Враг народа. Академия красных магов (СИ) - Блум Мэри

В другом конце зала, куда были устремлены глаза и уши всех собравшихся, за узкой деревянной кафедрой, такой же как в парадном зале академии, стоял Марк Островский.

— Королевство, — торжественно вещал он, — самый влиятельный орден в академии. Элементаль, Спарта и другие существуют, только потому что мы позволяем им существовать…

Тишина стояла полная. Слушатели, казалось, даже боялись пошевелиться, чтобы стулья ненароком не скрипнули и не заглушили голос местного короля. В такой обстановке шаги нашей троицы зазвучали особенно отчетливо, хоть мы и старались не шуметь. Все стали слегка изумленно оборачиваться, словно желая посмотреть, кто посмел опоздать, а Марк замолчал, глядя на нас, как учитель на провинившихся учеников. Под пристальными взорами всего зала мы добрались до стульев и торопливо расселись. Трех мест рядом уже не было, даже двух не было, так что мы оказались в разных рядах — я на левом, а парни на правом, причем Генка чуть сзади от меня, а Зорин чуть спереди.

— Опоздать в Королевство можно только один раз, — сообщил Марк, строго обводя глазами своих слушателей, — имейте в виду…

А затем собрание продолжилось.

Глава 32. Король и его Королевство

— У Королевства, — стоя за кафедрой, провозгласил на весь зал Марк Островский, — есть и другое название. Мы — орден верности и отваги…

Интересно, верности кому? Видимо, тому, кто возглавляет королевство… Мысленно хмыкнув, я покосился на сидящих на соседних стульях участников собрания. Все слушали очень внимательно, даже напряженно, застыв на месте, как мраморные статуи, не сводя с оратора глаз и ловя каждое его слово, будто за всем сказанным был скрыт какой-то глубокий смысл, который они боялись упустить. Лишь Генка, устроившийся на пару рядов сзади, нетерпеливо ерзал на месте. Наши взгляды встретились. Усмехнувшись, он загнул большой палец к ладони, растопырил четыре других и приложил к голове, изображая корону — удивительно емко передав и мои ощущения. Однако сидящая в ряду за ним Ева Островская шутки явно не оценила и от души пнула его стул. Тот протяжно скрипнул, а я фыркнул.

Марк за кафедрой моментально остановил свою пафосную речь и сурово оглядел зал. Хотя скрип стула был намного громче, чем мой смешок, глаза местного короля замерли именно на мне.

— Что смешного? — строго спросил он.

— Воздухом подавился, — отозвался я.

Еще пару мгновений поизучав меня, Островский отвернулся и невозмутимо продолжил:

— Если хотите стать членами Королевства, вам придется доказать, что вы можете быть полезны Королевству…

Слушатели, казалось, затаили дыхание, внимая каждому слову. Его спокойный уверенный голос щедро разливался по всем ушам, затекал аудитории в мозги и ощутимо их утюжил, разглаживая все, обо что мог споткнуться. Чем дальше, тем больше он вещал как проповедник перед паствой — того и гляди, поставит всех на колени и заставит на себя молиться. В отличие от Спарты, тут дрессировщик был просто отличным, и если там больше всего ценили силу, то здесь, видимо, послушание.

Раз за разом Марк повторял одну и ту же мысль, вбивая ее на всяческие лады в головы собравшихся: приглашением сюда нам оказали великую честь, которую мы теперь должны оправдать. Порядком устав слушать, я снова огляделся, пытаясь найти хоть что-то кроме безмолвного послушания. Однако студенты вокруг будто впали в транс — только Генка еле заметно позевывал в кулак, и Зорин, сидевший в пару рядов передо мной, с заметным скепсисом скользил глазами по залу. Поймав мой взгляд, он слегка приподнял руку и сделал какой-то жест. Я не понял и потянулся рассмотреть, и в этот момент стул подо мной громко скрипнул — как раз в паузе между словами этой зомбирующей речи.

— Что опять? — Марк мгновенно ткнулся в меня глазами.

Да что он ко мне прицепился?

— Стул скрипит, — ответил я.

— Ты слишком шумный, — строго заметил Островский, — а мы здесь ценим тишину.

— Буду шуметь потише, — пообещал я.

— По-твоему, — тут же отчеканил он, — мы здесь собрались попрактиковаться в остроумии?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да что с ним не так? Где его хваленая беспристрастность? Это же просто скрипнувший стул! Его глаза, гуляя по мне, казалось, обжигали холодом.

— По-моему, — сказал я, — я ничего плохого не сделал.

— Ты всем мешаешь, — припечатал Островский.

Разве что ему. Всем остальным, по-моему, было без разницы. Не прервись он сам, они бы и дальше трепетно ловили каждое слово и сидели, боясь даже пошевелиться.

— Если настолько неинтересно, — холодно добавил Марк, — дверь там, — его рука выразительно указала в другой конец зала. — Мы никого не держим.

Как корректно-то везде говорить “мы”, имея в виду только “я”. Он что позвал меня, только чтобы выгнать?

— Мы здесь уже насмотрелись на вызывающих новичков, — продолжил тем же тоном местный мастер. — Они думают, что уникальный дар делает их уникальными. Неважно, насколько уникален дар, если его носитель не готов служить и подчиняться общим интересам. Королевство — это не “я”. Королевство — это “мы”…

Ага, твое персональное “мы”. Это уже выходило не королевство, а диктатура какая-то. И ведь причина была вовсе не в скрипнувшем стуле. Скорее всего, ему не нравился я сам как человек. Другого объяснения столько резкого наезда в голову не приходило. Ну что сказать, я от него тоже не в восторге.

— А у вас короли здесь вообще сменяемые или как? — полюбопытствовал я.

У Островского аж дернулся глаз, на миг исказив его по-королевски сдержанную маску. В зале раздались несколько смешков, заметно портя серьезность собрания — один от Генки, один от Зорина и еще парочка с разных мест, как бы намекая, что я тут не один такой посмевший.

— Мастером Королевства, — сухо произнес Марк, — становится самый сильный маг в ордене.

— И как это определяется? — невозмутимо уточнил я.

— Поединком, — еще суше ответил он.

— И как позвать вашего мастера на поединок?

Пару мгновений его глаза с явным недовольством сверлили меня.

— Я понимаю, — после заговорил Марк, наконец-то перейдя на “я”, - что ты еще не отошел от своей холодной Сибири, где тебе, очевидно, отморозило голову… Наш мастер примет вызов только от того, кого посчитает себе равным. Ты таким не являешься.

— Почему? — спросил я.

— Ты даже не из династии, — с заметным небрежением бросил он.

— А как же от каждого по способностям каждому по труду?

Островский посмотрел на меня так, будто хотел спросить, где я такого нахватался.

— Ты уже не первый менталист, которого я знаю, — ледяным, словно обвиняющим тоном продолжил он, — и вы все одинаковые. Самонадеянные, считающие себя лучше других, ставящие личное выше общего…

Это он еще и про Нину, что ли? Характеристика была такая же не точная, как и в случае со мной. С тем же успехом он мог сказать все это и про себя.

— Но в твоем случае, — отчеканил Марк, — я этого терпеть не собираюсь. Не хочешь служить и подчиняться, значит, Королевству ты не нужен.

Да, я понял, Королевству нужны слуги. А я не для того поставил всю Спарту на колени, чтобы становиться на них самому.

— У меня только один вопрос, — вновь заговорил я, — а зачем ты меня вообще позвал?

— Ты прав, — мгновенно ответил он. — Мы, — опять это чертово “мы”, - ошиблись. Твое приглашение аннулировано. Можешь быть свободен.

Стул глухо скрипнул, и я поднялся, решив больше не терять времени здесь.

— Ну что ж, всего доброго вам.

Развернувшись, я направился к двери.

— И это урок остальным, — слова местного короля ударили мне в спину. — Даже если вы считаете себя избранным, не надо думать, что в Королевстве вам будет место. В Королевстве все равны…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ага, кроме его короля. Я толкнул дверь и вышел на улицу. Легкий ветерок приветливо пробежался по волосам.

— Куда? — хмуро бросил один из парней, стороживших вход по эту сторону.

— На волю, — хмыкнул я.

Выкинув в урну около крыльца свой конверт с приглашением, я направился прочь по желтой песчаной тропинке. В спортзале как ни в чем не бывало возобновились собрание. Островский продолжил пономарским голосом промывать своим слушателям мозги, вещая еще убедительнее, как выгодно быть в Королевстве и как надо это ценить. Перебивая этот поток, за спиной громко скрипнула дверь. Парни, сторожившие вход, что-то проворчали, по тропинке раздались быстрые шаги, и меня неожиданно нагнали Генка и Зорин, вместе вышедшие из зала — первый заметно взбудораженный, второй равнодушно-спокойный.