Хирург - Наталья Деева

Может, она права? Вся эта беготня не стоит выеденного яйца, о нём давно забыли. Самое время вернуться, успокоить её. Он представил, как откроется дверь, выглянет мама и бросится на шею. Нет, скорее даст пощёчину, но потом все равно обнимет. Картина "Возвращение блудного сына". И будет всё, как прежде: теплая постель, привычная обстановка, письменный стол, Интернет… Как заманчиво!

Он взял телефон, открыл.

"Все люди на земле несвободны, потому что всегда есть те, кого они любят". "УМРИ". "Представляю, как он будет выгребать, такой незаменимый!" "Ты ведь дорожишь жизнями своих близких?"

— Я не могу. Всё не так просто… Рассказывать не буду, извини. Но если я позвоню, будет плохо всем.

Вернув телефон, он выбежал на улицу и побрёл по дороге мимо покосившихся заборов, мимо присыпанных пылью сосен, и шёл, пока не упёрся в магазинчик. Рука нырнула в карман: деньги есть. Сколько? Тридцатка. Как раз хватит на вино.

Спиртное — отличное обезболивающее. Три дня он парил в облаках, оставив на земле всё то, что гнетёт, но стоило отрезветь, и друзья превратились в кукол, радость — в опустошение.

Подходя к дому, он услышал флейту и остановился. Хорошая всё-таки Лера, хоть она и не любит мужчин. Хорошая, но странная. Нимфа — что с неё взять?

Она играла на своём неизменном месте, прислонившись спиной к яблоне. Усевшись на покрывало, похожее на ковёр-самолёт, Алекс откупорил бутылку, разлил вино по пластиковым стаканчикам. Дождавшись, когда Лера закончит, протянул ей стакан:

— Давай за удачную дорогу. Ты ведь сегодня тоже уезжаешь?

— Уезжаю, но я в Инкермане живу, тут недалеко, — она выпила залпом и снова заиграла.

На остановку пошли все вместе. Почти сразу подъехал полупустой "Икарус", распахнул двери. Алёна решила провожать любимого до вокзала, нимфа махнула ручкой и исчезла в салоне за спинами.

И опять это чувство утраты. Как будто они — перелётные птицы, а он — оседлая, глядящая вослед улетающей стае. Надо как-то дальше жить, хотя непонятно, зачем. Вернувшись домой, он залёг спать.

В дверь постучали. Он продрал глаза: за окном темнело. Кто это? Щёлкнул замком: Алёна.

— Ой! Я тебя разбудила? Извини.

— Да. Совсем опухший?

— Все мы такие. Слушай, давай ночью на море пойдём? А то с этими алкоголиками так и не получилось. Встретила знакомую, она говорит, вовсю планктон светится. Купался когда-нибудь в светящемся море?

— Как-то не приходилось, — ответил Алекс равнодушно. — Только в кино видел.

— О, я тебе завидую! Слушай, помоги мне воду в ёмкость набрать, а то напор большой, и шланг постоянно срывает.

Напор, и правда, был бешеным. Пришлось прикручивать шланг к трубе проволокой, но даже это не помогло, и Алекс держал его, орошаемый вырывающимися из-под рук фонтанчиками. Алёна говорила, что воду дают по четвергам и вторникам, остальное время ее приходится брать из ёмкости, так что действо, которое они совершали, было жизненно необходимым.

Когда появились первые звёзды и уже решено было идти на море, Алёне позвонил муж то ли из Нигерии, то ли из Намибии, и она уединилась наверху.

Освободилась она через полчаса и сказала без воодушевления:

— Ну что, пошли?

— Идём, — Алекс положил в пакет недопитое вино.

Асоциальный элемент

Память возвращалась кусками. Серебристый "Мерседес". Бычара на больничном ложе. Девушка с душой настолько же безобразной, насколько красива она сама. Струйка крови, бегущая на белый топ. Тело, выгибающееся дугой от судорог. Вот бы это был просто сон! Ольга думала, что, когда бычара умрёт, она будет отмщена, сейчас же мучилась чувством вины. Да, брюнетка — стерва, но она защищала своего мужчину, как могла. Разве это достойно смерти? В момент ярости Ольга была уверена, что да, достойна! Она хотела их уничтожить…

И они умерли.

В памяти мелькнула красная косынка. Толпа, собравшаяся вокруг скорой… Неужели и та женщина тоже мертва? По её вине.

Капли крови на подушке. Испуг в глазах соседки по палате. Уже тогда Ольга могла лишить жизни, лишь пожелав, но была слаба. А сейчас…

Она зажмурилась. Хотя бы это был сон, страшный сон. Вот бы проснуться — и ничего этого нет, и руки чисты, нет на них крови.

— Оленька, как ты?

…Эдуард. В голосе — усталость, смотрит настороженно. Обстановка незнакомая: диван, шкаф, стол…

— Где я? — прошептала она.

— В нейрохирургии, в ординаторской. У тебя вчера был приступ мигрени, я побоялся ехать домой.

— Который час?

— Раннее утро.

Это что же, он всю ночь провёл здесь, возле постели?

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова ватная, а так — нормально. Нужно было ехать домой, — она замолчала, собралась с силами. — Вчера… ты узнал?

Молчит. Наверное, решает, как это преподнести.

— Они мертвы, да?

— Да.

— Господи, — Ольга ткнулась в подушку.

Между ними как будто выросла стена. Эдуард старался держаться приветливо, но что-то недоговаривал.

— Помнишь основное правило: не убей человека, даже обороняясь, иначе…

— Ты думал, что я умру из-за них? Я ведь могу. И поделом! Хочу заснуть. Сделай мне укольчик, как вчера…

— Это был наркотик. И это не поможет.

Стена всё выше, всё крепче раствор связывает кирпичики, ещё немного, и… Нет! Ольга вскочила с дивана, прижалась к Эду и прошептала:

— Я психичка ненормальная… Я не специально. Оно как-то само. Правда. Не веришь?

— Верю, Оленька. Верю, — он обнял её, погладил по волосам.

Ольга обмерла, провела щекой по его щеке… такое щемящее чувство — боль на границе с экстазом… и, повинуясь порыву, коснулась губами его губ. Если терять, то всё сразу. Сейчас.

Он ответил.

Неописуемая легкость полёта. И сердце колотится — тик-так, тик-так. Как же здорово! Несмотря на то, что небо затянуто дымом пожарищ. Горит город. В городе чума, на улицах — трупы. Может быть, она тоже заражена. Смерть, как личинка, отложенная в яйцо, растёт внутри. Но ей всё равно. Страх обезболен счастьем.

Отстранившись, она отошла к окну, посмотрела на светлеющий горизонт, на Эдуарда, и проговорила:

— Со мной всё будет хорошо. Знаешь, почему?

Он промолчал, подошел сзади, положил руки на плечи.

— Потому что теперь я слишком хочу жить. Поехали домой?

— Нет. Побудь здесь до вечера. Мне так спокойнее.

— Ты всю ночь не спал? — Ольга сжала его руку.

— Мелочи. Ты будь тут, никуда не уходи, а мне нужно… к одному человеку.

— К кому?

В ответ — молчание. Они уселись на диван, обнялись, и сидели, пока на стене не заплясали солнечные зайчики. Эдуард посмотрел на часы.