Инжиниринг. Истории об истории - АО АСЭ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя, конечно, дело было не только в амортизаторах. И для обеспечения сейсмостойкости на Армянской АЭС мы многое изменили в проекте. И я, кстати, всегда считал, что эти системы нужны не только для сейсмозащиты, но и, в целом, для безопасности и надежности атомных станций.
Затем, на основе опыта, полученного в проекте 1-й очереди Армянской АЭС, был разработан проект 2-й очереди с защитными оболочками и тремя активными системами безопасности. К сожалению 2-я очередь так и не была построена. Практически все активные системы безопасности, которые были уже тогда реализованы в проекте 2-й очереди Армянской АЭС, сейчас стали типовыми, а тогда приходилось буквально прошибать стену. Потому что многие не соглашались с нашими предложениями. И, наверное, это — самые яркие воспоминания молодости. Ездил к руководству Средмаша. Александр Григорьевич Мешков, помню, был тогда начальником главка. В итоге он нам поставил циркуляционный насос нового типа, так называемый, ГЦН-317, первый в стране главный циркуляционный насос с увеличенным инерционным выбегом и выносным электродвигателем, заменивший ГЦЭН-310. Инерционный выбег ротора в новом типе ГЦН увеличивался за счет установки дополнительной вращающейся массы маховика.
Конечно, реализация проекта была бы просто не возможной без коллег, которые помогли все это доказывать и «пробивать». Это — научный руководитель Курчатовского института Виктор Сидоренко, его заместитель Александр Гуцалов, руководители «Гидропресса»: Стекольников, Спассков, Денисов. Все эти люди были нашими учителями, именно благодаря им армянскую станцию удалось сделать максимально безопасной.
Далее, после успешного запуска блоков 1-й очереди Армянской АЭС, начали появляться новые проекты: Калининская АЭС, Ростовская АЭС и Запорожская АЭС для Украины. В советское время было 12 отделений «Теплоэнергопроекта». И только три из них пошли по пути атомной энергетики в России — московский, петербургский и нижегородский. Решение было очень трудное, работы по проектированию АЭС было мало в те времена. А сейчас, если посмотреть, все наши три института и остались, значит, не ошиблись.
Тепло для Воронежа
Гордостью НИЭПа в те годы и, вообще, всей его истории, можно считать новаторский проект Воронежской АСТ (Атомной станции теплоснабжения). Она должна была обеспечить теплом и горячей водой целый город Воронеж. То же яркое было время. Опять мы спорили со Средмашем и отстаивали свою позицию. И мы добились того, чтобы сделать совершенно другой проект — с двойными защитными оболочками и системами безопасности. Это был второй после Армянской АЭС проект, который Горьковский институт разработал самостоятельно.
До 90-го года, когда реализацию проект окончательно остановили, а проблемы начались после Чернобыля, был возведен прочный корпус реактора первого энергоблока и внутренняя оболочка купола. Это реакторное здание — одно из первых в стране — было рассчитано на то, чтобы выдержать землетрясение в 9 баллов или падение небольшого самолета. Была построена электрическая подстанция, пожарная часть, водопровод, канализация. Для приезжих специалистов построили городок. Сегодня это — микрорайон Шилово.
Испытания
Девяностые годы стали настоящим испытанием для отрасли в целом и для НИАЭП в частности. Большинство проектов уникальных энергообъектов, таких как АТЭЦ в Одессе и Минске, так и осталось на бумаге.
Люди уходили, зарплата была регулярная, но очень маленькая. Скажем, в середине девяностых — 100 тысяч, 200 тысяч максимум. Притом, что курс доллара в обменниках приближался к пяти тысячам. То есть 40 долларов — потолок зарплаты. Люди выживали. Часть ушла на другие предприятия, где лучше платили. Из 1200 специалистов удалось сохранить около половины.
Как вся страна жила плохо, так и мы жили плохо. Хорошо, что тогда начался иранский проект, мы участвовали в нем. За АЭС «Бушер» хоть какие-то деньги нам платили. Все проектные институты, Гидропресс, Атомстройэкспорт — только на Бушере тогда и держались. Но именно эти годы стали тем толчком, который еще сильнее сплотил коллектив и позволил в дальнейшем развиваться и расти, завоевывая новые ниши в условиях рыночных отношений.
Именно в тот момент мне и пришлось по решению тогдашнего директора Евгения Королева уйти из родного коллектива проектировщиков БКП-1 и перейти на должность заместителя по экономике и финансам. До этого в институте фактически не было заместителя руководителя, отвечающего за экономику, финансы и планирование. До сих пор жалею, что судьба меня из хорошей проектной деятельности вынесла в эти бурные и совсем не «атомные» дела.
В те годы большим подспорьем для института стали зарубежные контракты — в частности, совместно с немецкой Nukem был реализован проект комплекса переработки и хранения РАО на территории Балаковской АЭС, по заказу американской компании произведен вероятностный анализ первого и второго уровней на примере Калининской АЭС.
Впереди ждали новые вершины, которые предстояло брать, — Нижегородский проектный институт нацелился на инжиниринг.
Инжиниринг
Помню, позвонил Сергей Владиленович Кириенко, мы с Валерием Игоревичем были где-то на пересадке, в московском аэропорту, и Кириенко предложил тогда уже ЗАО «Нижегородская инжиниринговая компания «Атомэнергопроект» (ЗАО «НИАЭП») взять нововоронежскую станцию, потому что стройка шла плохо, и Лимаренко сказал: «…но мы подумаем!». Валерий Игоревич советовался со мной. Мое мнение было такое: взять нужно, но только при условии, что нам отдадут московских проектировщиков. Потому что инжиниринг без проектного блока — это пустое место, проектный блок определяет все: и чертежи, и вся стройка идет от проектного блока. Не будет проектного блока под нашим руководством, значит, будем срывать стройку, поставку оборудования. Валерий Игоревич так и сказал Кириенко: «Мы согласны, если нам дадут проектировщиков». Сергей Владиленович на это довольно жестко ответил: «Не будет вам проектировщиков, не будет вам нововоронежской станции, найдем других». Но, в конце концов, она все равно пришла к нам.
Команда была сначала нижегородская. Лимаренко, в основном, привел своих людей из Нижнего Новгорода. А потом компания стала расширяться, 600 человек к нам пришло. Потом коллектив вырос до десятков тысяч человек — мы купили несколько строительных компаний. Всем этим мне тоже пришлось заниматься как директору по экономике. В общем, время было интересное. Интересное, но тяжелое, потому что инжиниринг в России отсутствовал. И на практике, и как понятие. Во всяком случае, мы не знали других инжиниринговых компаний, которые бы функционировали в то время.
Но и в атомной отрасли инжиниринг
