Площадь диктатуры - Андрей Евдокимов

"Да, настоящий ледоход еще впереди", - подумала Лариса, представив, как белая, слепящая от солнца масса заполнит пространство между берегами, и будет издалека слышно, как шуршат и трутся друг о друга края огромных, тяжело ворочающихся льдин.

Заглядевшись на воду, Лариса чуть было не прозевала назначенное время. Однако Ася Залмановна опаздывала, и, прождав четверть часа, Лариса занервничала.

Неожиданно напротив нее остановилась черная "Волга" с двумя усиками радиоантенн. Вышедший из нее человек был невысок, в распахнутом пальто ослепительно белела рубашка с узеньким темным галстуком. Лариса успела разглядеть ровный пробор и скрытую зачесанными волосами лысину. Мужчина прошел рядом и посмотрел как бы вскользь - глаза были светлыми и пронизывающими; от его взгляда Ларисе стало зябко, будто дунуло холодным сквозняком.

- Извините, я на всякий случай сделала крюк, - не отдышавшись, Ася Залмановна взяла Ларису под руку. - Давайте куда-нибудь отойдем, здесь так людно, и все на виду. Тут недалеко кофейная, там студенты собираются, да что я рассказываю, вы же здесь учились.

Они вошли в ворота и повернули под галерею - она тянулась вдоль всего двора, залитого лужами так, что было трудно пройти. Они молча прошли до конца, и перейдя площадь перед Библиотекой Академии наук, спустились в подвал, в маленькое всего на несколько столиков кафе. Когда-то, чтобы только войти внутрь, нужно было простоять в очереди не меньше часа, но теперь в кафе было безлюдно.

- Теперь здесь кооператив, и студенты не ходят потому, что слишком дорого, - сказала Ася Залмановна и, увидев, что Лариса достает кошелек, замахала руками. - Не надо, я сама за себя заплачу.

Они немного поспорили, но в конце концов Лариса заплатила за два кофе и пирожные. Себе она взяла "корзинку" и "картошку" - она любила их с детства.

- Не знаю с чего начать, - боязливо оглянулась Ася Залмановна, когда они устроились за угловым столиком. - Прежде всего успокою: вы абсолютно здоровы. Даю вам честное слово, вы совершенно здоровы и никаких отклонений по моей специальности у вас никогда не было.

Не понимая, о чем хочет она сказать, Лариса только кивнула.

- Но кто-то хочет, чтобы вы оказались больны!

- Кому это надо, кто хочет? - начиная волноваться, спросила Лариса.

- Утром, как только пришла на работу, меня вызвали в отдел кадров. Там сидел какой-то мужчина, назвался Владимиром Петровичем. Но, думаю, он соврал. Когда я входила, начальник отдела назвал его по-другому, я не расслышала, но что не Владимиром Петровичем - точно. Впрочем, это не важно. Он стал расспрашивать о вас, как вы ко мне попали, уверена ли я в правильности диагноза, и знаю ли, что будет, если диагноз ошибочен. Я сказала, что уверена, и спросила, кто он такой. Вмешался начальник отдела кадров, закричал, что я из государственного института устроила частную лавочку, беру с пациенток деньги и с вас тоже, и что меня надо отдать под суд. Я ответила, что никаких денег не брала, и мои выводы не могут быть ошибкой.

Лариса заметила, что ее руки трясутся так, что она не может донести чашку до рта.

- Не волнуйтесь, Ася Залмановна, в конце концов, ведь ничего страшного не случилось, - сказала она.

- Тогда они стали меня уговаривать, чтобы я аннулировала вашу справку, сказали, что так нужно. А потом этот, который Владимир Петрович, показал мне какое-то удостоверение и велел подписать бумагу, что никому не расскажу. Но я уже не могла сдержаться, порвала ее и ушла. Они меня не отпускали, но я пригрозила, что начну кричать. Я в институте двадцать два года работаю. Я никогда не поставлю ложного диагноза, никогда! Просто не могу, меня все знают! - Ася Залмановна выпрямилась и повторила: - Никогда! Многим можно поступиться, но только не этим.

- Они выгонят меня с работы, а мне всего год до пенсии, - помолчав, сказала Ася Залмановна.

- Не выгонят! Ничего они вам не сделают. Я обещаю, даю честное слово, - сказала Лариса, еще не зная, что надо сделать. - Не волнуйтесь, Ася Залмановна, все будет хорошо.

Выйдя из кафе, они попрощались. Ася Залмановна пошла к себе на работу, а Лариса снова вышла на набережную. Она не понимала почему, но была твердо уверена, что во всей этой истории так или иначе был замешан Николай. В любом случае он что-то знал, иначе почему вдруг заговорил о справке?

"Но зачем? Зачем ему это надо?" - думала Лариса и не могла придумать ответа. Внезапно она решилась. Третья из проезжавших мимо машин остановилась.

- В Смольный! Скорее! - сказала она водителю и, не спрашивая согласия, захлопнула за собой дверцу.

- Пятерик вперед, - не трогаясь с места, сказал шофер.

- Зачем вперед? - спросила Лариса, протягивая ему пятирублевку.

- Так, на всякий случай, вдруг передумаете.

- Закурить не найдется? - спросила, чувствуя как сильно бьется сердце.

- У меня только "Беломор"!

Лариса закурила, но закашлялась от первой же затяжки, на глазах выступили слезы и она бросила папиросу в окно.

Из вестибюля Смольного она позвонила мужу. Секретарша сказала, что он скоро придет и позвонила, чтобы выписали пропуск. Лариса легко нашла кабинет мужа - небольшую комнатку с выгороженным фанерой закутком для секретаря.

Николай уже пришел и встретил ее с удивлением.

- Рассказывай, что случилось? - спросил он, отворачивая лицо, но Лариса все равно почувствовала знакомый запах коньяка.

- Не я, а ты рассказывай, зачем затеял эту гнусь с моей болезнью! она почти кричала, но ей казалось, что говорит шепотом, заметив, как суетливо двигаются по столу руки мужа.

- Нет, я хотел, как лучше, хотел, чтобы ты дома, Миша совсем большой, ему внимание нужно, - сбиваясь, говорил Николай.

- Киста яичника! Омерзительней ничего не смог придумать?

- Это не я! - вскричал он. - Я не знал деталей.

- А шантажировать врачей тоже не твоя инициатива? - чувствуя его растерянность, каким-то свистящим шепотом спросила Лариса.

- Я никого не шантажировал, а кисту Арцыбулин придумал. Я не знал подробностей, честное слово коммуниста - не знал. Я только хотел, чтобы ты больше не летала. Если бы ты не принесла справку, ничего бы не случилось...

- Я бы ходила по врачам, валялась в больницах - это ты называешь "ничего бы не случилось"?

- Ну, в общем... Я хотел, чтобы ты отдохнула, в Свердловке были бы созданы все условия...

- Все условия, чтобы попасть в психушку - ты это задумал? Признавайся: задумал? - закричала Лариса и, схватив со стола стакан, изо всех сил бросила его об пол. В кабинет заглянула секретарша, но тут же захлопнула дверь.

- Ты - мерзавец! - стараясь успокоиться, проговорила она, чувствуя, как дрожат губы. - Немедленно, - слышишь, немедленно, - позвони и все отмени. И чтобы Асю Залмановну оставили в покое. Нет, пусть ей объявят благодарность в приказе.

- Я не могу, отменить не в моих силах, там же комитетчики поработали.

- Твоего Арцыбулина давно выгнали. Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу и не слышу?

- Сейчас не могу! Может быть, через несколько месяцев, когда все успокоится. Обещаю, что к лету я все устрою, только не сейчас, заискивающе улыбаясь, просил Николай. - Согласна? Я обещаю! Я понимаю, что виноват, только прости меня.

- Даю два дня. В четверг я пойду к знакомому журналисту и расскажу про все ваши мерзости, как вы к выборам готовитесь, какие слухи запускаете и про активные эти... вы их называете операции ...

- ... активные мероприятия, - машинально поправил Николай.

- пусть будут активные мероприятия! Расскажу все ваши клички: "Следопыты", "Дымки" и "Волокодавы"! Я помню, о чем ты с приятелями по пьянке болтал, пусть и другие знают, - задыхаясь, кричала Лариса.

- Только не "Волкодавы", - побледнев и сразу же покрывшись красными пятнами, сказал Николай.

- "Волкодавы" - в первую очередь. Про Горлова и Рубашкина, и кому вы наркотики подсунули - я все знаю, - заметив испуг мужа, настаивала Лариса.

- Замолчи сейчас же, ты не понимаешь, что говоришь, - попытался прервать ее Волконицкий.

- Не замолчу! Я сегодня же расскажу Пете Рубашкину, а то за два дня ты еще какую-нибудь пакость для меня придумаешь...

- Откуда ты знаешь Рубашкина?

- Представь, знаю! Если хочешь знать, это он устроил мне консультацию в институте Отто.

Волконицкий еще пробовал уговаривать, но Лариса чувствовала, что он сделает, как она велела. На душе было мерзко.

- Я не буду с тобой жить. Надеюсь, не будешь скандалить при разводе? уходя, сказала она. - И помни - у тебя два дня!

- Николай Владимирович, вам плохо? Может, врача вызвать? - спросила секретарша.

- Не надо врача! Догоните ее!

- Попросить, чтобы вернулась?

- Она забыла пропуск, отдайте, иначе не выпустят, - беспомощно махнув рукой в сторону лежавшей на приставном столике бумажки, сказал Волконицкий.

Немного погодя, он выпил граммов пятьдесят коньяка и вспомнил, что не сказал Ларисе, как он ее любит, и не сможет без нее жить.