300 спартанцев. Битва при Фермопилах - Виктор Поротников

— О чем ты говоришь, Демарат! — воскликнул пораженный Ксеркс. — Неужели Леонид столь безумен, что отважится выйти с таким небольшим отрядом против моих полчищ?!

— Повелитель, поступи со мной, как со лжецом, если не будет так, как я тебе говорю, — упрямо промолвил Демарат.

Ксеркс попросил Демарата, чтобы тот рассказал ему про Леонида. Что он за человек? Из какого рода?

Демарат поведал все без утайки о царском роде Агиадов, родоначальником которого был один из потомков Геракла — Агис, сын Эврисфена. Рассказал Демарат и о том, что самыми прославленными царями из рода Агиадов до сих пор считались Анаксандрид, отец Леонида, и Клеомен, его старший брат. Оба непрестанно воевали всю свою жизнь и не знали поражений.

— Леониду тоже довелось поучаствовать во многих сражениях, он весьма опытен в военном деле, — молвил Демарат. — Я был близко знаком с Леонидом, когда жил в Спарте. Леонид сколь храбр, столь и осмотрителен в опасности. Нет таких трудностей, которые могут ослабить его тело и надломить его волю. Леонид благороден и честолюбив. Но если кого-то излишнее честолюбие может толкнуть на подлость, то Леонид никогда не поступится благородством и честностью ради сомнительной славы. Даже в его имени есть что-то царственное, ведь это имя означает «потомок льва».

— Почему Леонида так назвали? — спросил Ксеркс.

— Все очень просто, повелитель, — ответил Демарат. — В Спарте часто кого-то из сыновей называют в честь деда с отцовской или материнской стороны. Вот и Леонида назвали в честь деда, которого звали Леонт, что значит «лев».

В ожидании прибытия к берегам Малиды персидского флота Ксеркс вновь отправил посла к эллинам. На этот раз в Анфелу прибыл Мардоний, самый влиятельный из персидских полководцев. Мардоний, сын Гобрия, был женат на родной сестре Ксеркса. Благодаря военным способностям Мардония Ксерксу удалось не только удержаться на троне, но и жестоко подавить недавние восстания в Египте и Вавилоне.

Леонид, узнав, что с ним желает разговаривать знатный перс, женатый на сестре Ксеркса, не стал уклоняться от встречи. Леонид взял с собой Агафона, который свободно говорил по-персидски.

Мардоний, одетый в длинные роскошные одежды, увидев скромное одеяние спартанского царя, надменно приподнял подбородок.

«У спартанцев и цари одеваются беднее наших слуг!» — презрительно подумал Мардоний.

Спутника Леонида Мардоний принял за обычного толмача, не догадываясь, что Агафон по своей должности является правой рукой спартанского царя.

— Устами непобедимого и богоподобного царя Ксеркса приказываю тебе: сдай оружие! — обратился Мардоний к Леониду сразу после обмена приветствиями.

Агафон быстро переводил сказанное Мардонием на греческий.

— Коль Ксеркс и впрямь подобен богу, то пусть придет и возьмет наше оружие, — сказал Леонид. И негромко добавил: — Если сможет.

Желая устрашить Леонида, Мардоний горделиво произнес:

— Численность наших войск не поддается счету. Наши стрелы затмят от вас солнце!

— Тогда мы будем сражаться в тени, — не задумываясь, промолвил Леонид.

Переводя эти слова на персидский, Агафон невольно улыбнулся. Ему всегда было по душе остроумие Леонида.

Мардоний внимательно вглядывался в загорелое лицо Леонида с высоким лбом, над которым кудрявились светлые локоны, выбиваясь из-под царской диадемы. Прямой нос Леонида словно олицетворял непреклонную суровость его нрава, во взгляде его больших светло-голубых глаз сквозили твердая воля и неколебимое спокойствие. Короткая борода Леонида была заметно светлее его длинных волос. Усов у Леонида не было.

Взгляд Мардония скользнул по статной мускулистой фигуре спартанского царя, который был одет в короткий хитон и красный военный плащ. Чувствовалось, что Леонид не только силен телесно, но и ловок, как дикий зверь.

Мардоний заговорил с Леонидом уже без прежней надменности.

— Царь, перейдя на сторону Ксеркса, ты сможешь стать правителем всей Эллады, — сказал он. — Ксеркс уважает лакедемонян за их мужество. Подумай, царь. По-моему, твоей храбрости не достает лишь истинного величия. Покорившись Ксерксу, ты возвысишься над всеми эллинами!

Возникла пауза, во время которой Мардоний напряженно ждал, что скажет Леонид.

— Так что мне передать Ксерксу? — наконец спросил Мардоний.

— Передай своему царю, что скоро он будет уважать лакедемонян еще больше, — ответил Леонид.

Выслушав Мардония, Ксеркс разгневался. Его разозлили не столько смелые ответы Леонида, сколько уважение, с каким отзывался о нем Мардоний.

— Довольно твердить мне про бесстрашие Леонида, про несгибаемое мужество спартанцев! — выкрикивал царь царей. — Сначала Гидарн плел мне про возможность договориться с Леонидом мирным путем. Потом Демарат разглагольствовал передо мной про честолюбие и благородство Леонида, сравнивая его со львом. Теперь являешься ты, Мардоний, и рассказываешь мне про несговорчивость Леонида, как будто эта несговорчивость и есть подтверждение его неслыханного бесстрашия! Мне смешно и противно тебя слушать, Мардоний! Завтра я возьму Леонида в плен, посажу его в клетку и стану показывать этого спартанского льва всем желающим.

— Владыка, не лучше ли дождаться прихода наших кораблей? — сказал Мардоний. — Тогда можно было бы окружить отряд Леонида.

— Сколько можно ждать! — сердито проговорил Ксеркс. — Я стою у этого узкого прохода уже четыре дня. Я не намерен больше медлить, дабы греки, собравшиеся у Фермопил, не возомнили, что это от страха перед ними мое войско не двигается с места.

…Стояло раннее утро. Над болотами в низинах стелился туман. На горизонте, над морем и между очертаниями гор, поднималась клочковатая дымка, подсвеченная розовым цветом в той стороне, где всходило солнце. В разрывах облаков ярко синело небо.

Было безветренно и тихо.

В эллинском стане все еще спали. Лишь редкие фигуры часовых маячили на гребне древней фокейской стены.

Внезапно тишину прорезал протяжный грозный вой. Это загудели боевые персидские трубы.

В эллинский лагерь прибежали дозорные из селения Анфела с известием, что персы сплошным потоком движутся от Западного прохода к Фермопилам.

Боевые трубы греков сыграли тревогу.

Леонид, собрав военачальников, коротко объяснил им, каким тактическим маневром он намерен встретить полчища варваров. Никто не спорил с Леонидом, никто не пытался ему возражать, ибо при надвигающейся опасности предводители эллинских отрядов утратили всякую строптивость, более того, многие пребывали в растерянности.