Алчность - Эльфрида Елинек

Во время романтического тура или долгожданного путешествия можно познакомиться с мужчиной своей мечты, но как быть, если ты его уже знаешь? Тогда больше незачем ездить по всем романтическим местам. Может, у этого мужчины есть потребность забыть одиночество, может, для него вовсе не обуза идти с ней в постель, может, она ему нравилась, когда он с ней познакомился. Нет, будущее подсказывает мне: теперь это не так! Не поднимайте из-за этого шума, лучше поднимите что-нибудь другое, будет вам на память, да хорошенько следите за вашей сберкнижкой. Женщина слишком долго вела себя очень сдержанно, и теперь всё наоборот, она не может остановиться, без устали повсюду ища мужчину. Может, с её стороны интерес гораздо сильнее, да, так оно и есть. Она страстно влюбилась в него, она превратилась в ползучее растение, она так присосалась к нему, что мужчине впору бояться за свои члены, да, именно так оно и есть. Но нет, мужчина ничего не боится. Он разъезжает по округе километрами, чтобы хоть чего-нибудь испугаться, но его ничем не устрашишь. Она будет и впредь подстерегать его, годами, всюду, предлагая ему свои покои, в которых он никогда не захочет жить, разве что сама она ради него покинет их. Это она знает точно. Самой ей не остановиться. Она бы так и выскакивала из-за угла змеёй, так бы и засовывала ему в ухо язык, потому что однажды ему это понравилось, но не во второй раз и не от неё, но, может, ему втайне всё же хочется этого, кто знает. Она знает, что он этого не хочет. Нет, он быстр и оборотист и уже дал бы ей знать, если бы хотел этого когда-нибудь ещё. Уж он знает, чего хочет, а чего нет. Она бы встала, где надо, и не надо прижиматься к нему, пока не прижала бы его к стенке. Кирпич, бетон, штукатурка. Это понравилось бы ему больше. Женщина ясно дала бы ему понять, что готова повторять это сколько угодно. Но она сама лишь повторение красивой модели на этом фото, только выглядит совсем иначе. И где же этот план строения дома, ещё вчера он был в ящике. Мужчина напишет расписку и поставит под ней свою бесценную подпись, которая сейчас пока ничего не стоит, но скоро будет стоить, когда он получит дом, а от неё избавится. Я хочу тебя, само собой, но я хочу выйти за тебя замуж. Я бы — не сходя с места. Если бы мы стали парой, пусть не сразу, но как-нибудь потом. Но больше всего я хотела бы стать с тобой одним, как бы это сказать. Пара — это слишком мало, надо сплавиться друг с другом и стать одним целым. Что, так не бывает? Бывает. В этом доме мы могли бы это осуществить. Он чистый, просторный и уютный, почему бы, подумай, не хотеть в нём жить. Я подумал, что это самый простой путь подобраться к дому, который потом унаследует мой внук, Патрик, тогда на каждого в семье придётся по дому, поскольку старуха со своей белой горячкой скоро угодит в больницу, а оттуда её уже унесут на кладбище. Но её дом останется здесь, у Эрнсти, который давно уже этого ждёт. Человеку не вырыть такую могилу, чтобы туда поместился дом, для этого нам потребовалось бы целое подразделение югославского войска, которому не впервой рыть такие могилы. Предпочтительнее всего мне было бы проникнуть в дом и зашить его за собой, как живое тело из обеспеченного среднего слоя, это такое сокровище, кто его сможет поднять, тот получит главный приз, хоть и на особых условиях. Что я имею в виду — тело человека или корпус дома? Моя мама это тоже всегда путала и справляла нужду по всем углам, поэтому и я не очень хорошо в этом разбираюсь. Я знаю лишь одно: кирпич прочнее и устойчивее мяса, нержавеющая сталь держится ещё дольше, зачем же держаться за людей, даже если они хорошие и хорошо к нам относятся. Даже эта краска на кухонном шкафу продержится дольше, чем я. Растёт ли эта ель, взошли ли те кусты, что на моей могиле избраны цвести, ты только подумай, душа, но я не такой избранный, чтобы помнить это всё наизусть.

Я ещё раз пытаюсь собрать всё воедино, но, как всегда, не могу удержать и в последний момент с грохотом роняю: женщина хочет чувствовать себя защищённой, но в то же время свободной. Она хочет чувствовать ещё много чего, мне очень жаль, но не удастся. Она ждёт от этого типа заботы, какую она получала от родителей, мне очень жаль, но не получится. Итак, ситуация теперь складывается так: мужчина в качестве ответной услуги за свою дружбу требует её собственность, которую составляет её дом. В будущем женщине никогда не забыть необычайной гармонии этих отношений, итак, пусть лучше не будет никакого будущего, поскольку женщина знает: ей никогда не забыть это огромное счастье. Чувство у женщины верное, а вот в деле она теряется. Истечь ли кровью, как свежей убоине, пока ложа ещё не коснулись первые утренние лучи? Увянуть ли, как цветку, пустив себя по течению, а все дела, одно за другим, на самотёк? Для этого пока холодновато. Не сесть ли в автомобиль, который даже не почувствует твою тяжесть и свою слабую нагрузку? Помахать ли кому-то из окна, кто даже не смотрит в твою сторону, потому что глаза дома закрыты и не чувствуют, что небо легло на них тяжким грузом, вы видите облачко, тут, на стекле. Это не облачко. Это разводы, которые остались от моющего средства, хотя при миллионах свидетелей было твёрдо обещано, что оно не оставит следов. То не небо всплывает в стакане, надо быть справедливыми, его нам никто не обещал. Кто однажды солгал, тому не верят, даже если он говорит правду, этот специалист по похудению, который — да, который тоже! — не сдержал слова, данного мне и моей подруге, и теперь оно осталось у меня, это слово, я держу его крепко, как любимого члена семьи, которой у меня нет. Итак, мне дали слово, но я не сразу это заметила и несу какую-то ахинею. Прошу прощения. Но и у вас, наверное, есть передача, ради которой вы можете отложить все свои дела. Если уж фирмы и политики откровенно лгут у всех на глазах, то и вам в этом ток-шоу незачем придерживаться правды. Как? У вас есть своя правда? Но вы наверняка не единственный, и это вы тоже поймёте в ходе нашей передачи, которую мы теперь наконец можем транслировать. Пусть всё останется так, как сказано. Ещё нам понадобится новое платье, и мы купим его у Фюрнкранца на Кэрнтнер-штрасе, это очень дорогой магазин. Обычно женщина здесь больше не покупает, в деревне такие траты не окупаются. Платье из цветастого шёлка, очень дорогое, но ведь я этого достойна. Это венец, но не от «Jacobs Monarch», это венец женщины, которая хотела раз в жизни побыть королевой или хотя бы Белоснежкой, которой всё едино, спит она или проснулась, поскольку она уже не знает ни того, ни другого. Итак, спи, дитя моё, бай-бай, но сперва мы должны поехать домой, где стоит кровать, дневное уличное движение не такое напряжённое, а когда мы выберемся на автобан, то всё пойдёт как по маслу, дорожное ограждение укажет куда.

Никто женщине ничего не сделал, значит, она должна сама что-то сделать над собой, она должна что-то принять, с хорошей дозой алкоголя, великолепного красного вина, что-то вроде vino classic, это полезно. Одного бокала в день достаточно, чтобы продлить жизнь. Но нет, спасибо, это уже лишнее! Вначале женщина красиво оденется и уложит волосы на голове ещё раз сначала и по порядку, так, теперь помада, тени для век, тушь для ресниц. Сходить в туалет, только после этого надеть шёлковые трусики, подходящие к сорочке, которая уже надета и которую мы тоже купили. Прежде чем пустить себя в расход, мы потратим много денег на красивое бельё. Даже женщины, подобные отвесным скалам, потому что на них нельзя приземлиться, размягчаются, как бельё, под действием всемогущего средства, один колпачок которого надо вылить в последнюю ванну (единственный, кто действительно нежен с нами!). Но если водрузить этот колпачок на голову, вид у нас будет дурацкий и по ушам потечёт. Ага: вот вы смотрите на себя пустыми глазами, и то, что вы видите, вам не нравится? Почему вам не нравится? Итак, я думаю, решение этой клавишницы, лишь слегка коснувшейся жизни, да, вот этой самой, она только что опять обожгла пальцы, решение принято правильно. Где записка, в которой мы всё написали собственноручно, где стеклянный флакончик, который мы специально выкрали из шкафчика в ванной нашей собственной подруги, у которой была эпилептичная собака, которая теперь тоже уже сдохла? Нам не нужно об этом спрашивать, потому что мы всё время об этом знали. Это средство — фенилбарбитурат, причём чистая субстанция, — с которым ветеринарные фармакологи элегантно обошли закон о наркотических средствах, кстати вполне легально, кстати, ну, не вполне, в руках опытного ветеринара это средство может творить чудеса, а в наших руках оно может сотворить только пепел, что не трудно, это может любая сигарета; кража не была легальной, нет, это было безобидное мелкое воровство ради пропитания, не наказывать же нас за него после смерти, ведь это было бы уже излишне! Флакончик с таблетками поднесён ко рту, таблетки постепенно проглочены, алкоголь вливается внутрь упоительно и успокоительно, нет-нет, это не больно, не бойтесь, жидкость весело догоняет и засаливает кругленькие штучки, которые сползают по глотке вниз, оп-ля. Почему жизнь вдруг становится такой весёлой? Всегда приходится бросать на самом интересном месте, роптал ребёнок, появляясь в дверях и плетясь к пианино, тоже клавишник, но ему ещё нужно как следует натрогаться этих клавиш, а то получит, да ещё и нужных клавиш. А то получишь! Так точно, вы же слышали: садись играй! Всё ему мало. Звучит любимая музыка. Уж если уходишь, так сделай это со всеми удобствами, да? Обувь должна быть расхоженной, ведь путь долгий. Какая разбалованная, а мы и не знали, она вдруг становится как штемпель, которому лишь бы скорее где-нибудь отпечататься, мы как нарочно подгадали в такой момент, когда уже и встать не можем, чтобы посмотреть со стороны на наш собственный оттиск. Ну ладно, хоть что-то от нас останется, как хорошо. Ну, тогда мы выскажемся прямо здесь, где улеглись, не важно: это был не просто мужчина, это был МУЖЧИНА всей моей жизни, единственный мужчина, которого я действительно люблю, всех других мужчин я всегда сравнивала бы с ним. Он получит и всё моё земное владение, а именно этот дом и всё, что в нём есть, нет, меня нет, меня он может предварительно спровадить, погребение уже оплачено, могила заказана. Он получит всё, что останется, правда, мне досталось это красивое новое шёлковое платье, эта сияющая рыжеватая краска на моих волосах и бордо в этом стакане, всё это стоило дорого, может, он рассердится на меня за эти траты, ведь теперь уже всё принадлежит ему; мои лучшие чёрные туфли-лодочки, которые я, правда, пару раз надевала и которые кому-нибудь из публики оперы и концертов, может быть кому-нибудь из вас, дорогие дамы и господа, окажутся знакомы, если вам случалось, как и мне, легко впадающей в краску, смущённо опускать глаза долу, потому что трубач при вступлении пустил петуха. Я бы с удовольствием упала на пол, как этот фальшивый звук, но я уже лежу в кровати и больше не могу подняться. Я больше не выйду. Мой телефон я заблокировала, как знать, что бы я могла ещё учинить. Вдруг бы я решила вызвать неотложку и с улыбкой смущения виновато попросила о спасении, но теперь им уже не спасти меня. Мне легче умереть, чем выбиться из такта и выйти из ряда вон, чтобы сказать: да взгляните же вы на меня, вот она я, неужто мне нужно проглотить горящую лампочку, чтобы вы меня наконец заметили? Уж лучше я проглочу этот компонентный клей, который и через тридцать лет ещё можно будет обнаружить в моём костном мозге, если кому-нибудь взбредёт в голову через тридцать лет в нём ковыряться. Никто никогда не докапывался во мне до дна, которое, впрочем, не глубже ванночки для ног. Нет никого, кто бы открыл мне рот и удалил оттуда ядовитые штучки — необычный, но иногда применяемый способ оживления. Женщина. Она не похожа на труп, она похожа на спящую, я бы сказала, что это спящий труп, очень даже привлекательный после смерти, которая разглаживает всё; так высоко котироваться можно ещё только после смерти от кровопотери. Но тогда, пожалуй, становишься мертвенно-бледной или что-то в этом роде. Скоро минует фаза пробуждения, поскольку пробуждения больше нет. Так, теперь всё. Глаза больше не откроются, чтобы кто-нибудь посторонний не попытался по ним читать. Теперь вы понимаете, почему в мире сказок и сказаний долговременный сон персонажей так часто оказывается мудрёным, скрытым способом жизни — причина в видимости. У нас есть выбор: пасть смертью храбрых, упасть замертво, преставиться или умереть. Не тревожьтесь, она лишь спит, старая девочка, без поцелуя соизволения, но с заверенным волеизъявлением в конверте рядом с собой на подушке. Она хорошо держала свою собственность, эта маменькина дочка, и правильно делала, собственность теперь может уйти. Никто не станет ждать с часами в руках перед дверью, когда она придёт домой. Она бы и рада, по мне так и пусть, попасть в другие руки, потому что и собственности иногда хочется разнообразия. Вот по женщине проходит дрожь, я в последний раз окликаю её по имени, о, я только сейчас его вспомнила, а может, никогда и не знала, оно здесь где-нибудь стоит, а? — мне было только поручено ею написать всё это. Осторожно, сейчас придёт сон, будьте спокойны, слово всё ещё у меня, вот сон стучится в дверь, целеустремлённо проходит сразу к мозговому стволу, карабкается по нему вверх, чтобы сначала настроить на свой лад психологическую готовность. Приходит сладкий сон, входит прогулочным шагом. Все молчат, звенит звонок, начинается урок, кто хочет к доске? Никто? Ну, тогда пусть за меня говорит химия, а она говорит: депрессия дыхания до полной остановки, слабость кровообращения до полного отказа (понижение температуры и затухание работы почек до энурии, отсюда и имя Барбара-Энури). Ладно, пусть. Не наше дело заниматься пятнами на постели, запоздалым и невезучим брачным платьем, и символ «умирающее сердце» на ЭКГ будет сам по себе, а умершее сердце само по себе. Зависимости от медикаментов не зафиксировано, да в наши дни она была бы необычной, ведь эти средства тотально вышли из моды. Не может быть никакой причины, вынуждающей прописывать эти средства беременным, пожалуйста, и вы не делайте этого, если вы врач. Кто ж кого вынуждает. Даже юбку носить вместо брюк нельзя никого принудить. Женщина падает в ноги перед собой самой, но кровать ей этого не позволяет, да и платью положено падать лишь живописными складками. Останки оставят на кладбище, но лучшее, что в ней было, останется здесь, оно осязаемо, — это кирпич, стекло, бетон, сталь и гипс. Больше ничего. Смешно, что чирикают птички или что один подносит другого к устам, но тот по усам течёт, а в рот не попадает.