Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господа купцы из Рюммикона, конечно, на ночь глядя, по темноте, назад к себе не поплыли. Заночевали на берегу, и умный толстяк Вальдсдорф ночью нашёл способ прийти под стены лагеря с лампой и вызвать через стражу генерала. Волков же сразу откликнулся:
— Ну, что слышно?
Темно было, Волков велел ни ламп, ни факелов людям своим не жечь, потайной фонарь был лишь у Вальдсдорфа. Он его ещё и рукой прикрывал.
— Слухов много, господин генерал, — переводя дух, отвечал советник. — Купчишки наши, рюммиконские, будут просить у переговорщиков скорейшего мира.
Это было как раз то, на что генерал и рассчитывал, но толстяк продолжал:
— Но не все, не все таковы. Люди из других земель просят войны. Говорят, что вы растоптали честь земли, требуют возмездия.
— Вот как?! — мрачно спросил кавалер. — Возмездия хотят?!
— Да, господа с советники пребывают в шатком положении, сами переговорщики не захотят принимать столь неоднозначное решение. Я слышал, что в соседние кантоны посланы люди просить помощи.
— Так из двух кантонов помощь приходила, я же их побил, неужели ещё соберутся безумцы?
— Нет-нет, тут как раз речь идёт не о наёмниках, у нас меж горных земель есть конфедеративная договорённость, коли один кантон будет нуждаться в помощи, так остальные ему обязаны прийти на выручку. Раньше гордость земли Брегген не позволяла звать на помощь других, над нами иные земли посмеялись бы, что помещика мелкого, простого рыцаря, одолеть не можем, но теперь все о вас слыхали, все знают, каковы вы. Теперь уже нам не до гордости, а соседям не до смеха. Они придут.
Хуже ничего и быть не могло, у Волкова похолодело на душе. А советник ещё добавляет и добавляет плохого:
— Говорят, что те наши люди, что с королём на юг ушли, к весне обратно будут, наши генералы говорят, что соберут пять тысяч людей к следующей весне. Да ещё у соседей попросят три тысячи человек.
«Восемь тысяч! Рехнулись они, что ли? Неужели и вправду я так их разозлил?».
— Хоть что-нибудь хорошее скажете вы наконец? — зло спрашивает Волков. Луны нет совсем. Он видит только круглое лицо советника.
— Что ж, скажу и хорошее, — отвечает Вальдсдорф. — Казна сейчас пуста, много денег на дороги после паводков весенних ушло, много на войну с вами. Консулы хотят — есть такие — на войну с вами отдельный налог ввести. Но другие в совете говорят против, говорят, что земля разорена и денег надобных в этом году не соберут. Много вы денег в земле и так побрали. А ещё и торговать не даёте, значит, и займа нам под хороший процент не взять.
«Ну, хоть что-то хорошее…».
Волков несколько мгновений думал:
— Значит, совет кантона будет решать, быть войне или не быть?
— Нет, — вдруг говорит Вальдсдорф, — советники слишком хитрозадые, они не захотят брать на себя ответственность. Честно говоря, те, кто выступают за войну, вроде и выступают, а вроде и боятся…
— Чего? Чего они боятся? — в душе Волкова забрезжил лучик надежды.
Советник поморщился:
— Ну, — говорил не очень уверенно, — слишком многие говорят, что, может, вы это…
Вальдсдорф не договорил, замолчал на самом важном месте.
— Что это? Ну, говорите же вы, болван! Что говорят ваши многие? — Волков едва сдерживался, чтобы не схватить его за толстые плечи и не начать его трясти.
— Ну, что вы там… это… Длань Господня. А вернее, что вам помогает сатана… вот. Вот они и боятся, что вы и наше новое большое войско побьёте. Вот и боятся все, не знают, воевать или нет. Господа консулы не хотят на себя брать ответственность, вдруг вы опять победите… Вдруг вам и вправду дьявол друг.
— Мне, Рыцарю Божьему, дьявол…? — кавалер даже засмеялся.
«Дьявол, может, мне мушкеты подсунул, да пушки дал, да всю жизнь на войнах меня держал? Научил воевать? Если так, то да — дьявол».
— А как иначе, — Вальдсдорф совсем не был расположен к шуткам и говорил абсолютно серьёзно. — Вон и ваш злейший недруг, граф Мален, шесть дней назад скончался, все об этом говорят.
— Фон Мален скончался! — воскликнул Волков. — Неужели Господь услыхал мои молитвы и прибрал этого бесчестного человека. Вы не шутите, советник?
— Какие уж тут шутки, говорят, умер граф после того, как на охоте свалился с коня. Его отвезли домой, а он уже с кровати так и не встал. Помер.
«Добралась, значит, девочка моя до мерзавца этого».
— Ах, порадовали вы меня, как вы меня порадовали, — говорил Волков, теперь уже не сдерживаясь и хватая толстяка за рыхлые плечи. — Теперь мне мир ещё больше нужен, слышите, Вальдсдорф, говорите, кто теперь примет решение о мире.
— Я же вам уже сказал, — отвечал советник, осторожно пытаясь вырваться из железных пальцев рыцаря, — консулы скорее всего препоручат решение ландаману. Сами решать не захотят, они не дураки, ответственность велика, и гордость потешить хочется, всем показать, как ты бесстрашен и твёрд, это сидя в стенах-то совета, но уж очень им страшно проиграть вам опять. Нет, они всё на ландамана столкнут, пусть он ответственность несёт.
— Значит, ландаман будет решать? А чем взять господина Райхерда? Человек он на вид очень крепкий духом.
— Так и есть, так и есть. Вельми крепок и вся фамилия у них такая, — кивал Вальдсдорф. — Райхерды — первейший дом нашей земли. За ним большая сила.
— И, значит, деньгами его не купить?
Вальдсдорф даже поморщился:
— Коли дело на принцип пойдёт, он сам вас купит, со всеми вашими землями и людьми.
— Так чем же его взять тогда?
— Не знаю даже, — толстяк, кажется, и вправду не знал.
— А что он любит? Может, каменья драгоценные?
— Камни красивые всем любы. Но, думаю я, больше всего он о семье своей волнуется.
— О семье да о детях все волнуются, — отвечал Волков небрежно, сразу откидывая эту мысль. — Что ж мне, в полон его детей брать? Ещё что ему не скучно?
— Говорю же, не знаю я, — отвечал Вальдсдорф, — дружбу с ним не водил. Говорю же, семья и фамилия для него на первом месте, слышал я, что когда его вторая дочь овдовела этой весной, так он все дела бросил и уехал к ней в поместье на две недели.
— Вот как? А вы же с ним дружбу не водите, откуда знаете?
— Так о том вся земля говорила, приходилось ему нарочных слать, чтобы он бумаги подписал.
— Дочь овдовела? — тут Волков задумался. — А
