об окружающем пространстве нулевая. Голени, ляжки, часть живота, плечо и щека ощущают прикосновение холодного камня. Сан Саныч лежит на боку на бетонном полу. Никаких колебаний воздуха, кроме легкого сквознячка, едва уловимой воздушной тяги, щекочущей бритую голову. Подобные сквознячки обычно поддувают в щели запертых дверей. Сквозняк донес до ноздрей кисло-сладкий запах тления. И тепло. В щеку дует теплым и сухим воздухом, а макушкой ощущается холодная сырость. Если хорошенько прислушаться, то слышно мерное, тихое журчание воды в трубах. Сан Саныч щелкнул пальцами. Лишь слепые от рождения люди и люди, прошедшие полный курс спецподготовки по системе СИСУ, умеют, щелкнув пальцами, на слух определить характер окружающего пространства, узнать, находятся ли они в лесу, в поле, в закрытом или открытом помещении. Кисти рук, скованные за спиной, затекли, но пальцы слушались хорошо, и щелчок прозвучал отчетливо. По звуку щелчка Сан Саныч узнал, что замкнутое пространство, в котором он находился, сравнительно небольшой площади. Пустое пространство. Холодная пустая комната. Запертая дверь. Журчание воды в трубах, запах тления. Несомненно, это то подвальное помещение, про которое рассказывал Иннокентий, та комната, похожая на карцер, где Кеша очнулся рядом с трупом Марины. А значит, кроме мертвой женщины, в помещении никого нет. Следовательно, можно начинать «работать». Сан Саныч рассчитывал, что его, бесчувственного и обездвиженного, перевезут на основное место базирования «Синей Бороды». Расчет не оправдался. Впрочем, и подобный вариант развития событий он предусмотрел.

Сан Саныч согнул колени. Пальцы коснулись перепачканных в земле стоп. Ногтем большого пальца Сан Саныч соскоблил присохшую к левой пятке грязь. Подушечкой пальца провел по ороговевшей коже. Из толстой, омертвевшей кожи на пятке, словно микроскопическая шпора, торчал крохотный металлический шарик диаметром не более двух миллиметров. Сан Саныч зацепил шарик ногтями большого и среднего пальцев, потянул. Забитая в желтую роговицу пятки во время подготовки к «штурму» спортклуба отмычка под действием тяги пальцев медленно, но верно вылезала из кожаного тайника. Сан Саныч легонько дернул и извлек наконец полностью металлическую занозу, четырехсантиметровую, слегка изогнутую на конце иглу-отмычку.

Взявшись поудобнее за металлический шарик, Сан Саныч изогнул запястья и попал загогулиной на конце отмычки в отверстие для ключа, открывающего браслеты наручников. Пальцы его ничуть не дрожали, дыхание оставалось ровным. Сан Саныч работал. И, как любой настоящий Профессионал с большой буквы, ни на секунду не сомневался в успехе. Впрочем, сомневаться было особенно некогда. Замок наручников щелкнул на исходе третьей секунды после того, как отмычка царапнула о сталь запорного механизма тяжелых браслетов.

Освободив руки, Сан Саныч мягко перевалился на спину. Размял онемевшие запястья, локти, плечи. На ощупь нашел дырочку-скважину для ключа в кандалах, стянувших щиколотки. Быстро и уверенно освободил скованные ноги. Затем, зажав отмычку зубами, чтобы не мешала пальцам, снял с пояса кожаный ремень, к которому посредством цепей крепились оковы. Ремень с пояса Сан Саныч снимал много дольше, чем возился с кандальными запорами. Следил, чтобы цепи ненароком не звякнули громко и призывно, привлекая внимание кого бы то ни было, случайно или намеренно оказавшегося с другой стороны железной двери морга-карцера.

Кожаный ремень с цепями и никелированными заморскими кандалами лег на бетонный пол мертвой змеей, а Сан Саныч напряг икроножные мышцы, беззвучно поднялся на ноги. Принюхался. Трупный запах исходил сзади справа. Плавно развернувшись на носках, Сан Саныч шагнул на запах, нагнулся, пошарил руками. Ладошка коснулась длинных женских волос. Словно большая сильная кошка, Сан Саныч, не издавая ни малейшего шороха, приблизился к трупу на полу, бережно подхватил на руки тело мертвой женщины и двинулся дальше к двери. Сквознячок донес до ноздрей Сан Саныча запашок гнили, а значит, дверь где-то там, впереди. Если бы кто-то посторонний случайно оказался сейчас в одной комнате с Сан Санычем и сдуру зажег свет, несчастного постороннего бедолагу хватил бы инфаркт от представшей перед ним жуткой картины: по замкнутому бетонному помещению, все украшение которого составляло переплетение ржавых труб вдоль стен, крался двуногий, абсолютно голый, рослый, атлетически сложенный, матерый хищник. Одна рука хищника обхватила за плечи, а другая подхватила под коленки молодую обнаженную покойницу со вспоротым и небрежно зашитым судмедэкспертами животом и размалеванным визажистами из крематория лицом. Зубы хищника оскалены, ибо они сжимают металлическую загогулинку с шариком на конце, а пытающиеся уловить в кромешной темноте проблеск света глаза широко открыты.

Зрачки Сан Саныча так и не уловили изменений в плотном черном мраке, когда шарящая по полу нога столкнулась с препятствием, не позволяющим сделать следующий шаг. Пальцами голой ноги Сан Саныч ощупал зазор меж ровной вертикальной поверхностью и каменным полом. Это дверь. Однозначно!

Сан Саныч не спеша уложил свою страшную ношу под дверью, снова взялся большим и средним пальцами правой руки за шарик отмычки. Прислушался. Шагов за дверью не слышно. Левая ладонь Сан Саныча легла на замочную скважину, ласково ее погладила, как бы уговаривая стать более сговорчивой и податливой. Отмычка плавно вошла в замочную скважину, направляемый умелыми пальцами гнутый кончик что-то подцепил в механизме замка, повернул, надавил, и замок, ворчливо заскрежетав, открылся. Пальцы правой руки разжались, оставляя отмычку в замке, а левая ладошка, благодарно погладив замочную скважину, опустилась ниже, по направлению к полу, прикоснулась к копне волос на голове покойницы Марины. Слегка согнувшись, Сан Саныч намотал волосы трупа на левую ладонь, сжал пальцы в кулак, выпрямился, согнул левый локоть, поднимая труп с пола и прикрываясь им, словно щитом, от возможных огнестрельных сюрпризов, ожидающих обнаженного широкоплечего мужчину после того, как железная дверь в коридор распахнется настежь.

Коленка Сан Саныча надавила на тяжелую дверь. Натужно, пискляво и предательски громко скрипнули плохо смазанные петли. Сан Саныч сощурился, спасая привыкшие к темноте зрачки от яркого света, шагнул в коридор, сквозь щелочки неплотно сжатых век огляделся по сторонам. В коридоре никого, но за аккуратной белой дверью, прямо напротив железной панели, закрывавшей местный карцер, синхронно с выходом Сан Саныча в коридор зазвучали торопливые шаги. Скрежет железных петель озадачил человека в комнате напротив.

Оставшийся дежурить в административном коридоре спортклуба, очкарик Василий преспокойно читал газету, развалившись на кожаном диване, что занимал добрую половину комнаты напротив карцера. В комнате был еще и телевизор, но время позднее, полпервого ночи, день будний, и «ящик» Василий решил не включать. Все фильмы по телеку давно закончились, а настроившись на «музканал», Василий рисковал не расслышать, как попрется после тренировки в раздевалку мистер Торнадо с ассистентами. Василию надлежало еще раз поблагодарить спортсменов за помощь в разборке с рэкетиром и не позволить обидчивому и непомерно гордому мистеру Торнадо колотиться во все двери, разыскивая боднувшего его лбом в переносицу и до того треснувшего по яйцам рэкетира Бульдозера. К сожалению, спортивные раздевалки располагались в том же коридоре, где и служебные кабинеты и карцер. Пускай железная дверь и закрыта надежно, но черт его знает, на что способны перекачанные мускулы будущего чемпиона по реслингу. Эх, жаль, из-за кретина Торнадо нельзя было сразу загрузить Бульдозера в «Ниву». Не решился Полковник волочь голое обмякшее тело через спортзал мимо гордого амбала и его тренеров-самбистов. И правильно сделал! Руководи операцией Василий, он бы тоже предпочел смотаться пока в Химки, доложить Наталье Николаевне, заодно прихватив Чумакова, а после вернуться, как раз к моменту ухода спортсменов, и спокойно забрать Бульдозера, чтобы без хлопот перевезти его на основную базу.