История димломатии, том 1 - Владимир Потёмкин

Дипломатические учреждения и методы дипломатической работы при Петре I.

Та сложная внешнеполитическая деятельность, которая развернулась при Петре I, требовала реорганизации учреждения, ведавшего международными сношениями, и создания новых дипломатических кадров. Доморощенные дипломаты с их приемами, выработанными на ходу, уже не были пригодны для новых задач внешней политики, выдвинутых сложной международной обстановкой начала XVIII века. При Петре вся дипломати­ческая служба реорганизуется по западноевропейскому об­разцу. В иностранных государствах образуются постоянные дипломатические миссии, отсутствие которых давало себя так сильно чувствовать еще в XVII веке. Уже в 1699 г. в Гол­ландию был послан А. А. Матвеев в звании «чрезвычайного и полномочного посла», в 1701 г. был назначен «министр» в Вену и т. д. Одновременно в важнейших европейских и некоторых внеевропейских странах появляются русские консулы для охраны торговых интересов царских подданных. С другой стороны, и при царском дворе с конца XVII века возникают постоянные иноземные представительства. Петр с большой настойчивостью проводил принцип неприкосновенности лич­ности послов, когда дело шло о представителях его страны. Большой шум наделал в 1708 г. случай с русским послом в Англии А. А. Матвеевым, который был арестован за долги, причем подвергся оскорблениям и даже побоям. Этот ин­цидент вызвал сильное волнение среди всего дипломатиче­ского корпуса в Лондоне, увидевшего в оскорблении русского посла нарушение международного посольского права. Мат­веев был освобожден. Пострадавшего посетили все «до единого иностранные министры, содрогаясь о таком афронте, от века не слыханном и нигде в историях... бесприкладном». Королева Анна выразила сожаление по поводу случившегося. Петр потребовал смертной казни для лиц, нанесших оскорбления его послу. Виновные, действительно, были привлечены к от­ветственности. На очередной сессии парламента поступок против Матвеева был признан преступлением «как перед англий­скими законами, так и перед международным правом, на коем основывается привилегия посланников». Внесен был специаль­ный законопроект «о сохранении привилегий послов и публич­ных министров»; он уточнил ряд вопросов, связанных с посоль­ской неприкосновенностью. В выработке текста закона при­нял участие и дипломатический корпус. Конечно, о примене­нии смертной казни не могло быть и речи, но английское пра­вительство снарядило специальное чрезвычайное посольство к Петру I с извинениями. Посольство было принято с исклю­чительной торжественностью, и Петр, «принимая на вид вни­мание нации, выраженное в парламентском акте, а также честь, оказанную ему королевой настоящим посольством», не настаивал на своем требовании. Таким образом, данный инцидент, благодаря энергичному вмешательству Петра, послу­жил поводом для законодательного оформления посольского права. Сам Петр, однако, гораздо меньше стеснялся с ино­странными послами. В 1718 г. он арестовал голландского ре­зидента в Петербурге Дебиса, который обвинялся в посылке неблагоприятных для России донесений своему правительству и в подозрительных сношениях с русскими подданными царя; к послу был приставлен караул, у него были отобраны все бумаги, сам царь подверг его допросу. Петр потребовал от Гол­ландских штатов его отзыва.

Старый Посольский приказ уже не удовлетворял новым потребностям государства в работоспособном органе внешне­политических сношений. Уже в начале XVIII века рядом с ним возникает при Петре «походная Посольская канцелярия», к которой постепенно переходят все функции Приказа. По об­разцу Швеции в 1716 г. в Посольской канцелярии был введен коллегиальный порядок решения дел, и она сама была пе­реименована в «Посольскую коллегию». Наконец, в 1720 г. была образована особая Коллегия иностранных дел, которая сменила старый Посольский приказ. Во главе коллегии были поставлены канцлер граф Г. И. Головкин и подканцлер П. П. Шафиров. При них были «канцелярии советники» А. И. Остерман, который впоследствии выдвинулся на пер­вый план на дипломатическом поприще, и В. Степанов. На их обязанности лежало «сочинять грамоты к чужестранным го­сударям, рескрипты к министрам, резолюции, декларации и прочие бумаги великой важности и тайны». Работа колле­гии шла под непосредственным контролем самого царя. При обсуждении особо важных «государственных тайных дел» он «высокой особой присутствовать в коллегии изволит».

Европейские порядки не сразу прививались в русской дипломатической среде. Под новой оболочкой продолжали держаться старые навыки местничества и понятия чести. Из иностранной практики черпались в первую очередь соот­ветствующие стороны этикета. «Русские, — писал в 1710 г. датский посланник Юль, — не отрешаются ни от одного из ста­рых русских обычаев, которые могут служить им к возвеличе­нию, и в настоящее время изучают чужие обычаи, пригодные для такого поддержания и умножения их достоинства и чести». Иностранные послы обижались на то, что русские официаль­ные лица никогда не делали первыми визитов. В отношении церемониала дипломаты Петра I были так же придирчивы, как и дипломаты его отца. При подписании русско-датского договора в 1710 г. возник спор, в какой очереди должны быть размещены подписи уполномоченных. Датский уполномочен­ный соглашался, чтобы в русском экземпляре на первом месте стояли подписи русских уполномоченных, но требовал, чтобы в датском на первом были подписи датских. Русские министры уступили, но прибегли к невинной уловке: канцлер подпи­сался и приложил свою печать на последнем месте, выше его подписался подканцлер, а на первом месте — датский послан­ник; «этим русские хотели намекнуть, что последнее место они считают первым и обратно». Любопытный случай местни­чества произошел при пожаловании Меншикову датского ордена Слона. Датский посланник предварительно взял с Меншикова обязательство отдавать предпочтение этому ордену перед всеми остальными, не исключая ордена Андрея Первозван­ного. Меншиков его обманул и стал носить оба ордена по­переменно. Даже сам Петр не отрешился еще от старинных понятий чести. При приеме иностранных послов он не имел при себе «ни шляпы, ни другого чего, чем покрыть голову», очевидно, чтобы не снимать шляпы при произнесении чуждого титула. Стоял царь под балдахином у самого края, не оставляя для посла места около себя. Все эти ухищрения, к которым прибегали еще в первое десятилетие XVIII века, конечно, были пережитком торжественного церемониала московских царей. С самими иностранными послами обращались порой не с тем уважением, какого требовал царь в отношении соб­ственных послов. До приезда в столицу их окружали попрежнему самым бдительным и придирчивым надзором, их служи­телей не выпускали со двора, а сами послы могли выходить лишь с разрешения местного коменданта.

Не сразу выработалось и необходимое для ведения широкой политики дипломатическое умение. Очень неодобрительно от­зывались в 1708 г. министры Людовика XIV о русских послах, приезжавших во Францию, которые, по их словам, «ничего не искали к пользе государя своего у короля и только делали гордые запросы». Дипломатические приемы в некоторых отно­шениях по своей наивности недалеко ушли от XVII века. Так, например, русские дипломаты редко соглашались давать от­веты в письменной форме, боясь связать себя этим. В1710 г. цар­ские министры требовали, чтобы Юль представил им зашифро­ванное полномочие с переводом на обороте; когда он отка­зался на том основании, что это значило бы выдать ключ к шифру, ему с деланной наивностью отвечали, «что особен­ной беды в этом не было бы, так как между царем и королем датским не должно существовать никаких тайн».

Таковы были кадры, с которыми Петр начинал свою дипло­матическую работу в совершенно новых по обширности и сме­лости масштабах. Тем более поражают те быстрые успехи, которые делает молодая петровская дипломатия. Ко второй половине царствования Петра уже вырастает новое поколение умелых и тонких дипломатов, которые отлично ориентирова­лись в международных отношениях и действовали и с большой ловкостью, и с несомненным тактом. Инструкция, данная в 1718 г. Петром уполномоченным на Аландском конгрессе, является, несомненно, образцом дипломатического такта и искусства. Петр предлагает «шведских уполномоченных глубже в негоциацию ввести... и весьма ласково с ними обращаться». В основу переговоров должно быть положено стремление «не только со Швециею мир заключить, но и обязаться дружбой». «Когда, — писал Петр в особой инструкции Остерману, — между обеими державами прежняя вражда и зависть исчезнет, а вечная дружба установится, то не только можем себя от дру­гих обезопасить, но и баланс в Европе содержать». Поэтому царь считал нужным предложить приемлемые для Швеции условия. «Мы знаем, — писал он Остерману, — что хотя бы мы через оружие свое и привели короля шведского к уступке всего нами завоеванного, то Швеция всегда будет искать воз­можности возвратить себе потерянное, и таким образом война не пресечется. Поэтому мы предлагаем следующий способ к искоренению всех ссор: если король уступит нам провин­ции, которые теперь за нами (кроме Финляндии), то мы обя­жемся помочь ему вознаградить его потери в другом месте, где ему нужно». Наконец, Петр проводит мысль о единстве интересов всех союзников, воюющих против Швеции. Поэтому он отказывается от сепаратного заключения мира: «если нам о прусском и польском королях не поставить условий, то этот мир будет на слабом основании, ибо нам нельзя их оставить в войне».