Последняя песня - Николас Спаркс

— Нет. Возможно, через несколько дней меня выпишут. По крайней мере я на это надеюсь, — улыбнулся отец.

Она сжала его руку.

— А что потом? Когда мы уедем?

Отец задумался.

— Полагаю, нужно закончить витраж. И начатую песню. Я по-прежнему считаю, что в ней есть... что-то особенное.

Она придвинула стул ближе.

— Нет. Я имела в виду: кто будет о тебе заботиться?

Отец не ответил сразу. И даже попытался сесть.

— Все будет нормально. Если что понадобится, позвоню пас­тору Харрису. Он живет в двух кварталах от меня.

Ронни попыталась представить пастора со шрамами на обо­жженных руках и тростью. Как он будет помогать отцу сесть в машину, когда сам с трудом ходит?

Отец, казалось, понял, о чем она думает.

— Я же сказал, все будет в порядке, — пробормотал он. — Давно знал, что это рано или поздно случится и что, если дойдет до худшего, при больнице есть хоспис.

Нет, она не может представить отца в хосписе!

— Хоспис?

— Все не так плохо, как ты считаешь. Я там уже был.

— Когда?

— Несколько недель назад. И на прошлой неделе возвращался. Они пообещали приготовить мне постель.

Еще одна деталь, которой она не знала. Еще одна тайна открыта. Еще одна истина, предвещавшая неизбежное.

В сознании Ронни все перевернулось. Знакомая нервная тошнота подкатила к горлу.

— Но ты, конечно, предпочтешь быть дома, верно?

— Верно.

— Пока не сможешь оставаться один.

Выражение его лица было невыразимо грустным.

— Пока не смогу...

Ронни вышла из палаты и направилась в кафетерий. Па по­просил позвать Джону.

Ронни, совершенно ошеломленная, брела по коридорам. Была уже почти полночь, но в отделении неотложной помощи народу, как всегда, было полно. Она проходила мимо палат. Две­ри многих были открыты, и она видела плачущих детей в сопро­вождении встревоженных родителей и женщину с неудержимой рвотой. Сестры толпились на главном посту, брали истории бо­лезней или загружали тележки. Странно, что так много людей могли заболеть так поздно, и все же большинство к утру уже разъ­едутся. Отца же переводили в палату наверху. Ждали только, ког­да документы будут оформлены.

Ронни прошла через шумную комнату ожидания к двери, ве­дущей в главную часть вестибюля и кафетерий. Когда дверь за ней закрылась, уровень шума резко упал. Ронни слышала звук собственных шагов, слышала собственные мысли. Ее заливали волны усталости и тошноты. В это место приходили больные люди. В это место приходили умирающие. И отец снова сюда придет.

Стараясь не глотать слюну, она вошла в кафетерий и потер­ла распухшие от слез глаза, пообещав себе, что постарается держать их открытыми.

Гриль в этот час был закрыт, но автоматы у дальней стены работали и две медсестры сидели в углу и пили кофе. Джона и Уилл устроились за столиком у двери, и Уилл, заслышав шаги, вскинул голову. На столе стояли полупустые бутылки воды, мо­лока и пакет печенья для Джоны.

Брат повернулся к ней.

— Что-то ты долго, — упрекнул он. — Па в порядке?

— Ему лучше. Но он хочет поговорить с тобой.

— О чем?

Джона отложил печенье.

— Я сделал что-то не так?

— Нет, ничего подобного. Он хочет объяснить, что с ним происходит.

— Почему ты не можешь сказать? — насторожился Джона, и сердце Ронни тревожно сжалось.

— Потому что он хочет поговорить с тобой сам. Как раньше со мной. Я провожу тебя туда и подожду у двери, договори­лись?

Джона встал и шагнул к двери, заставив Ронни тащиться сле­дом. Ей вдруг захотелось убежать, но она понимала, что нужно остаться с братом.

Уилл продолжал неподвижно сидеть, не сводя глаз с Ронни.

— Джона, дай мне секунду, — окликнула она.

Уилл с испуганным видом встал.

«Он знает, — почему-то подумалось ей. — Он точно знает».

— Не можешь подождать меня? — спросила она. — Конеч­но, ты, возможно...

— Разумеется, подожду, — спокойно ответил он. — Ровно столько, сколько будет нужно.

Ронни разом ослабела от облегчения и, бросив на него бла­годарный взгляд, пошла за Джоной.

Горе до сих пор обходило ее. Все близкие были живы. Хотя родители отца умерли и она даже помнила, как ездила на похороны, все же мало их знала. Они никогда не приезжали к ним и, скорее, были для нее чужими. После их смерти Ронни не тосковала и тем более не скорбела. Не то что по Эми Чайлдес, учи­тельнице истории в седьмом классе, погибшей в автокатастрофе в то лето, когда Ронни перешла в другой класс. Она услышала об этом от Кейлы и была потрясена смертью Эми. Такая молодая... ей не было еще и тридцати. Ее смерть долго казалась чем-то не­реальным. Эми всегда была так дружелюбна! Одна из немногих учителей, позволявших себе смеяться в классе!

Вернувшись в школу осенью, Ронни не знала, чего ожидать. Как люди реагируют на что-то подобное? Что думают другие учи­теля?

В тот день она ходила по коридорам в поисках признаков перемен, но если не считать маленькой таблички, привинчен­ной на стене около кабинета директора, не видела ничего не­обычного. 

И тогда ее это беспокоило. Правда, аварияслучилась летом и Эми успели оплакать, но, проходя мимо класса мисс Чайлдес, она заметила, что теперь там кабинет естественных наук, и ужас­но рассердилась, потому что всего за несколько недель память о мисс Чайлдес была так решительно стерта.

Она не хотела, чтобы подобное случилось с отцом. Не хоте­ла, чтобы его забыли так скоро. Он хороший человек, хороший отец и заслуживал большего.

Думая об этом, Ронни поняла кое-что еще. Она не слиш­ком хорошо знала отца, пока тот был здоров. И в последний раз общалась с ним, когда перешла в высшую школу. Теперь же, когда формально стала взрослой, настолько, чтобы голо­совать или записаться в армию, все это лето он хранил тайну. Каким бы он был, не зная, что с ним происходит? Каков он на самом деле?

Ей не по чему судить, если не считать воспоминаний о нем как об учителе музыке. Ронни так мало знала об отце! Понятия не имела, каких писателей он любит, каких животных. И даже под страхом смерти не назвала бы его любимого цвета. Все это не так важно и не слишком много значит, но иногда ее тревожи­ла мысль, что ответов она никогда не узнает.

Из-за двери послышался плач Джоны. Значит, отец все ему сказал. Ей хотелось повернуть стрелки часов назад, до того мо­мента, когда вылупились черепашки, когда в мире все было пре­красно.

Джона что-то яростно отрицал, отец его уговаривал. Ронни прислонилась к двери, жалея Джону и себя.

Что сделать такого, чтобы прогнать кошмары? Так хотелось стоять рядом с любимым парнем и счастливыми родственни­ками.