Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина

Лёшка присел возле него на корточки и насмешливо протянул, поразив меня продемонстрированным хладнокровием.

— Что такое? Ну же, вставай!.. Не хочешь? — надавил чуть выше раздробленной части, участливо заглядывая в заволоченные болевым шоком глаза. — Правильно, ноги надо беречь. В следующий раз, когда надумаешь громить чью-то машину — сначала подумай хорошенько, ага? А то нечаянно могут и бошку прострелить.

— А-а-ааа… тварь… ты труп… — катался тот по асфальту, подвывая.

— Само собой, — согласился Лёшка, похлопав его по плечу, поднимаясь. — Как только подрихтуешься, так и приезжай.

Работники АЗС жались к колонкам, пожилая пара и водитель Ауди попрятались в свои машины и шокировано наблюдали за Гончаровым, боясь попасть под раздачу. Я же пораженно застыла на месте, осознавая, из-за кого весь сыр бор, кто довел его до такого состояния, и судорожно сглотнула, стоило голубым глазам сосредоточиться на мне.

— Лё-ё-ёш, — только и смогла произнести на выдохе, пятясь, не пойми куда, лишь бы подальше.

— Я сказал ждать в машине! — подхватил меня под руку и без лишних церемоний затолкал обратно в салон. — У тебя проблемы со слухом?

Я испуганно сжалась, не зная, как поступить: огрызнуться, послав или же промолчать. Что-то подсказывало, что второй вариант целесообразней.

Стоило Лёшке сесть за руль, как вокруг раненого засуетился народ. Уверенна, там уже и скорую вызвали и полицию.

— Обязательно было стрелять? — сказала тихо, но не без укора. — Взял покалечил человека на ровном месте.

— А лучше было, если бы он меня оприходовал кувалдой, да? Интересно, чтобы ты потом запела.

— Нет, конечно, но у тебя будут проблемы. Он по-любому заявит, и свидетелей хоть отбавляй, — расстроилась, позабыв о своем залёте. Зато Лёшка не забыл.

— Это не проблемы, это пыль. Жаль, машину расх*ячил, придется гнать на СТО, — вздохнул, выезжая на трассу, после чего неспешно закурил и вдруг как заорет, засадив кулаком об руль: — Ты когда начнешь меня слушаться? М?! Если я сказал «нет», значит, нет. Если я сказал «сидеть в машине», значит, надо ждать в машине. Что непонятно, Влада? Меня уже за*бал твой детский сад, веришь? Вот тут уже сидит, — ожесточенно постучал по печени ребром ладони. — Ты специально испытываешь меня или тебе это в кайф?

У меня к горлу подступили слёзы, стало так обидно.

— Да что я такого сделала? Никто не знает, что я здесь, — проорала в ответ, напрочь позабыв о недавнем решении помалкивать. — Или думаешь, я совсем дурочка? Не понимаю, что опасно, а что нет?

Лёшка прошелся рукой по лицу, взъерошил волосы и снова посмотрел на меня, припечатывая жёстким прищуром.

— Именно… — прилетело снарядом, нанеся осколочное ранение, — именно так и думаю. А ещё думаю, что тебе наср*ть на меня. Придумала нев*бенный план и радуешься жизни, да? А то, чего мне будет стоить твоя конфиденциальность в Москве — так это пох**. Главное — из дому слиняла, а там пускай Лёха отдувается.

Я зажмурилась, пытаясь оградиться от несправедливых обвинений. Из глаз брызнули слёзы.

— Не правда! — прохрипела, с трудом разомкнув губы. — Я так и не считаю. И ты знаешь, почему я так поступила.

— Да-а-а? — протянул насмешливо. — Тогда почему постоянно бросаешь меня под танк? Вот скажи, чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы меня грохнули раньше времени, пока я пытаюсь обеспечить наше будущее?

Я отрицательно замотала головой, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Ну, зачем он так со мной? Я же хотела как лучше.

— Тогда зачем так усложнять? Скажи, я много требую, м? Всего лишь терпения, Лад. Разве это много? Я ведь тоже не железный. Если я не готов взять тебя с собой, значит, на то есть причины.

Он всё же сбавил скорость, а потом и вовсе остановился, предварительно съехав на обочину. Я только сейчас заметила, что мы держим путь на Москву. Никто не собирался возвращаться. Мне бы радоваться, да не радовалось. Трясло, как ненормальную. От несправедливых обвинений; от того, что ночью так и не получилось поспать; что утром едва не поседела, пока выезжали из поселка. Конечно, кто ж меня просил. Сама виновата. Инициатива в который раз вздрючила инициатора, наказав по самое не балуйся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лёшка долго молчал, задумавшись о чем-то своем. Постепенно, жалящий взгляд начал стихать, дыхание выровнялось.

— Вот ты сейчас смотришь на меня своими глазищами и нихрена не понимаешь. Тяжело тебе, хочется парня рядом, чтобы постоянно, чтобы любовь-морковь. Звякнула по телефону — и он тут как тут. Романтика… — выдохнул дым и, откинувшись на подголовник, прикрыл глаза. — Только я не такой, Лад. Это у тебя всё ярко и можно сказать, впервые. Крышу сносит, мозги набекрень, секса хочется поминутно, да? — усмехнулся устало. — И я тебя понимаю, — очередная затяжка, протяжный выдох. — Только ты живешь этим именно сейчас, я же смотрю вперёд. Тебе пофиг, что будет завтра, мне — нет. Для меня мало провести с тобой три дня, рискуя потерять всё. Я хочу тебя на постоянной основе, чтобы не прятаться, не красться по ночам, — выбросил в окно остатки сигареты и повернулся ко мне. Я смахнула слёзы и опустила голову, будучи не в силах бороться с осуждающим взглядом. — Но всё не так просто и ты прекрасно знаешь почему. Ещё есть куча нюансов, о которых я не могу пока сказать. Эти нюансы и вынуждают меня держаться от тебя на расстоянии, и если я говорю «нельзя», «опасно», «потерпи», значит, так надо.

Мне даже нечего возразить. Сложно мне с ним. Очень. Во всех смыслах сложно. У нас разные взгляды на жизнь, разные подходы к проявлению чувств. В нем говорил опыт, умение контролировать себя, сдерживаться. Я так не могу. Он прав, я живу сегодняшним днем. С ним — да. С ним только так. Мне хотелось просто быть рядом, просто дышать им. Неизбалованная я и неэгоистичная. Нет, я, конечно, понимаю, что им двигало, вешая на меня подобные ярлыки. Правда. И у меня хватает ума не дуть губы, цепляясь к словам. Но всё равно больно. Обидно и больно.

Непроизвольно всхлипнула, не в силах справиться с эмоциями, и тут же оказалась неуклюже прижатой к мужскому плечу.

— Вот что мне с тобой делать? — скользнул губами по виску, вызывая ворох мурашек. Как провинившийся ребёнок, получивший наказание, тянется под конец за прощением и лаской, так и я потянулась к нему, уткнувшись заплаканным лицом в шею. Я не знала, что ему сказать. — Ладно, — вздохнул, рассеянно поглаживая мою спину, — рассказывай, давай, как докатилась до такой жизни.

Отстранившись, шмыгнула носом, и виновато потупив взгляд, поделилась своим планом. Лешка только хмыкал и периодически качал головой, глядя на меня то ли с сожалением, то ли смирившись с неизбежным.

— Как у тебя всё просто и слажено, — вздохнул, повернув ключ в замке зажигание. Двигатель мягко взревел, вторя завибрировавшему внутри меня робкому предчувствию. — Я смотрю, ты и не думаешь меняться. Тебе сколько лет?

— Ещё скажи, что не рад меня видеть, — вытерла с лица слёзы.

— Ох, Владка-а-а-а, — протянул, окончательно смягчившись, — знал бы раньше, что ты настолько геморройная, промыл бы мозги ещё в детстве.

— Надо было, — согласилась, отводя в сторону смеющийся взгляд. — Мне тоже, знаешь ли, не по приколу получать по шапке от зашторенного напрочь мужика.

Лёшка некоторое время смотрел на меня обалдев, а потом взорвался громким смехом.

— Это я-то зашторенный?

— А что? Я уже и так, и эдак, а ты ни в какую, — составила ему компанию, теперь уже вытирая слёзы от невероятного чувства облегчения.

— Ах вот оно что, ясно-о-о… А я-то думаю, чего тебя так плющит, а тебе мужика не хватало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Будто и не орали друг на друга недавно. Так тепло и светло стало на душе. Хорошо, что ни он, ни я не умеем долго дуться. Не закрываемся в себе, храня многотонные обиды.

— А что? — стрельнула в его сторону игриво. — Распалил вчера и бросил, а мне мучься, удовлетворяй себя как попало.

Ляпнула так, без задней мысли, лишь бы подразнить. Что-что, а вчера мне было над чем грузиться и помимо неутоленного желания, но Лёшка вдруг резко вильнул влево, едва не потеряв управление. Мимо, сигналя, промчалась фура. Меня окинули долгим взглядом, начиная с легких босоножек на плоской подошве и заканчивая моментально покрасневшими ушами.