Частное расследование - Джонатан Келлерман

— Да, — сказал Майло. — Пациент в озере не тянет на Нобелевскую премию в области медицины.

Мои мысли вернулись к черной воде. Тридцать с лишним километров мути.

— Если она на дне водохранилища, каковы шансы найти тело?

— Не очень велики. Как сказал водолаз, видимость отвратительная, а район поиска огромен — водохранилище не осушишь, это тебе не пруд. И сорок метров — это уже близко к предельной глубине, на которой можно работать с аквалангом, дальше надо уже переходить на глубоководное снаряжение. Это означает большие расходы, большую трату времени и очень мало шансов на успех. Ребята шерифа не слишком торопились заполнять требования о дополнительном снаряжении.

— Расследование в исключительной компетенции службы шерифа?

— Ага. Чикеринг рад быть на подхвате. Большинство склоняется к тому, чтобы положиться на естественный ход вещей.

— То есть?

— Подождать, пока она всплывет.

Я представил себе как вздувшийся от газов, разлагающийся труп всплывает на поверхность водохранилища. Интересно, какое утешение я смог бы наскрести для Мелиссы, если (или когда) такое случится?

И что я скажу ей, когда она проснется?..

— Несмотря на преобладающее мнение, — сказал я, — как ты думаешь, есть ли хоть один шанс на то, что ей удалось выбраться из машины и добраться до берега?

Он озадаченно взглянул на меня.

— Отказываешься от своего сценария с убийством?

— Нет, просто исследую альтернативные версии.

— В таком случае, почему же она просто не подождала на обочине? Эту дорогу оживленной не назовешь, но в конце концов кто-нибудь бы здесь проехал и подобрал ее.

— Она могла быть в шоке, не осознавать, где находится, — возможно даже, она получила травму головы, забрела куда-то и потеряла сознание.

— Следов крови не обнаружили.

— Это могла быть закрытая черепно-мозговая травма. При сотрясении мозга крови не бывает.

— Говоришь, забрела куда-то. Если ищешь счастливый конец, то не там. Его не будет, если вертолеты не найдут ее в самом скором времени. Ведь она уже больше пятидесяти часов находится без всякой помощи, под воздействием внешних условий. Если бы мне пришлось выбирать способ смерти, я предпочел бы озеро.

Он снова встал и заходил по комнате.

— Хочешь послушать кое-что пострашнее? Выдержишь?

Я развел руки в стороны и выпятил грудь.

— Валяй, бей.

— Есть по меньшей мере еще два сценария, которые мы не рассматривали. Номер один: она действительно выбралась на берег, подождала у дороги, и кто-то действительно подобрал ее. Какой-нибудь мерзкий тип.

— Псих на колесах?

— Это возможная версия, Алекс. Красивая женщина, мокрая до нитки, беспомощная. Это могло оказаться привлекательным для человека с определенными... склонностями. Бог свидетель, мы такое видим достаточно часто — женщины, застрявшие на шоссе, и добрые самаритяне, которые на поверку оказываются никакими не добрыми, а совсем даже наоборот.

Я сказал:

— Это действительно страшно. Никто не заслуживает стольких страданий.

— С каких это пор мера страданий отпускается по заслугам?

— А номер два?

— Самоубийство. Эту идею высказал шериф Готье. Сразу после того, как ты увез Мелиссу, Чикеринг начал всем объяснять, что ты ее психиатр, потом стал разглагольствовать о проблемах Джины — плохие гены и все такое. О том, что в Сан-Лабрадоре полно всяких чудаков. Может, он и охраняет дворцы богачей, но им самим не очень симпатизирует. Ну, так вот, Готье и говорит: раз такое дело, то почему не самоубийство? Видно, у них уже были случаи, когда люди бросались в водохранилище. Чикерингу это ужасно понравилось.

— А что же Рэмп? Как он реагировал на это?

— Рэмпа там не был о — Чикеринг не стал бы распускать язык в его присутствии. До него даже не дошло, что я все это слушаю.

— А где был Рэмп?

— Наверху, на шоссе. Похоже, ему стало плохо, и его взяли в машину «скорой», чтобы сделать ЭКГ.

— С ним все в порядке?

— Со стороны ЭКГ — да. Но вид у него был довольно дерьмовый. Когда я уезжал, с ним все еще возились.

— Думаешь, игра?

Майло пожал плечами.

— Вопреки психологическим экскурсам Чикеринга, — рассуждал я, — не могу согласиться с версией самоубийства. Когда я разговаривал с ней, то не видел никаких признаков депрессии — ни малейшего даже намека. Напротив, она была настроена оптимистически. Ведь у нее было целых двадцать лет боли и страданий — достаточно для того, чтобы решиться наложить на себя руки. Зачем бы она стала делать это сейчас, когда уже жила в предвкушении определенной степени свободы?

— Свобода может быть пугающей.

— Всего пару дней назад ты говорил, что она была настолько опьянена свободой, что рванула в Вегас — отпраздновать это дело.

— Все меняется, — сказал он. Потом проворчал: — Ты всегда находишь, чем осложнить мне жизнь.

— А что может быть лучшей основой для дружбы?

25

Мы пошли взглянуть на Мелиссу. Она лежала на боку, лицом к спинке дивана; одеяло было плотно подоткнуто со всех сторон наподобие тугого кокона.

Мадлен сидела у нее в ногах на самом краешке дивана и вязала крючком что-то розовое и бесформенное, сосредоточив все внимание на руках. Когда мы вошли, она подняла глаза от вязанья.

— Она хоть раз просыпалась? — спросил я.

— Non, месье.

— А мистер Рэмп уже вернулся? — поинтересовался Майло.

— Non, месье. — Ее пальцы замерли.

— Давайте уложим ее в постель, — предложил я.

— Qui, месье.

Я взял Мелиссу на руки и отнес наверх, в ее комнату. Мадлен и Майло вошли следом за мной. Мадлен включила свет, убавила яркость и отвернула одеяло на кровати. Она долго возилась, укрывая Мелиссу и подтыкая одеяло, потом придвинула к кровати стул и уселась. Полезла в карман халата, достала свое вязанье и положила на колени. Она сидела неподвижно, стараясь не толкнуть кровать.

Мелисса пошевелилась под одеялом, потом перевернулась на спину. Рот у нее был приоткрыт, дышала она медленно и размеренно.

Майло с минуту понаблюдал за тем, как поднимается и опускается стеганое одеяло, потом сказал:

— Мне пора двигаться. А у тебя какие планы?

Вспомнив о ночных страхах маленькой девчушки, я ответил:

— Останусь пока здесь.

Майло кивнул.

— Я тоже останусь, — сказала Мадлен. Она зацепила нить, сделала петлю вокруг крючка и принялась за работу.

— Хорошо, — одобрил я ее решение. — Я буду внизу. Позовите меня, если она проснется.

— Qui, месье.

Я сидел в одном из мягких кресел и думал о вещах, которые гнали от меня сон. Когда я последний раз смотрел на часы, было несколько минут второго ночи. Я заснул сидя и проснулся одеревеневший, с совершенно пересохшим ртом и покалыванием в затекших руках.

Ничего не соображая, я резко выпрямился. Покалывания переместились, словно в калейдоскопе.

Перед глазами световые пятна — синие, красные, изумрудно-зеленые, янтарно-желтые.

Солнечный свет, просеивающийся сквозь кружевные шторы и цветные стекла витражей.

Воскресенье.

Я почувствовал себя осквернителем святыни. Словно задремал в церкви во время богослужения.

Двадцать минут восьмого.

Абсолютная тишина в доме.

За ночь здесь установился какой-то затхлый запах. Или, может быть, он присутствовал все время.

Я протер глаза и попытался навести ясность в мыслях. Встал, превозмогая боль в затекших мышцах, разгладил одежду, провел рукой по щетине на лице и потянулся. Боль дала мне понять, что не собирается так легко со мной расстаться.

В гостевой ванной комнате, находившейся рядом с холлом, я плеснул водой в лицо, помассировал голову и отправился наверх.

Мелисса все еще спала; ее волосы разметались по подушке, но лежали так красиво, что вряд ли это получилось случайно.

Картина напоминала мне фотографию похорон викторианской эпохи. Похожие на ангелочков дети в украшенных кружевами гробиках.

Я отогнал эти мысли и улыбнулся Мадлен.

Розовая вещица была по-прежнему бесформенна, но удлинилась на полметра. Интересно, спала ли она вообще. Она сидела босиком, ее ступни были больше моих. Пара вельветовых шлепанцев аккуратно стояла на полу у кресла-качалки. Рядом со шлепанцами стоял телефон, перенесенный сюда с тумбочки.

Я сказал:

— Bonjour.

Она взглянула на меня совершенно ясными, серьезными глазами, и крючок у нее в руках задвигался еще быстрее.

— Месье. — Она нагнулась и поставила телефон на место.

— Мистер Рэмп вернулся?

Она бросила быстрый взгляд на Мелиссу. Покачала головой. От этого движения кресло заскрипело.

Мелисса открыла глаза.

Мадлен укоризненно посмотрела на меня.

Я подошел к кровати.

Мадлен начала раскачиваться. Скрип стал громче.

Мелисса посмотрела на меня снизу вверх.

Я улыбнулся ей, надеясь, что это выглядит не слишком жутко.