Миссия в Ташкент - Фредерик Бейли

Я хотел поговорить с Махендрой Пратапом и, решил, дождавшись, когда он будет один, нахально зайти к нему. Живя в этой гостинице, я мог быть только «настоящим советским функционером», и у него не должно было быть никаких подозрений в отношении меня. Когда стемнело, я пошел прогуляться в сад, чтобы видеть, был ли Махендра один. Он был в комнате, разговаривая с молодым европейцем. Окно было немного открыто снизу, и я благодаря этому услышал, что язык был немецким. Тогда я вернулся к себе в комнату, чтобы дождаться отъезда его немецкоговорящего друга. Я сидел там один, когда раздался стук в дверь.

Я сказал «Войдите», и вошел, кого я совершенно не ожидал, сам Махендра в своих сильных очках. Он спросил меня на очень плохом русском языке, не могу ли я дать ему конверт.

Я сказал «Да, конечно», а потом добавил «Не вы ли великий индийский принц?»

Он ответил «Да, я».

«Тогда», — сказал я «Вы, должно быть, говорите по-немецки».

Это его очень обрадовало, поскольку он фактически не знал русского и сказал «Да, я говорю по-немецки и по-английски помимо моего собственного языка».

«Я хотел бы, если можно, поговорить с Вами о государственности Индии», — сказал я.

«Я с удовольствием поговорю об этом», — ответил он «Но только не сейчас, у меня важное письмо, которое надо отослать, после чего я буду свободен».

«Я подожду вас, а тем временем подготовлю самовар, и мы сможем поговорить с удобством», — сказал я.

Тогда он ушел к себе в комнату, и через несколько минут вернулись Мандичи. Я сказал им, что ожидаю в гости «Раджу Пратапа», под этим именем он был известен здесь. Мы приготовили наш самовар и стали ждать, и, наконец, пришел Махендра Пратап, и мы сели пить чай.

Он сказал, что очень плохо говорит по-немецки, а английский знает хорошо. Я сказал, что также немного знаю английский, но Мандич его не знает, и мы должны говорить по-немецки. Беседа была довольно трудной, так как, уставившись в потолок, он бормотал то, что хотел сказать на английском, и продумывал тщательно и старательно немецкий перевод, и мне было трудно иногда сдержаться от того, чтобы не сказать «Я вас вполне понимаю».

Он сказал, что единственной целью его жизни является объединение индуистов и мусульман против англичан, и что он хотел отдать все свое имущество для создания колледжа, в котором приверженцы этих двух религий могли бы обучаться вместе с этой целью, но закон запрещает ему распоряжаться свой собственностью таким образом и лишил его наследников. Однако он сделал все, что мог. Во время войны он попытался попасть в Германию через Кашгар. Когда он находился около китайско-афганской границы, он получил письмо (как он сказал, от Насруллы Хана — брата покойного эмира Афганистана), в котором сообщалось, что, поскольку Китай присоединился к союзникам, ему лучше отказаться от этого маршрута. Тогда он написал генералу Куропаткину, генерал-губернатору Туркестана и попросил разрешения на въезд в Русский Туркестан, в котором ему было отказано, и он получил возможность для поездки только после русской революции, когда Куропаткин был свергнут.

Он не был согласен с революционной политикой Ленина, как он и объяснил это большевистскому лидеру в нескольких личных беседах; Ленин нацелился на «Диктатуру пролетариата» и исчезновение высших сословий. Махендра Пратап считал, что система, при которой высшее сословие эгоистично работает только для своего обеспечения собственного преимущества и использует пролетариат для своих собственных целей, было неправильным. Но у вас должна быть интеллектуальная элита, и она должна работать на пользу пролетариату, а не только для себя. Я сказал, что это звучит для меня идеалистически, и трудно осуществимо на практике, хотя много людей из высших слоев общества во многих странах фактически рождают и распространяют такие или подобные идеи. Он сказал, что это может быть так, но это происходит медленно и еще много предстоит сделать. Эмир Бухары отказался встретиться с ним, сославшись на болезнь. И теперь Махендра Пратап намеревался вернуться в Афганистан, где он ожидал вскоре начала новой войны с британцами. В случае такой войны он намеревался попытаться заставить индуистов и мусульман Индии поднять вместе восстание в поддержку афганской армии, чтобы вызвать внутренние трудности в Индии. Если он не увидит возможностей это осуществить, то намеревался отправиться в Китай, чтобы изучить Буддизм и конфуцианство. По словам Махендры Пратапа, он не мог вернуться на родину. Я спросил его о британском правлении в Индии. Действительно ли оно было плохим? Он ответил, что оно не было очень плохим, и большинство отдельных британских чиновников, среди которых у него было много друзей, были честными людьми. В целом более честными, чем индийцы. «Если вы возьмете десять британских чиновников, то вы обнаружите только двух или трех, берущих взятки, но среди десяти индийцев таких будет пять или шесть. Это целиком обусловлено их более низким уровнем «культуры»».

«Одна вещь удивляет меня, раджа Пратап, — сказал я, — во время войны мы были близки к тому, чтобы разбить англичан. Они были очень близки к поражению. Если бы миллионы людей в Индии поднялись на борьбу, они, конечно, могли бы склонить чашу весов в другую сторону, и мы не проиграли бы войну. Как объяснить, что это огромное угнетаемое население ничего такого не сделало? Напротив, я слышал, что индийские войска фактически сражались за Англию». Напомню, что, хотя он не спрашивал, а я не уточнял никаких деталей, он думал, что я был австрийцем, который сражался только на Восточном Фронте. У Махендры Пратапа, встретившего меня там, где я сейчас находился, не могло быть никаких подозрений в отношении меня. Он был так же, как я думаю, впечатлен портретами Карла Маркса, Ленина и других революционеров, развешанных на стенах моей комнаты, покинутой незадолго до этого предыдущим постояльцем, агентом ЧК.

«Это вопрос, — сказал Махендра, — который меня всегда просят объяснить, а объяснение очень простое. Я задам вам вопрос «Кто были вашими союзниками во время войны?»» «Немцы, болгары и турки», — ответил я. «Это и есть объяснение.

Задача управления Индией самая трудная. Хотя я и ненавижу английское господство, и любое иностранное, я думаю, что английское лучше, чем могло бы быть ваше немецкое. Я не думаю, что немецкое было очень успешным в их африканских колониях. Более того, вы практичные люди, и если бы вы победили, вы бы не справились с управлением Индией. Вы бы, вследствие вашего союза с Турцией, ведущим независимым мусульманским государством, просто заменили английское правление мусульманским — турецким, афганским или северо-индийским, и положение двухсот двадцати миллионов индусов стало бы гораздо худшим, чем сейчас».