Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

Практическое руководство по разгрому отряда Попова было поручено Вацетису. Впрочем, не сразу. Большевики подозревали его в «бонапартизме» и поначалу соглашались доверить ему только составление плана атаки, а не командование войсками. Но Вацетису, по-видимому, не хотелось упускать шанс «спасти революцию», и он настоятельно попросил Подвойского и Муралова доверить командование ему. За успех операции он готов был поручиться головой[94]. После долгих переговоров и колебаний большевики передали командование Вацетису[95]. Самая большая опасность для большевиков заключалась в том, что настроенные антисоветски части Московского гарнизона, несмотря на удаленность от центра города, могли воспользоваться ситуацией и поднять действительное восстание против советской власти. Опасались этого не только большевики, но и командиры латышской дивизии, понимавшие, что в случае такого антисоветского восстания в первую очередь будут перебиты латышские стрелки, поскольку именно они все это время были опорой советской власти в столице. Так, Вацетис вспоминает, что к нему «подошел начальник штаба дивизии, бывший полковник генштаба[96], и заявил, что он сдает занимаемую должность». «Вы революционеры, — сказал он. — Вы знаете, за что вы погибаете. А я за что погибну? [...] Весь гарнизон против большевиков, и что же вы думаете — кучкой ваших латышей победить?»[97].

Но сами большевики считали, что хотя на содействие примерно 20 тысяч войск «Народной армии» Московского гарнизона, дислоцировавшихся в так называемом Ходынском лагере, рассчитывать не приходится, важно не сделать в отношении,этих аполитичных войск неправильного шага, не спровоцировать их на выступление против советской власти. Между тем Вацетис, ущемленный недоверием большевиков, рвался доказать свою преданность и предложил Данишевскому и Петерсу не только разгромить левых эсеров, но и атаковать Ходынский лагерь, «пока он не занял позицию на боевом фронте» противников большевиков[98]. О предложении Вацетиса доложили Ленину, но он план отверг: атака со стороны латышей вынудила бы войска выступить против большевиков. К тому же Ленин знал, что восстания, собственно, не происходит. Чтобы унять пыл командира латышской дивизии, Ленин вызвал его к себе. В полночь Вацетис в сопровождении Данишевского прибыл в Кремль. Войдя в зал, где ожидал его Вацетис, Ленин подошел к нему быстрыми шагами и спросил вполголоса: «Товарищ, выдержим до утра?» Вацетис пишет: «Я в этот день привык к неожиданностям, но вопрос Ленина озадачил меня остротой своей формы [...]. Почему было важным выдержать до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Было ли наше положение столь опасным, может быть, состоявшие при мне комиссары скрывали истинное положение наше?»[99]

Этот эпизод обычно истолковывается как доказательство серьезности ситуации. Но очевидно, что Ленин пугал Вацетиса, чтобы направить его энергию исключительно на разгром ПЛСР. Вацетис сконфузился, испугался. О разгроме Ходынского лагеря он теперь не думал: «Я был убежден в нашей победе, — продолжает Вацетис. — Но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В. И. Лениным, озадачил меня [...] Хотя наши войска не собраны еще полностью [...] в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков [...]. Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное, и просил Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т. е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился»[100].

То, что Ленин пугал Вацетиса, подтверждает Стучка. Он пишет, что после ухода командиров «Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами» Совнаркома, «уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда»[101]. К двум часам ночи все необходимые приготовления были сделаны[102]. В распоряжении большевиков находилось примерно 3250 военнослужащих[103]. Вацетис теперь уже был абсолютно уверен в победе[104] и с этим прибыл к Ленину, как и было условлено, в два часа ночи[105].

Ночь в Москве прошла спокойно. Активных действий «мятежники» не предпринимали[106]. Редкие перестрелки в городе были привычным явлением. В пять часов утра, как и планировалось, началось наступление латышей[107]. Трудно судить о том, происходили ли военные столкновения между поповцами и латышами на подступах к Трехсвятительско-му переулку. Историк Томан считает, что происходили[108]. Между тем в ночь с 6 на 7 июля был проливной дождь с грозой[109]. Утром 7 июля был густой туман, «покрывший город серой непроницаемой завесой. Видеть вперед можно было шагов на 15—20, а отличить своих от противников было совершенно невозможно, так как и те и другие были в сером»[110]. Какое-то сопротивление отряд Попова, возможно, оказал[111]. Но доказательством упорного сопротивления левых эсеров были бы, конечно, жертвы, понесенные «мятежниками» или латышами. Между тем в сделанном вечером 7 июля докладе о подавлении «мятежа» Подвойский и Муралов указывали, что раненых и убитых у большевиков — «единичные случаи»[112]. Немногочисленны были жертвы у Попова: к 10 часам утра 7 июля его отряд потерял 2-3 человека убитыми и 20 ранеными[113].

О слабом сопротивлении «восставших» говорило и то, что они пробовали вступить с большевиками в переговоры: вскоре после начала наступления большевистских частей Попов попробовал уладить конфликт мирным путем. Четверо парламентеров из отряда Попова пришли в дивизию, указали, что отряд стоит «за советскую власть во главе с Лениным» и ему «совершенно неясны и непонятны причины восстания». Латыши запросили Вацетиса, но тот приказал парламентеров прогнать[114]. О происшедшем доложили Троцкому, и Склянский начал переговоры с левыми эсерами. Их вел вышедший из особняка Морозова Саблин. Большевики предъявили левым эсерам ультиматум, срок которого истекал в 11.30. Обсуждавший в особняке Морозова условия ультиматума левоэсеровский актив отказался сдаться и попробовал улизнуть из осажденного здания. Именно в этот момент, видимо по истечении срока ультиматума, Склянский приказал командиру батареи латышских стрелков Э. П. Берзину начать обстрел прямой наводкой с двухсотметрового расстояния. За несколько минут по обоим домам, в которых засели левые эсеры, было выпущено «16 снарядов с замедлителями, которые великолепно пробивали стены и разрывались внутри». Всего было выпущено 55— 60 снарядов. После артобстрела сопротивления со стороны отряда Попова уже не было[115]. Из заложников-большевиков во время обстрела никто не пострадал[116]. Через 15-20 минут после начала атаки Дзержинский уже находился среди артиллеристов латышского дивизиона. Жертв было мало. У латышей — один убит и трое ранены. В отряде Попова в результате артобстрела погибли 14 человек и ранены были 40[117].

7 июля, независимо от участия в «восстании», левых эсеров арестовывали во всем городе на основании приказа специально созданной для разгрома ПЛСР Чрезвычайной пятерки, в которую, видимо, входили Ленин, Троцкий, Свердлов, Подвойский и Муралов. В войска рассылались политические комиссары из числа большевиков, образовывались революционные комитеты. В полдень 7 июля все было кончено: отряд Попова был разбит и бежал к Курскому вокзалу. Вацетис был награжден денежной премией: «Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили», — сказал Троцкий загадочно, вручая Вацетису пакет с деньгами[118].

Примерно в час дня 7 июля Ленин отдал первые распоряжения об арестах разбегавшихся левых эсеров. Ленин требовал «обратить особое внимание на район Курского вокзала, а затем на все прочие вокзалы», «организовать как можно больше отрядов, чтобы не пропустить ни одного из бегущих. Арестованных не выпускать без тройной проверки и полного удостоверения непричастности к мятежу»[119]. Все «лучшие силы» были направлены на обыски тех квартир, где могли скрываться левые эсеры[120]. К двум часам дня все очаги сопротивления отступавших были подавлены. Победители-латыши собрались около помещения ВЧК. Туда же приехал Ленин. А еще через час стало известно, что планы Ленина по преследованию разбегавшихся «мятежников» провалились, так как «войска нашли в складах ВЧК большие запасы продовольствия, которые разобрали и отправились по домам»[121].

В 4 часа дня Совнарком объявил населению, что «восстание левых эсеров в Москве ликвидировано», а «левоэсеровские отряды» обратились в бегство. «Отдано распоряжение об аресте и разоружении всех левоэсеровских отрядов, и прежде всего об аресте всех членов» ЦК ПЛСР[122]. Общее число арестованных достигло в Москве 444 человек[123]. Когда вечером 7 июля Мальков доложил Ленину о результатах операции по преследованию левых эсеров, Ленин выслушал доклад внимательно, но спокойно, без особого интереса. «Было очевидно, что для него левоэсеровский мятеж уже прошлое»[124].