Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты справишься. – Он приподнимает ее за подбородок, смотрит в глаза. Она боится. Его маленькая любимая девочка с огромным животом боится того, что сейчас происходит с ней, с ее телом. – Я всё время буду неподалёку, за стенкой. Если что… помни – я рядом.
– Хорошо. – Она улыбается слегка вымученно. И тут же вздрагивает всем телом, охает. – Коля, твоя дочь такая же торопыга, как ты!
– Хулиганит? – Он улыбается ободряюще, опускается на корточки, прижимается губами к ее животу. – Доченька, веди себя прилично, слушайся маму, пока папа такси вызовет.
* * *
За окном рассвело. Медленно вальсируя, опускаются на землю крупные хлопья. Всё укутано снегом. Наверное, один из последних снегопадов этой зимой. А там уже недалеко и весна.
– А кто это у нас такой напряженный… – пропел за спиной знакомый голос.
Ник резко обернулся.
– Такой бледный… такой нервный… А-а, это наш папочка…
Он не смог ничего ответить сразу. Просто смотрел. Смотрел на свёрток на руках Дарьи Александровны.
– Ну, что стоишь столбом? Принимай дочь.
И он принял. Не весит, кажется, ничего. И сто́ит целого мира. Николай вглядывается в крошечные черты лица, но его глаза в этом не участвуют. Сердцем смотрит.
– Она красавица, – с придыханием говорит он.
– Конечно, красавица, – Дарья Александровна смотрит на ребёнка, наклонив голову. – На тебя-то не похожа, это соловьёвская порода. В маму пошла.
– Как Люба? Как всё прошло? Сколько баллов по шкале Апгар? – заволновался Ник.
– Девять баллов. А Люба молодец. Говорю же – девочка не в тебя пошла, в маму: маленькая, ладная, шустрая. Два восемьсот всего. Вышла отлично, без эпизиотомии и разрывов.
Ник едва заметно вздрогнул.
– Так что обе твои девицы просто умницы – и Люба, и…
– …и Леночка. – Он наконец-то решается прикоснуться к маленькой щёчке. В пальце покалывает – кожица невообразимо мягкая.
– Леночка? – усмехается Дарья. – А мне Люба сказала, что она еще не придумала имя дочке.
– Ну… – смущённо улыбается свежеиспечённый папаша. – Ну, я…
– Вот все вы такие! – засмеялась Дарья Александровна. – Мы девять месяцев ребёнка под сердцем носим, рожаем его в муках, а вы потом заявляете: «У меня Машка родилась! А вот и моя Катенька!» Где справедливость, Коля, где, я тебя спрашиваю?
– Ну… хм… Маше… и Кате… очень подходят их имена. Я не представляю, чтобы Машку или Катьку звали бы по-другому. По-моему, дядь Дима очень хорошие имена выбрал.
– Хорошие. Но не в этом же дело, а в принципе!
– Ну, она же Леночка… – Ник всматривается в лицо новорождённой дочери. – Она Леночка, это видно сразу.
Дарья Александровна наклонилась над малюткой.
– Леночка… Елена Николаевна Самойлова. Будущая Елена Прекрасная. Наверное, ты прав. Знаешь… – Она переводит взгляд в окно, на медленно падающий снег. – А ведь, кажется, совсем недавно… Вот так же напротив меня стоял Глеб. С тобой на руках. А теперь ты уже сам отец. Как летит время. Как же оно летит… В такие моменты я особенно остро чувствую, сколько мне лет.
– Э-э, нет! Я знаю, к чему это! Не думайте даже!
– О чём?
– Знаю я этот тон, этот взгляд, эти слова. Батя тоже иногда такую же пластинку заводит: «Я уже старый, мне надо на покой». Нет уж, дудки! Работать, Дарья Александровна, работать! Пахать!
– Молод ты меня учить.
– В самый раз. Нечего глупости говорить. Мы еще к вам годика через четыре за второй принцессой придём.
– Храбрый какой. Люба, между прочим, попросила меня, чтобы я ей всё, что можно, крепко-накрепко зашила, так как она больше на такое не подпишется.
– Чего-чего?!
От отцовского крика Леночка протестующее пискнула, и Ник совершенно выверенными движениями начал покачивать дитя.
– А чего ты хочешь, у Любушки стресс.
– Ну… это она… погорячилась…
– Факт, – усмехнулась Дарья Александровна. – Ладно, иди, утешь свою бесценную, а мы пока с Еленой Николаевной нанесём визит к ее тёзке – доктору-неонатологу Елене Валерьевне.
– Какие-то проблемы?
– Это стандартная процедура, папаша-параноик. Отдай мне ребёнка и иди к жене.
* * *
Николай зашёл в палату.
– Как ты?
– Чуть не умерла. – Голос у Любы слабый-слабый. – Это ужасно больно. Но я справилась.
– Да. Ты справилась. Ты у меня умница.
– Ник, ты ее видел?
– Да.
– Она красавица, правда?
– Красавица, правда. Леночка вся в тебя.
– Леночка? – Люба округляет и без того огромные глаза – синие, с голубоватыми тенями от усталости. – Леночка? Сволочь ты, Самойлов!
– Тебе не нравится имя? – виновато прищурился он.
Она смотрит на него какое-то время. А потом вдруг улыбается.
– Знаешь, она и в самом деле – Леночка. Ей… ей подходит это имя. Но вторую дочь точно буду называть я!
– Да? Хм… А мне тут сказали, что ты… больше не хочешь…
– Я передумала. – На бледных щеках у Любы появился слабый румянец. – И вообще, может, все-таки сына?
– Там видно будет. – Ник улыбнулся, взял Любину руку и стал целовать ее тонкие пальчики. – Спасибо тебе, родная.
* * *
Люба покормила малышку и осторожно положила ее в кроватку. Елена Николаевна, сытая и довольная, с любопытством разглядывала диво дивное – собственные ручки. У Любы есть полчаса или минут сорок свободного времени, пока ребёнок занят сам собой. Можно сходить в душ. Или помыть посуду. Или просто прилечь и… Тренькает звонок. Муж с работы пришёл? У него же ключи.
А это оказался не муж, а любимая свекровь.
– Юлия Юрьевна, вот это сюрприз! Здравствуйте, проходите.
– Здравствуй, хорошая моя. Вот, это вам, только не бери в руки, тяжёлый пакет, я сама отнесу на кухню.
– А что это?
– Да это мы с отцом пару вечеров посидели на кухне, вареников вам налепили домашних.
– Ой, ну зачем? Не надо, я бы и сама…
– Люба! – Юлия Юрьевна пытается быть строгой. – Ерунду в голову не бери. Это не тебе в упрёк – будто ты готовить не умеешь. Но я же женщина, понимаю, что у тебя сейчас со временем непросто. Зачем вам магазинными травиться, если есть домашние? Особенно тебе. Тебе нужны только качественные продукты, не только себя кормишь – ребёнка тоже. Где моя принцесса?
– В кроватке, только что поела.
– Сейчас вареники уберу в морозильник, руки помою и поцелую внучку. Смотри, вот эти с творогом, эти с картошкой, эти с грибами и капустой, а вот тут немножко – Коле, с вишней. Тебе пока с вишней нельзя.
– Я помню, – вздохнула Люба.
– Слушай, а если Леночка только покушала… Там такая погода замечательная – тепло, ветра нет. Давай-ка, собери нас погулять? А сама ложись спать.
Едва Леночка затихла, устав демонстрировать, как она недовольна тем,
