Последний настоящий дракон - Рэйчел Аарон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Невозможно, — прорычал Призрак. — Она никогда не изменится. Ее ненависть слишком глубока.
— Все может измениться, — сказал Джулиус. — Два месяца назад я думал, что мой клан всегда будет гнездом гадюк, но днем я видел, как все Хартстрайкеры бились бок о бок с кланами, с которыми мы воевали веками, — он повернулся к Алгонквин. — Если упрямые старые драконы могут измениться, чтобы выжить, ты тоже можешь. Ты же вода! Ты меняешься, так меняйся сейчас. Пусть старые обиды пройдут. Смотри вперед, а не назад. Если ты не можешь жить в этом мире, то работай с нами, чтобы построить то, в каком ты можешь жить. Но если ты все сейчас уничтожишь, то все будет кончено для всех, включая озера, которые ты так старалась защитить все это время.
Последняя часть была самой важной. Джулиуса с рождения учили видеть в Алгонквин врага, но даже когда он жил в ее тени в СЗД, он не сомневался в ее верности озерам. Все, что она делала, включая это, было для защиты земли и тех, кто был на ней, и это давало ему надежду. Она приняла много ужасных решений, но любой, кто мог умереть за других, мог быть убежден жить ради них. Даже тот факт, что она держалась за Левиафана шестьдесят лет, а не использовала сразу, было знаком, что Алгонквин не была неумолимым врагом. Она была в отчаянии, загнана в угол, как Эстелла или Челси.
Как он.
Когда Марси умерла, он мог творить ужасы. Творил бы, если бы Челси не остановила его. Когда она схватила его, линия между трагедией и выживанием дошла до одного момента. Одного решения — подстроиться, а не сломаться. Двигаться вперед, не умереть с клыками в горле врага. Это решение нельзя было навязать, потребовать. Можно было о нем попросить, и Джулиус делал это сейчас, с уважением опустив голову перед Алгонквин.
— Прошу, — он поклонился духу, которая хотела ему и его виду смерти десять тысяч лет. — Не сдавайся. Все мы сейчас тут, потому что мы слишком упрямы, чтобы умирать. Это у нас общее, так давай используем это. Будем упрямыми вместе. Будем биться, спорить и отказываться сдаваться, пока не создадим мир, в котором можем жить все мы. На это уйдет время, и все может стать хуже перед тем, как станет лучше, но если мы продолжим, ничто не помешает нам получить то, что мы хотим. Я прошу, чтобы ты пыталась с нами. Прошу, Алгонквин.
После его слов долго было тихо, а потом дух озера вздохнул.
— Ты умоляешь удивительно хорошо для дракона.
— Я не умоляю, — Джулиус поднял голову. — Я прошу тебя сделать то, что правильно. Это не конец. Ты еще можешь это исправить.
— Нет, — она сжалась в своей луже. — Это единственный путь. Смертные Духи…
— Что Смертные духи тебе сделали, что хуже того, что ты сделала с собой? — осведомился Джулиус. — Я видел твои озера, Алгонквин! Твои берега сухие. Твоя рыба мертва. Левиафан забрал из них каждую каплю, и ты ему позволила. Ты была их духом, но позволила им умереть.
— Стой, — прошептала Алгонквин, опускаясь ниже.
— Я не могу остановиться, — гневно сказал Джулиус. — Пока не прекратишь ты. Ты всегда заявляла, что ты борешься ради защиты земли. Теперь твой шанс это доказать. Прекрати это, Алгонквин. Не будь молотом, который ломает наш единственный дом.
Когда он закончил, грязная лужа Алгонквин была меньше тарелки. Когда она не поднялась снова, Джулиус испугался, что они опоздали, что Левиафан уже прикончил ее. А потом ее вода задрожала, и Джулиус понял. Алгонквин не была поглощена. Она плакал. Рыдала, рябь стала волнами.
— Я не могу, — всхлипывала она. — Не видишь? Слишком поздно. Даже если бы я хотела остановить это, я уже его впустила.
Она подняла ладонь из воды, закончив, и Джулиус охнул. В темноте пустоты вода Алгонквин выглядела грязной, но теперь по той ее части, которая была вытянута, в свете огня Чёрного Размаха, Джулиус увидел правду. Алгонквин не была грязной. Как всегда, ее вода была кристально-чистой. Цвет был иллюзией от тысяч темных тонких линий, тянущихся в ее тле. То, как они тянулись, напоминало Джулиусу корни, но не было ничего, похожего на растение, в том, как голодно подрагивали чёрные кончики, двигаясь по воде Алгонквин, словно хищники, пожирающие ее заживо.
— Выбора уже нет, — прошептала она, опуская руку. — Он уже в каждой капле моей магии. Когда он закончит поглощать всю воду из моих озер, он будет мной, и наш мир будет его миром.
Поражение в ее голосе вызвало дрожь у Джулиуса. Даже Марси дрожала, все ее тело тряслось, она опустилась на колени у мутного мелководья Алгонквин.
— Должен быть способ обратить это, — сказала она. — Это все еще твоя вода. А если мы…
— Ничего нет, — горько сказала Алгонквин. — Куда бы я ни смотрела, чего бы ни касалась, он уже там, и я так устала. Я боролась так долго, столько раз проиграла. Если бы я могла вернуться и что-то изменить, может, это не было бы пустой тратой, но, как любил каркать мне Ворон, мы не сможем вернуться. Прошлое уже прошло, и вскоре я буду там, — лужа горестно плескалась. — Я уверена, что это вас радует.
— Как ты можешь так думать? — спросил Джулиус с надрывом. — Что в моих словах заставило тебя поверить, что это не трагедия для всех?
Вода булькала, опускаясь даже ниже в ее луже.
— Ты самый странный дракон из всех, кого я встречала, — тихо сказала она. — Хотела бы я поговорить с тобой десятки лет назад, когда это еще могло помочь. Но теперь…
Она выдохнула, а потом подняла голову, ее зеркальное лицо поднялось с воды в форме ладони, только это осталось от нее.
— Я не буду извиняться. Я не такой конец хотела, но я сделала то, что должно было защитить мой мир, и я не буду извиняться за это.
От знания, что у нее были хорошие намерения, было хуже. Джулиус почти хотел, чтобы она умерла, проклиная их. Ненависть жалила, но конец был бы хотя бы чистым, а не трагичным бардаком. Глядя на Алгонквин, он мог думать лишь о том, что если бы он был лучше, сказал что-то раньше, он мог предотвратить это. Они говорили раньше, но он всегда был отвлечен другими катастрофами, чтобы обращать внимание на причину поступков Алгонквин.
