Любовь со второго взгляда - Алла Сурикова

В Афинах на высоком холме стоит Колизей. Со всех сторон величественный и великий. К нему надо долго и трудно подниматься. К его истории надо тянуться. Его надо постигать. А я общалась с Гришей Гориным запросто, советовалась с ним, смеялась и обижалась, радовалась и переживала. Просила посмотреть материал еще не готовой картины и дать пару советов… И Гриша смотрел, и давал советы, и звал на свои премьеры, и дарил свои книги… А главное — дарил себя.

Мне повезло — моим редактором и другом на пяти картинах была Любовь Горина. Любовь — во всех прямых смыслах. И это означало, что Гриша становился лицом заинтересованным. Мы этим пользовались. Многие пользовались тем, что Гриша не умел отказывать, ему просто неудобно было сказать: я занят… Но, может, тогда он и не был бы Гришей Гориным…

Фойе Дома кино. Сижу с какими-то людьми. Травим анекдоты смеемся, пьем пиво. Гриша меня увидел.

— Ага, значит, ты здесь сидишь, смеешься, время проводишь, а твой редактор Любаня вся испереживалась (речь шла о последнем этапе поправок — а их была тьма — по картине «Будьте моим мужем»)… Она не ест, не спит, нервно ходит из угла в угол, мне спать не дает и есть не дает тоже — а ты в ус не дуешь и слезы не льешь! Это никуда не годится! Пошли «дуть в ус» и делать поправки.

…91-й год. Тревожный. Грише 50. Дом архитектора. Все снова, как в 1919-м, решают для себя вопрос: уехать или остаться. Гриша говорит спокойно, честно, без пафоса о том, что он никуда не собирается. Лучше быть убитым здесь, чем живым трупом там…

…93-й год. Гриша организует групповое обучение английскому языку. Учимся каждый вечер по четыре часа — он, Люба и я.

— Стыдно не знать язык. Мы с Гельманом как-то летели в Америку. Я знал: «Ай эм Гриша Горин». Он не знал и этого. Промежуточная посадка в Шенноне. Выходим размяться в вестибюль. Саша тут же закурил, стряхивая пепел на свой пиджак. К нему подошла служащая аэропорта и стала что-то долго объяснять по-английски. Саша слушал ее внимательно. Ничего, естественно, не понял. Подозвал меня в качестве переводчика. Она начала свой длинный монолог сначала. Я, конечно, тоже ничего не понял и уже собирался признаться в этом и ей и Саше. Но!.. Вдруг среди потока слов я узнал два знакомых, которые только что долго светились на табло в самолете, — «ноу смокинг». Ноу смокинг! А, ну конечно же!

— Саша, дорогой! — сказал я снисходительно. — Она просит тебя не курить.

Саша с большим уважением посмотрел на меня и тотчас же выбросил горящий окурок в первый попавшийся синий ящик… Тут к нам со всех сторон аэропорта бросились полицейские и пожарные. Они сорвали синий ящик со стены, перевернули и стали яростно вытряхивать его содержимое на пол. Оттуда посыпались почтовые конверты… Да! Саша бросил свой окурок в почтовый ящик! Теперь понятно, почему надо учить английский?

…99-й год. День моего рождения. Отмечаем дома у моей дочери Киры. Мой младший внук Коля надевает Гришину кепку, и ввинчивается в Гришины колени, и не отходит, и ловит Гришин взгляд… Так мы их и сфотографировали… Когда он вырастет, я подарю ему Гришину книгу и расскажу, как смогу, о Грише.

…Март 2000 г. Грише исполнилось шестьдесят.

Я даже написала ему поздравление, но он укатил на свой юбилей к отцу в Америку — «Папа очень пожилой человек, девяносто, надо торопиться свидеться…»

И поздравление свое я ему так и не прочла. Не успела.

Дорогой Григорий!

Ты по происхождению врач, по жене — грузин, по таланту — писатель, по национальности — сатирик. Я поздравляю тебя с юбилеем и радуюсь, что ты снова стал старше. Ибо чем старше Сатирик, тем моложе его друзья, тем глубже его корни, тем шире его взгляды, тем изобретательнее его дикция, тем тоньше нюансы его образов…

У меня к тебе только одно пожелание — никогда не уезжай из этой страны, никогда не покидай нас. У нашего народа нет другого способа СПАСЕНИЯ РОССИИ, чем чтение твоих книг, смотрение твоих фильмов и спектаклей, слушание твоих выступлений.

…Май 2000 г. Мы сидим в музее-квартире семьи Мироновых: Марии Владимировны, Александра Семеновича и Андрея Миронова. День рождения Маши Мироновой. Она — уже взрослая молодая красивая женщина, актриса театра «Ленком», мать очаровательного, лукавого семилетнего Андрюши Миронова. И Гриша весел, и шутит, и с почти отцовской нежностью напутствует дочь своего когда-то самого близкого друга Андрея Миронова, и… не собирается умирать.

Июнь 2000 г. У меня съемки в Серпухове. На мобильном — тревожный голос отца.

— Только что позвонила какая-то женщина и сказала, что умер Гриша Горин.

— Папа, ты, наверно, что-то перепутал… Гриша не может умереть…

Ну, конечно, Гриша не может умереть. Он слишком талантливый и слишком много сделал хорошего на этой земле, чтобы умереть… А на панихиде в «Ленкоме» у меня все время было такое чувство, что завтра вечером, ну, может, через неделю — мы соберемся где-нибудь и Гриша будет очень смешно рассказывать «О том, как я умер и что из этого вышло».

В день похорон я назначила смену с двенадцати. Рассказала, что группа может снять без меня, достала букет белых пионов — Грише бы он понравился — и уехала в Москву прощаться… И как когда-то на похоронах Андрея Миронова — растерянные лица друзей… Марк Захаров сказал на панихиде, стоя на сцене лицом к залу: прости, Гриша, мы не успели отрепетировать твою смерть.

Музыку к картине «Дети понедельника» написал Евгений Крылатов. Мы уже были знакомы по работе в рекламном сериале «Мы — в Шопе».

Он написал красивую музыку для струнного оркестра. Она звучит в начале фильма.

Потом мне звонил из Сочи мой Володя Бутылочное горлышко:

— Линишна! А вот там у тебя этот… концерт. Ну там, где музыка…

— Да, и что, Володенька?

— А я вот пятый раз смотрю и все слушаю — а что за композитор? Чайковский? Первый концерт?

Я даже испугалась от такой его осведомленности…

— Нет, это Крылатов.

— А у него это тоже первый концерт или до этого что-нибудь было?

— Было, Володя, было… И много.

Основную музыкальную тему фильма мы отобрали и утвердили с Женей еще до съемок. А когда фильм был почти готов, предстояло написать финальную песню. Я пригласила высококлассного поэта Илью Резника. Но ситуация была непростая. Под готовую музыку очень сложно писать стихи. Кроме того, финал был предопределен: герой сажает яблоневый сад — под титрами этот сад расцветает…

А мне еще было важно, чтоб эта песня ложилась на героев, на их голоса, на их взаимоотношения… Была бы диалогом, разговором, продолжением их жизни…