Василий III - Александр Филюшкин

Россия и Германия делили Европу. Как и в XX веке, это сопровождалось заключением договора о дружбе и военном союзе. Империя признавала права России на Киев и русские земли в составе Великого княжества Литовского, а Россия обещала поддержать Габсбургов в их борьбе с Ягеллонами за земли в центре Восточной Европы. Император признал Василия III монархом, равным себе, — в договоре он именовал его титулом кайзер, то есть цесарь, император. Это был грандиозный успех. Фактически Россия входила в Европу на правах союзника крупнейшей западной державы, Священной Римской империи.

Но был один нюанс, о котором Василий III не знал. Имперский дипломат превысил свои полномочия. Судя по инструкции, данной Шнитценпаумеру, ему вменялось только предварительно договориться о союзе и заручиться согласием России, но не заключать никаких договоров, тем более такого многообещающего содержания. Трудно сказать, почему посол зашел столь далеко. Может быть, он хотел этим выслужиться, может быть, уступил давлению нетерпеливого московского монарха, желавшего договор «здесь и сейчас». Так или иначе, Шнитценпаумер заключил договор, Василий III на нем присягнул, и теперь оставалось только Максимилиану его ратифицировать.

Польская дипломатия засуетилась. Альянс России и империи ничего хорошего Ягеллонам не сулил. В апреле 1514 года на Петроковском сейме было решено задобрить Максимилиана демонстративным замирением с Тевтонским орденом. Но польский посол Рафаил Лещинский, несмотря на роскошный подарок императору — 160 соболиных шкурок, был принят очень холодно. Максимилиан скептически отнесся к намерениям Польской короны самостоятельно урегулировать тевтонский вопрос и напомнил, что только он, император, является высшим арбитром в спорах Польши и ордена. Тогда посольство в поддержку Сигизмунда I прислал венгерский король Владислав Ягеллон. Максимилиан был очень доволен, расценив это как готовность Венгрии идти на уступки. Правда, он продолжал настаивать на имперском суде в тевтонском вопросе, причем Сигизмунд должен был заранее дать обязательство признать любое решение суда.

Дело, кажется, налаживалось. И тут выяснилось, какую свинью подложил императору Шнитценпаумер. Ведь по заключенному им договору империя теперь находилась в военном союзе с Россией. А Россия воевала с Короной из-за Смоленска. И верная союзническому долгу империя должна вмешаться в этот конфликт. И это тогда, когда все так хорошо складывалось и, казалось бы, было решено дипломатическим путем!

Ратифицировать договор было нельзя, но и отказываться от ратификации тоже нельзя — Василий III просто не понял бы подобных дипломатических кульбитов. Он выступил в третий Смоленский поход, рассчитывая на военную помощь империи и ее удар по Польше, что сковало бы силы Ягеллонов и не позволило бы оказать помощь Смоленску. Речь шла уже не об абстрактных принципах, а о конкретных действиях в конкретной ситуации. Империя воевать за русские интересы не хотела категорически, она рассчитывала на обратный вариант — чтобы Россия воевала за ее интересы. Ради этого, собственно, все и затевалось. И надо же такому случиться, чтобы русские всех опередили и начали войну раньше!

Поэтому решено было, всячески заверяя Россию в любви и дружбе, предложить ей другой, более мягкий вариант договора. Шнитценпаумер попал в опалу. Император решил, что имперский посол превысил полномочия и включил в договор обязательства, которые христианский мир не должен нести перед московскими варварами. Главное, что вычеркнул Максимилиан, это обязательство империи быть военным союзником России. Кроме того, он претендовал на роль арбитра — имперские представители должны были разобрать конфликт Сигизмунда и Василия III и выработать условия для их примирения. 4 августа русские послы, обескураженные таким поворотом событий, без ратифицированного договора, но с новой императорской грамотой отбыли в Москву. С ними ехали императорские послы Яков Ослер и Мориц Бугшталер. 1 декабря 1514 года они прибыли в Москву, но новые переговоры прошли безрезультатно. Василий III был оскорблен самим фактом самовольного изменения текста, на котором он уже принес присягу. Кроме того, его возмутило желание императора встать над схваткой и судить Россию с Польшей. Кому, спрашивается, был нужен такой судья? Император, что, претендует на власть над Русью и хочет указывать, с кем ей воевать и на каких условиях с кем мириться? Переговоры прошли в обстановке взаимонепонимания и завершились провалом. Русско-германский альянс не состоялся.

Империя вздохнула с облегчением. Почему? Здесь роковую роль для Василия III сыграло поражение под Оршей, скорее даже не само поражение, а та антимосковская пропаганда, которую Польша обрушила на Европу. Во-первых, всячески посрамлялась русская армия. Распространялись слухи о десятках тысяч убитых и множестве пленных. В подтверждение своих слов Сигизмунд послал русских пленных в подарок римскому папе и венгерскому королю. Во-вторых, умело разыгрывалась религиозная карта. Поляки указывали, что фактически спасли христианский мир, католическую Европу от нашествия схизматиков. Ну а в-третьих, всячески обыгрывалась тема русского варварства, звериной жестокости, тирании, ненависти к культуре и «латинянам» и т. д. Польская пропаганда преуспела в том смысле, что Максимилиан заколебался. Василий III уже не казался ему столь выгодным союзником.

Справедливости ради надо сказать, что провал был частично вызван глубокой пропастью между европейской и московской правовой культурой. Собственно говоря, Максимилиан предложил Василию III обычную имперскую практику. В Европе империя не раз выступала международным арбитром именно в подобных спорах. Этим пользовались и Тевтонский орден, и Польша, и Дания, и другие. Сторона, считавшая себя ущемленной, могла подать императору протест (протестацию) — и дело рассматривалось специальным судом. Его решения не всегда соблюдались сторонами, но, конечно, победа в суде придавала большие моральные стимулы и легитимные основания, например, для последующей войны. Никто при этом не считал, что император — глава христианского мира — покушается на чей-то суверенитет и что его суд кого-то ущемляет и унижает. Напротив, к нему апеллировали как к высшему авторитету.

Русской дипломатии подобная практика была абсолютно чужда. Весь правовой опыт Василия III протестовал против подобной ситуации; среди русских князей кто судит, тот и господин, хозяин положения. Поэтому Москва гневно отвергла такую процедуру, которая вообще-то на международной арене ее возвышала. Ведь распространяя на Россию в русско-литовском конфликте право разбирательства императора, Максимилиан тем самым вводил ее в европейское правовое поле, делал частью Европы, христианского мира. Василий же усмотрел здесь коварство, каверзу. Что ему такие юридические тонкости, международное право? Ему были нужны гарантии военного союза против Ягеллонов. Прямые и недвусмысленные. А империя предпочитала сперва говорить языком дипломатии и юриспруденции, а потом уж воевать. Поэтому стороны не договорились, да и при такой разнице политических культур не могли договориться.