Драконий берег - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не хочу. Там слишком тяжело находиться. Сперва ушли горничные. Еще когда с Зои было все в порядке, просто… думаю, они не желали признавать ее хозяйкой, вот она и нашла повод уволить. Нанимала женщин для уборки, но все не то. Потом исчез садовник.
– В смысле – исчез?
– Да без смысла. Уволился. Рассчитали. Не знаю, спроси у Ника. Я просто приехала, а его нет. Лакеев Ник тоже рассчитал. Ревновал? Или просто решил, что не нужны. Потом до кухни черед дошел. Зои сказала, что сама будет готовить для любимого мужа. Она выгнала бы и ма Спок, но тут уж не получилось. Она ведь часть дома, часть самой истории. Ее прабабку привезла Патриция Эшби. Частью приданого. А Зои этого не понимала. – Губа Уны дрогнула.
– Ты ее не любишь.
– Не хватало мне еще ее любить, – она дернула плечом, будто желая избавиться от пиджака и ненужной вовсе навязанной заботы. – Она была лицемерной тварью. Ты ведь ее не помнишь, да?
Зои Фильчер.
Девочка в аккуратных платьях. Белые носочки. Косички. Строгий взгляд и перчатки с обрезанными пальчиками. Юная леди в том раздражающем и одновременно пугающем обличье, которое Томас видел только на страницах журналов.
Мать журналы любила.
А папаша ворчал, что покупать их – транжирство и перевод денег. Но все равно покупал, потому как стоило отказать, и транжирством оказывалась его охота вкупе с баром.
– Она любила казаться совершенством. Но не стеснялась делать гадости.
– Тебе?
– Она обзывала меня ублюдком. И еще полукровкой. Как-то сунула в сумку банку с чернилами, не закрутив крышку. Представляешь, что было?
Томас кивнул.
Шутка и вправду не выглядела смешной.
– И книги, и тетради… и главное, я знала, что это она. Я сказала, но никто не поверил. Как же… Зои ведь умница и красавица. И читает она лучше всех, и почерк у нее аккуратный. А у меня что у курицы, которая лапой, да…
Детские обиды заставили Уну хмуриться.
И губу нижнюю выпячивать. Губа эта слегка подрагивала, и казалось, что Уна вот-вот расплачется.
– Тебе это тоже кажется ерундой?
– Да, – согласился Томас.
– Потом, став старше, она не изменилась. Все те же гадости исподтишка. Слухи… она сказала мальчишкам, что я готова дать потрогать… это самое…
А румянец был ярким.
– За деньги… пара центов, и все… если доллар, то не только потрогать. А когда я одному трогальщику сломала нос, то получилось, что это я слишком нервно реагирую на простую шутку. Да и вообще… Нику стоило выбрать в жены кого-то поприличней.
– Тебя?
Вопрос вырвался сам собой. И Уна фыркнула:
– Из меня получится отвратительная жена. Я слишком долго воевала за право ею не быть. Но дело не в том. Понимаешь, и ты, и Ник, вы думаете, что прошлое – это прошлое, что она была ребенком и не понимала, что делает. Даже став старше, не понимала. Даже когда пустила слух, что я сплю с Дерри и что он может дать мной попользоваться… правда, с Дерри это не прошло, он в отличие от вас всех мне поверил.
И тем заслужил вечную признательность?
– Он сказал Зои, что если она еще раз откроет рот, то быстро перестанет быть хорошенькой. Ее отец, конечно, разозлился. А спустя неделю меня подкараулила парочка придурков, которые попытались показать, кто в городе хозяин. Тогда…
Уна провела ладонью по волосам.
– Мне обрезали косу. Отобрали одежду… и вообще…
А это уже не было шуткой.
– Кто?
– Твой старинный приятель. И твой братец. Дерри хотел добиться, чтобы их посадили, но так получилось… я защищалась и порезала Джера. В общем, если бы разбирательство, мне могло тоже прилететь. Так шериф сказал. И дело замяли. Будь Дерри здоров, он бы не отступил. А так… мы убрались к драконам. А в городе вспомнили, что Зои крутила и с Джером, и с твоим братцем. Оказалось, что сплетничать можно и о ней, людям дай только повод. Ей даже уехать пришлось, потому как пошли вопросы, чем она за услуги платила, да…
Маленькие игры небольших городов. Впрочем, не стоило обманываться. В больших городах тоже любят играть.
– Когда Ник вернулся, появилась и она. В общем… я ему рассказала, что Зои – не та милая девочка, которую она пытается играть.
Уна поднялась на ступеньку. А ведь ноги все еще босы, и Томасу в ботинках не жарко, а она стоит, будто не замечая ветра, и смотрит на море.
– Разговор, правда, вышел так себе… будь жив мистер Эшби, он бы понял. И поддержал. Он всегда говорил, что Ник слишком наивен, что в людях он видит только хорошее, а далеко не во всех людях это хорошее есть. А Ник поверил, что Зои изменилась. Стоило ей немного поплакать, покаяться, попросить у меня прощения за ошибки молодости…
Уна скривилась.
– Она мне даже подарок всучить пыталась. Но я знаю, что Ника она не любила.
– Почему?
– Когда любят, не заводят интрижек на стороне. – Она поднялась еще на ступеньку. – Кажется, я сказала лишнее?
– Кажется. – Томас подал руку. – Может, все-таки к дому? Или могу отвезти тебя к матери. Или в мотель. В горы?
Она покачала головой:
– Я обещала дождаться Ника. Но можно в саду посидеть. В саду неплохо.
Тепло.
И деревья заслоняют от ветра. Листва их, лишь опаленная дыханием осени, шелестит. А в траве прячутся кузнечики. Стрекочут, как когда-то.
Есть и лавка, каменная и с виду древняя, но вполне прочная.
– Нику я не говорила. Слишком болезненным было все, что касалось Зои. Да и вообще, я могла ошибаться.
– Ты в это не веришь?
Она села лицом к морю, будто не желая видеть дом, который с этого ракурса представлялся непомерно длинным, каким-то чересчур уж большим.
Три этажа. Сияющие трубы водостоков. Крыша.
И круглые каменные медальоны между узкими окнами. Над ними тянется лента облюбованного голубями парапета. Птицы курлычут, словно сплетничают.
– Не верю. Но отдаю себе отчет, что, возможно, просто потому, что считаю Зои стервой. На деле… я как-то видела ее в Тампеске, в отеле… нет, без мужчин, но она снимала номер. Зачем ей номер в отеле? И представилась чужим именем. Так делают, когда собираются скрыть свое.
– Когда это было?
– Полгода после их свадьбы. Где-то полгода. Она тогда взялась перестраивать дом. Хотела осовременить и все такое. Часто моталась куда-то то ли за каталогами, то ли за материалами. Ник не вникал. Ник доверчивый.
– А ты проследила?
– Нет. Действительно получилось случайно. Дерри становилось хуже. Он приехал к врачу, и