Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин

— 8 августа «За социалистическое земледелие» констатирует, что повсюду урожай собирается с большим опозданием, часто несобранное погибает на полях. По данным сельскохозяйственного отдела ЦК партии, основная причина этого — нехватка технических средств, вызванная, в свою очередь, небрежностью, дезорганизацией, бесхозяйственностью и всякого рода задержками.

Так, например, необходимые запчасти для сельхозмашин поступают с опозданием или в недостаточном количестве.

— Строительство ремонтных мастерских повсюду задерживается. Например, строительное управление, призванное построить к определенной дате 300 мастерских, завершило строительство лишь… 14! Другое построило 8 из 353 обещанных и т. д. В Курской области завершено строительство только 3 мастерских из 91 запланированной.

— С другой стороны (опять-таки по данным газеты), возникают трудности и непосредственно при сборе урожая, так как этим летом (1939 г.) значительная часть пшеницы полегла из-за плохих погодных условий. Однако указаний о том, как приспособить комбайны к сбору полегших зерновых, дано не было.

— Наконец, продолжает газета, в этом году значительно сократилось число квалифицированных сельскохозяйственных рабочих, поскольку во многих местах механикам и трактористам не заплатили еще за прошлый год. Причина? Эти рабочие получают зарплату после того, как колхозы осуществят всех свои платежи. Но кое-где последние еще ничего не выплатили.

— «Известия» и «За социалистическое земледелие» констатируют, что из-за всех этих «затруднений» в 1939 г. было убрано на 64 миллиона гектара зерновых меньше, чем в 1938-м.

— В ноябре 1939 г. советская печать жалуется на значительное отставание в сборе картофеля и других овощей. Причины? Нехватка людей, лошадей и солярки, а главное, бесхозяйственность колхозников.

— «Известия» от 4 ноября 1939 г. признают, что к 25 октября совхозы сдали только 67 % зерна от запланированного, колхозы — всего лишь 59 %; на тот же день колхозы сдали государству только 34 % картофеля и 63 % овощей.

— В июле 1939 г. Съезд животноводов, состоявшийся на Украине, констатирует: 1) многие колхозы не имеют вообще никакого скота (45 % в Киргизии, 62 % в Таджикистане, 17 % в Рязанской области, 11 % в Кировской области, 34 % на Украине и т. д.); 2) численность поголовья скота в некоторых колхозах крайне низка: так, на Украине в почти половине колхозов менее 10 коров («только чтобы немного пахло коровами», — пошутил докладчик); 3) что поголовье скота в СССР после коллективизации в целом значительно сократилось.

Самое любопытное, что, как и почти везде, не было сделано ни одного здорового, реального и эффективного предложения.

Стоит ли продолжать?

Эти явления, признания и жалобы не прекращаются уже двадцать лет. Их можно было бы перечислять до бесконечности.

В СССР им уделяют некоторое внимание. Люди в какой-то степени приноравливаются к требованиям властей и… «выкручиваются как могут».

За рубежом вплоть до последнего времени об этом ничего не знали. Теперь правда постепенно становится известной. Чтобы составить полное представление о происходящем, следует обратиться к многочисленным трудам, посвященным этой проблеме и содержащим немало фактографии.

Мы же ограничились тем, что привели некоторые факты и цифры, позволяющие читателю полнее представить себе ситуацию для ответа на фундаментальные вопросы, которые нас интересуют. Главная тема нашей работы не позволяет нам надолго на этом задерживаться.

Однако нельзя не отметить один важный факт советской действительности.

Последние меры, принятые большевистским правительством для стимуляции деятельности колхозов, представляются весьма типичными.

Уже летом 1939 г. некоторые печатные органы, например, «Партийное строительство», № 10, констатировали, что основная беда советской системы — «слабая заинтересованность колхозников в качественной работе и достижении хороших урожаев». По сигналу сверху пресса принялась муссировать эту тему.

Некоторое время спустя, в январе 1940 г., «Известия» заявляют, что «партия и правительство» приняли решение стимулировать экономическую заинтересованность колхозников. С этой целью, говорилось в газете, отныне «Каждый колхозник должен быть уверен, что излишки собранного им урожая останутся в распоряжении колхоза и послужат улучшению работы хозяйства»[109]. (То есть раньше этого не было.) И добавлялось, что очень важно «развивать творческую инициативу колхозных масс».

Наконец, приказ ЦК партии и Совета Народных Комиссаров от 18 января 1940 г. предоставил колхозам некоторую экономическую независимость. Каждый колхоз получил право самостоятельно устанавливать план посевных (который, разумеется, в обязательном порядке «утверждается официальными властями»).

Само собой разумеется, этот своего рода колхозный нэп останется только на бумаге. Он представляет собой лишь маневр правительства, вызванный, главным образом, его неудачами в финской войне и практически не соответствующий сложившейся в стране ситуации. Впрочем, крестьянская масса прекрасно поняла суть этой очередной махинации: «реформа» была встречена полным безразличием.

Мы считаем, что этот эпизод ярко характеризует сущность большевистской «коллективизации».

Напомним, что в целом так называемая принудительная «коллективизация», предпринятая с целью полностью подчинить крестьян государству и представляющая собой новую форму крепостничества, трещит по всем швам. Она не привела к прогрессу. Ее крах очевиден. То, что мы видим, не оставляет в этом никаких сомнений.

Впрочем, даже советская печать вынуждена все больше говорить о серьезной борьбе между «частным» и «социалистическим» секторами в сельском хозяйстве СССР. Оно заброшено, почти открыто саботируется крестьянами при любой возможности и множеством различных способов. В итоге положение оценивается как «очень серьезное». Ряд очевидных уступок представляет собой попытки пробудить у колхозников заинтересованность в своем колхозе и преодолеть тенденции, противоречащие ей.

Нет ни малейшего сомнения, что попытки эти потерпят крах. Борьба крестьянина против крепостничества продолжится.

Оставим «материальную» — экономическую, промышленную, техническую — сферу. Перейдем к области, которую можно назвать «духовной».

Главным образом уточнения требуют следующие три пункта:

1) Проблема народного образования и просвещения;

2) Освобождение женщины;

3) Религиозная проблема.

К сожалению, я не смогу подробно остановиться на каждом из них. Подобная задача потребовала бы слишком много места и не является целью нашей работы. Ограничимся констатацией некоторых основных особенностей.

Образование и просвещение. — Многие годы несведущие и пристрастные люди утверждают, что большевики заставили совершенно непросвещенную, почти «дикую» страну сделать «гигантский шаг» по пути общей культуры, образования и просвещения.

Иностранные путешественники, посетившие тот или иной город, говорят нам о чудесах, которые «видели своими глазами».

Разве не приходилось мне слышать убежденное мнение, что до большевиков «почти не было школ для народа», и что сегодня «великолепные школы построены почти повсюду»? Разве не слышал я заявления, что «до Революции в стране было только два или три университета, а большевики создали их чуть ли не в каждом крупном городе»? Разве не говорят, что до прихода к власти большевиков почти весь русский народ не умел ни читать, ни писать, и что теперь неграмотность почти преодолена? Разве нельзя услышать — я привожу этот случай как пример невежества и глубоких заблуждений на счет России, — что царские законы запрещали рабочим и крестьянам доступ в средние и высшие учебные заведения?

Что касается путешественников, понятно, что они могли видеть в больших городах СССР несколько красивых современных школ, хорошо оборудованных и организованных: прежде всего потому, что подобные образцовые школы являются одной из принадлежностей всех больших городов мира (путешественник мог обнаружить их и в царской России); затем потому, что строительство таких школ является частью показательной программы правительства большевиков. Но ясно, что ситуация в нескольких крупных городах не имеет ничего общего с положением вещей в стране, особенно в такой огромной, как Россия. Путешественник, который хотел бы составить себе более менее правдивое представление, должен многое увидеть и следить день за днем, по меньшей мере, на протяжении нескольких недель, за развитием ситуации в глубинке: в маленьких городах, бесчисленных деревнях, колхозах, на заводах, удаленных от крупных центров, и т. д. Какому путешественнику пришла в голову подобная мысль, кто получил на это разрешение и возможность?