Противостояние Риперу - Джоанна Уайлд

Это было только начало, потому что Риз начал входить в меня с такой силой, что мое тело едва могло выдержать это. Мои ноги были широко расставлены, а бедра вжаты в тонкий матрас, и я снова закричала. Никогда, никогда в жизни я не чувствовала ничего настолько удивительно приятного, как ощущение его тела, врывающегося в мое.

Это был не секс — это была месть, и она была идеальной.

После этого он не щадил меня, наши глаза были прикованы друг к другу, на губах оскал. Не было ни нежных поцелуев, ни игривого хихиканья. Только необузданное желание двух людей, чьи жизни столкнулись самым ужасным образом. Мой оргазм не нарастал медленно и не накрыл меня. Нет. Он пронесся сквозь меня, разрывая на части мое существование, пока я не закричала, и слезы не потекли по моему лицу.

Риз даже не признал, что это произошло.

Он просто погружался глубоко внутрь снова и снова, подталкивая мое тело к очередному взрыву. Думаю, мои синапсы работали неправильно, потому что я знала, что после этого буду вся в синяках и ссадинах. Но мне было все равно. Я хотела принять всю его ненависть, боль, гнев и владеть ими, потому что я заслужила это, но вместо того, чтобы страдать, он просто продолжал наполнять меня, и это было слишком, слишком хорошо. Потом снова наступил взрыв. Я разлетелась на части, и мой хрупкий разум чуть не разлетелся вдребезги.

На этот раз он кончил вместе со мной, болезненно постанывая, когда его горячее семя выплеснулось глубоко внутрь. Его руки дрожали, а тяжелое тело нависло над моим, в то время как я рухнула, совершенно ослабшая. Я израсходовала весь свой адреналин, потеряла страх, предпочитая похоть, и даже не могла заставить себя думать о бедной Джессике. Моему мозгу было достаточно, и мое тело согласилось с ним. Риз отстранился от меня, не произнеся ни слова, и я поняла, что мы не использовали презерватив.

Ну что ж. Моя жизнь, вероятно, не будет достаточно долгой, чтобы беспокоиться о венерических заболеваниях.

Я услышала звук застегиваемой им молнии, а затем его большие руки опустились на мои, стягивая ремень, но оставляя меня в наручниках. Он повернулся и вышел из камеры, на ходу хлопнув рукой по стене. Дверь с лязгом захлопнулась, и засов с глухим стуком задвинулся.

Я моргнула в темноте, пытаясь понять, что только что произошло.

Святое. Дерьмо.

У меня в голове не было места, чтобы запомнить это. Я не хотела думать о том, что мы сделали, как сильно мне это понравилось, или о том, значило ли это что-нибудь. Слишком тщательно обдумывать эту ситуацию было страшно, и я не могла позволить себе бояться прямо сейчас. Нет, если я хочу выжить и спасти Джессику.

Сработал мой природный прагматизм. Я была жива. Понятия не имею, сколько это продлится, но я должна извлечь из этого максимальную пользу. Я закрыла глаза и начала глубоко дышать, считая до десяти на каждом вдохе и выдохе. Эта техника расслабления хорошо помогала мне на протяжении многих лет, и в эту ночь она меня не подвела.

В конце концов, сон подкрался, принеся совершенно иной вид освобождения, чем то, которое я испытала с Ризом.

Меня разбудил холод.

Я попыталась дотянуться до одеяла, чтобы натянуть его на свое замерзающее тело. Но потом поняла, что его не было, потому что я лежала на койке в камере в подвале Оружейной. Моя рубашка и лифчик были разорваны, руки скованы наручниками, а мокрые джинсы все еще болтались на лодыжках.

В остальном все было прекрасно.

Я перевернулась на спину, ошеломленная. Не ожидала, что зайду так далеко. Я вроде как предполагала, что расскажу им все, и они меня пристрелят. Конец.

То, что я оказалась жива, потрясло меня.

Я пыталась подумать, понять, что делать дальше. Ничего не получалось — все это было настолько далеко за пределами моей способности обрабатывать информацию, что мой мозг просто отключился.

Все это не меняло того факта, что мне было холодно.

Может быть, я могу что-то сделать, чтобы это исправить?

Мне потребовалось пара попыток, чтобы встать, потому что ноги были замерзшими и резиновыми. Одна из моих ног также затекла, что было не так уж плохо, как только я восстановила равновесие. Покалывание помогло мне проснуться и обострить мое восприятие. Я принялась натягивать джинсы, что оказалось труднее, чем вы думаете, потому что они были холодными, мокрыми и липкими. Мой лифчик был безнадежным делом, но мне удалось натянуть рубашку на грудь. Это было не очень здорово, но все же лучше, чем просто сидеть голой и уязвимой. Я обошла камеру, проверяя дверь скованными руками. Она не открылась — это не было большим сюрпризом, верно?

К тому времени мне стало очень холодно. Я села обратно на кровать и поняла, что то, что я приняла за наматрасник, на самом деле было тонким шерстяным одеялом, накинутым поверх матраса — одним из тех полосатых армейских излишков, оставшихся после трех войн.

Заползти под него было нелегко, но я решила, что шерсть поможет мне согреться. Теоретически, шерсть удерживает тепло, даже когда она мокрая. Практически, ютиться под мокрым шерстяным одеялом в подвале — полный отстой, и я говорю это как женщина, которая старается не ругаться. Мои зубы начали стучать, пока я обдумывала свои варианты.

Я все еще не была уверена, что думать о последнем эпизоде с Ризом. Я чувствовала боль между ног и грязь в душе, но не могла отрицать, что это был лучший секс в моей жизни. Все запуталось, но я не верю в то, что можно прятаться от правды — очевидно, что страшные ситуации, связанные с жизнью и смертью, возбуждали меня. Или, по крайней мере, они возбуждали меня, когда в них участвовал Риз.

Поди-ка разберись.

Полагаю, что могла бы использовать это, чтобы попытаться остаться в живых, и как-то манипулировать им…

Я преодолела оцепенение «мне уже все равно, жить или умереть». Когда все пошло наперекосяк, и Риз достал свой большой нож, я очень захотела жить.

Ладно, итак, с этим я разобралась. Я не собиралась просто лечь и умереть. Приятно это знать.

Но на что я готова была пойти, чтобы остаться в живых? Вчера я решила убить невинного человека, чтобы спасти жизнь Джессики. Это закончилось для меня не очень хорошо, и я была вынуждена признать правду. Я действительно была не очень хорошим убийцей. Это ограничивало мои возможности, что, вероятно,