Загадка Скалистого плато - Юрий Ясько

И еще один интересный вопрос: почему мавзолей возвели здесь, высоко в горах? Почему? Если Тамерлан был убежден в том, что на Скалистом плато ничего для его людей интересного нет, то, по обычаю мусульманского воинства, тело военачальника должно было быть похоронено если не на его родине, то хотя бы там, где уже есть кладбище правоверных. Выходит, здесь остались на жительство воины Тамерлана? Ну, если не на жительство, то для того, чтобы обшарить пещеры, найти сокровища, овладеть ими? А вдруг поиски принесли результат? Что, если ничего в недрах Скалистого плато уже давным-давно нет?

Думая об этом, Борис выстукивал каждую плиту, надеясь выйти на пустоту под одной из них, но камень отзывался на прикосновение геологического молотка звонко, задорным щелчком.

Уже полдень, а результатов — никаких. Выходит, это никакой не мавзолей, а ритуальная постройка. Может быть, временная мечеть. Конечно, это так! Коль скоро здесь жили люди Тамерлана, должна же была быть мечеть! Но где жили люди? Нет никаких следов жилищ. Не воздвигнута же мечеть для десятка — другого верующих. Словом, непонятная постройка. Стоп! Как известно из трудов востоковедов, на стенах и полах всех мечетей — будь то знаменитая Каирская или затрапезная в каком-нибудь забытом аллахом ауле — обязательными являются изречения из Корана. Обязательными! Без них мечеть не мечеть!

На бутовых камнях изречений не высечешь, но на известняке они должны быть?! Стены — отпадают, они из бута. Надо искать на полу. Туриев, ползая, осматривает каждую плиту, но ничего не находит — плиты ровные, гладкие, потемневшие от времени. На них нет никаких знаков, если не считать овала, нанесенного чем-то острым на самой крайней, южной плите.

Борис стучит по плите молотком. В ответ — тот же звук: звонкий щелчок. Следовательно, плита лежит на каком-то основании. Но тогда почему только на этой нанесен знак — овал? Может быть, своеобразный знак мастера? Я, мол, такой-то, закончил свою работу? Во всяком случае надо будет попробовать приподнять эту плиту.

Туриев связался по рации с Вермишевым. Сообщил о том, что сделал.

Два часа дня. Что, Заров решил не замечать его присутствия на плато? Может, до сих пор не поднялся? Первая ночь на Скалистом запомнится на всю жизнь. Сколько еще надо будет провести таких ночей, чтобы встретиться с Заровым? Две, три, больше? Во всяком случае надо определить, пока есть время, природу страшного звука.

Несомненно, действует акустическая система. На Скалистом плато достаточно пространства, чтобы ветер гулял свободно. Чтобы он так выл и бесновался, для этого воздушный поток необходимо направить в нечто подобное трубе. Вполне возможно, что система создана под землей. А скалы? Виктор Туриев отмечает в своей рукописи, что двенадцать скал, расположенные строго по азимуту северо-восток — юго-запад, напоминают ему клапаны гигантской флейты. Если клапаны, то должны быть отверстия. Этого определить Виктор Туриев не смог, не успел. Он, видимо, не испытал на себе дикий вой, опирался лишь на данные легенды. Если бы ему пришлось провести на Скалистом плато хоть одну ночь, он, несомненно, подошел бы к этому вопросу не умозрительно, а попытался бы найти причину.

Борис вернулся к палатке. Солнце стоит высоко, жарко. Развернул карту Арсентьева. По ней видно, что к северо-западу плато сужается до семисот метров. В этом самом узком месте и расположена гряда скал.

Почти в центре карты обозначено незначительное поднятие, в плане оно круглое. Кроме этого поднятия и гряды скал нет более или менее заметных ориентиров, если не считать нескольких десятков каменных глыб, разбросанных в божественном беспорядке.

На южной границе плато — гигантская каменная осыпь, она хорошо видна отсюда и напоминает застывший водопад коричнево-зеленого цвета. Итак, поднятие. Надо его осмотреть. А потом — скалы. Уж больно строго они ориентированы, не рукотворны ли?

Есть особое чувство — чувство гор. И рождается оно в душе не потому, что тебя окружает свежий воздух, что под ногами твердь, вознесенная на многие тысячи метров над уровнем моря, не потому, что ты идешь и слышишь, как пульсирует в твоих жилах кровь, что над тобой опрокинут ультрамариновый свод небес. Оно рождается от слитности всего твоего существа с окружающим миром. Ты как бы становишься частицей первозданного хаоса, нагромождения скал и ледников, четкого пунктира вершин, царапающих небо.

В лесу или в степи, в море или в пустыне ты можешь найти гармонию сразу, а в горах ее надо искать, не вдруг приходит сознание того, что причудливые складки пород, серебряные лезвия стремительных рек, грозные камнепады, таинственно зияющие пустоты в скалах, исполинские шатры снежников, — все это целесообразно и прекрасно.

О горах трудно говорить, о них надо петь. Тысячу и тысячу раз прав поэт, сказавший:

Лучше гор могут быть только горы,На которых еще не бывал…

И как хорошо сознавать, когда к тебе возвращается умение разговаривать с горами на «ты», когда старая привычка ходить в маршруты дает о себе знать полным дыханием, хорошим шагом, зорким взглядом, фиксирующим все то, что ускользнет от взора непосвященного в таинства геологии человека.

Сложные переплетения трещин, игра цветов, вызванных окислением тех или иных минералов, заманчивые блестки слюдяных вкрапленников, мелкие обломки гранитов, принесенных водами со склонов Главного хребта — как много можно по ним прочитать!

Вот и куполообразное поднятие. Диаметр его составляет около пятидесяти метров. Туриев осторожно ступает на поверхность купола. Медленно проходит по его краю. Огромные плиты известняка сходятся к вершине купола примерно под углом десять градусов. Между плитами — достаточно широкие трещины. Что это? Рукотворный свод! Такого не может быть! Не может быть хотя бы потому, что плиты эти надо было закрепить. Но они слитны с поверхностью Скалистого плато. Значит, купол вырублен в теле плато?! Фантастика… Но только такое объяснение можно найти феномену, когда плиты вырастают из известняка!

Борис лег на одну из плит, заглянул в трещину. Ничего не видно, только неприятный запах застарелого чеснока ударил в нос, вызвал жжение в переносице. Туриев громко чихнул, полость тут же отозвалась на этот звук непонятным рычанием.