Лондон. Прогулки по столице мира - Мортон Генри Воллам

Барабанные палочки опустились, оркестр медленно, торжественно, почти помпезно вышел на площадь, наигрывая величавую полковую музыку. Мысок каждого сапога изящно тянулся к земле, как нога танцовщика. Показался знаменосец, окруженный сверкающей изгородью штыков. Оркестр заиграл бодрую мелодию, и гвардия отправилась в свои казармы.

Толпа зрителей распалась: кто поспешил следом за оркестром, кто — более искушенная публика — направился в противоположную сторону, чтобы встретить конных лейб-гвардейцев, скачущих по Мэлл от Уайтхолла. Их латы сияли так, как, наверное, и не мечталось рыцарям короля Артура. Белые султаны гроздьями снега ниспадали на сверкающие шлемы. Поводья лейб-гвардейцы сжимали белыми перчатками. Палаши искрились на солнце. Приблизившись к дворцу, конники взяли равнение на ворота: все выпрямили спины, выпятили грудь, палаши на плечо, колени под прямым углом. Караульные у ворот вытянулись по стойке «смирно».

Так, пышно, с размахом, началось это летнее субботнее утро в Лондоне. Зрители были в восхищении. Им открылся легендарный Лондон. Невозможно не поддаться общему радостному настроению: солнце над Мэлл, герани в клумбах, зеленая листва, блики на алом, золотом и на стали, флаги, штыки, палаши, перезвон упряжи, рокот барабанов, пение духовых — и Королевский штандарт Англии на флагштоке Букингемского дворца.

Я оглянулся, отыскивая взглядом своего собеседника. Он раскуривал трубку.

— Да уж, — буркнул он. — Лондон — чемпион и все такое… Только вот надо было мне углядеть это чертово средство…

Он попрощался со мной взмахом руки и понуро побрел прочь. Мы с ним никогда больше не увидимся — разве что я ухитрюсь однажды сломать себе шею не где-нибудь, а именно в Барнсли.

Нежелание англичан обеспечить своего монарха лондонским дворцом, подобающим достоинству и могуществу венценосца, всегда вызывало недоумение иностранцев и сильно беспокоило самих подданных его величества — по крайней мере, некоторых из них: в 1828 году герцог Веллингтон, выступая перед палатой лордов, заявил, что «ни один европейский сюзерен, я бы даже сказал, ни один благородный джентльмен не может соперничать в скромности условий проживания с королем этой страны».

Впрочем, на бумаге английские монархи имели в своем распоряжении самые роскошные дворцы, какие только можно вообразить. На протяжении двух последних столетий любому монарху, остро ощутившему «скромность условий проживания» и пожелавшему насладиться полетом фантазии придворных архитекторов, достаточно было снять с полки в Королевской библиотеке Виндзорского замка пухлый том, в котором содержались проекты по меньшей мере дюжины великолепных дворцов. Любой из этих дворцов, воплотись в жизнь планы его строительства, изменил бы Лондон до неузнаваемости.

Почему же, спросите вы, ни один из этих дворцов так и не был построен? Думаю, одна из причин заключалась в отсутствии средств, а другая, менее очевидная, — в твердом убеждении англичан, что никакие Лувры и Версали не могут быть домом для британской монархии. Все же эти многочисленные неосуществившиеся проекты не лишены любопытства, поэтому в них стоит заглянуть; начнем с грандиозного проекта нового дворца Уайтхолл, разработанного гением мертворожденной архитектуры Иниго Джонсом. Проект Джонса предусматривал возведение целого королевского «города» между Чаринг-Кросс и Вестминстерским аббатством, включавшего в себя весь Уайтхолл и Сент-Джеймс-парк. Размах проекта был таков, что Букингемскому дворцу (в ту пору Букингем-хаусу) в нем отводилась незавидная роль «королевского приюта, обсерватории и палаты редкостей», а Мальборо-хаус должен был стать «оранжереей экзотических растений». В дворце Джонса помещался бы не только королевский двор, но и парламент, суд и государственная служба, как того требовала традиция; в личное распоряжение сюзерена предполагалось передать гигантское здание на берегу реки, напоминавшее своими размерами и формой многоярусный замок.

Следующий автор дворцового проекта — сэр Кристофер Рен, который охотно взялся бы за радикальную перестройку Уайтхолла, но вынужден был усмирить фантазию; впрочем, в Гринвиче мы можем наблюдать, каков был бы результат, получи Рен заказ на работы в Вестминстере. Уильям Кент, архитектор здания Королевской конной гвардии, предлагал Георгу II изящный проект в палладианском стиле и просил выделить под строительство место на территории Гайд-парка. Сэр Уильям Чамберс по распоряжению Георга III подготовил проект и модель нового Уайтхолла. В 1766 году Джордж Райт возвел в Испании замок, проект которого он собирался предложить британской короне. В числе прочих свою лепту в изобретение проектов королевского дворца внесли также Соун и Нэш.

В этом стремлении к роскоши и помпезности отчетливо прослеживается неудовлетворенность тем обстоятельством, что французские короли жили, как подобает монархам, тогда как короли английские ютились в древних, ветшающих, неудачно спланированных зданиях, а то и в домах, уступавших размерами и богатством домам многих аристократов. Тот факт, что на берегах Темзы до сих пор не построено здания, способного соперничать с Лувром, воспринимался частью англичан как национальный позор. И все же… Учитывая большое количество архитекторов-любителей среди аристократов той поры, не может не удивлять, что ни один, даже самый скромный, из проектов нового дворца так и не был реализован. Очевидно, все дело в том, что континентальное представление о королевском дворце не смогло прижиться на английской почве.

У нас был Букингемский дворец, который с течением лет превратился не в место нахождения королевского двора (эту функцию по-прежнему выполняет Сент-Джеймский дворец), а в главную королевскую резиденцию в Лондоне; благодаря добродетели и личным достоинствам Георга V и королевы Марии, их наследников и преемников этот дворец стал самым известным и самым любимым в мире из всех дворцов. Кстати, весьма показательно, что Букингем-хаус стал королевским дворцом, так сказать, поневоле; это прекрасная иллюстрация типичного английского нежелания строить дворцы с размахом.

Территорию, на которой стоит Букингемский дворец, в правление Якова I занимали плантации тутовника; Яков верил, что шелководство «способно избавить народ от праздности и порождаемых ею пороков». Впрочем, эта теория умерла вместе с Яковом, а на месте плантации возник придорожный трактир, в который кавалеры Карла II приводили своих дам и угощали их пирожками с тутовой ягодой. В этом трактире бывали Ивлин и Пипс, а Джон Драйден приводил в него свою фаворитку, актрису мадам Рив.

По соседству с тутовой плантацией были построены три дома — Горинг-хаус, Арлингтон-хаус и, последним, Букингем-хаус. На офортах времен королевы Анны мы видим симпатичный квадратный дом из красного кирпича в голландском стиле; две полукруглые колоннады соединяют его с конюшней и хозяйственными постройками. Перед домом широкий двор с фонтаном, железная ограда и кованые ворота, украшенные венцом и гербом герцога Букингемского — подвязка и святой Георгий. Выглядывая из окон верхнего этажа, герцог видел аллею вязов и лип — нынешнюю Мэлл. Вдалеке возвышался купол собора Святого Павла, окруженный шпилями церквей Сити, а чуть ближе и правее, за лугами и парком, виднелась колокольня Вестминстера. При взгляде на Мэлл герцогу открывался вид на длинный канал и утиную заводь, выкопанные по распоряжению Карла II; сегодня это озеро в парке Сент-Джеймс. Рассказывая о новом доме в письме к другу, герцог поведал, что под самыми окнами остался клочок леса, где водятся дрозды и соловьи.

После смерти герцога Букингем-хаус перешел во владение вдовствующей герцогини, третьей жены Букингема, по слухам, незаконнорожденной дочери Якова II от Катарины Сидли; достоинства последней были столь сомнительны, что Карл II искренне полагал, будто она — живая епитимья, наложенная исповедником на его грешного братца [30].

После кончины высокомерной и эксцентричной дочери Якова и Катарины дом приобрел Георг III в качестве свадебного подарка королеве Шарлотте; с того самого дня Букингем-хаус неразрывно связан с королевской семьей. Король Георг и королева Шарлотта вели в этом сельском домике приятную и спокойную жизнь, оставив для приемов и придворных увеселений дворец Сент-Джеймс. Когда наш великий строитель принц-регент взошел на престол под именем Георга IV, он, как и следовало ожидать, призвал к себе архитектора Риджент-стрит и повелел перестроить Букингем-хаус (или Куин-хаус, как его стали называть). Однако Нэш успел переделать дворец только снаружи — когда пора было браться за интерьер, и он, и его венценосный покровитель уже умерли. Новому королю Вильгельму IV Букингемский дворец категорически не нравился, поэтому он наотрез отказался туда переезжать и даже предложил его в качестве временного помещения для парламента после пожара, уничтожившего Вестминстер.