Путешествие и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

Затем доктор занялся фортификационными работами. Под его руководством площадка была обнесена ледяным валом, защищавшим ее от всякого рода нападений. Получилось нечто вроде естественного эскарпа, и форт был превосходно защищен.

Возводя эту систему укреплений, доктор смахивал на достойного дядюшку Тоби, изображенного Стерном, которого напоминал также своим благодушием и невозмутимым характером. Надо было видеть, как тщательно вычислял доктор угол внутреннего откоса, наклон валганга или ширину банкета. Работа шла легко, ибо материалом служил податливый снег. Славному инженеру удалось соорудить ледяной вал толщиной в целых семь футов. Площадка господствовала над заливом, поэтому не было надобности ни в наружном откосе, ни в контрэскарпе, ни в гласисе. Снежный парапет, огибая площадку, примыкал к обеим боковым стенам дома. Фортификационные работы были завершены к 15 апреля. Укрепление вышло хоть куда, и доктор очень гордился своим произведением.

В самом деле, форт мог бы продолжительное время выдерживать осаду эскимосов, если бы подобного рода враги встречались под этой широтой, но эти берега были совершенно безлюдны — Гаттерас, производивший съемку побережья залива, не заметил ни малейшего следа эскимосских хижин, которые обычно встречаются в местах, где кочуют гренландские племена. По-видимому, люди, потерпевшие крушение на судах «Форвард» и «Порпойз», первыми проникли в эту область.

Но если не приходилось опасаться людей, то всегда могли напасть звери, и форт должен был защищать от их атак свой небольшой гарнизон.

7. КАРТОГРАФИЧЕСКИЙ СПОР

За последние недели здоровье и силы Альтамонта окончательно восстановились; он даже мог принять участие в разгрузке судна. Могучий организм, наконец, взял свое, и бледность лица сменилась здоровым румянцем.

Альтамонт возродился к жизни. Это был крепкий мужчина сангвинического темперамента, с ясным умом и твердой волей, типичный американец, энергичный, предприимчивый, смелый, готовый на все. По словам Альтамонта, он родился в Нью-Йорке и с юных лет плавал по морям. Его судно «Порпойз» было снаряжено и отправлено в полярную область богатой американской торговой компанией, во главе которой стоял небезызвестный Гриннелл.

Между Альтамонтом и Гаттерасом было немало общего; значительное сходство характеров, но ни малейшей симпатии друг к другу! Черты сходства отнюдь не сближали этих двух людей, впрочем, внимательный наблюдатель живо подметил бы между ними значительную разницу. С виду экспансивный, Альтамонт на деле был менее искренен, чем Гаттерас; он был более уступчив, но далеко не обладал правдивостью капитана; его характер не внушал такого доверия, как суровый темперамент Гаттераса. Раз высказав свою мысль, Гаттерас весь отдавался ей. Американец говорил много, но иной раз нельзя было уловить его мысли.

К таким выводам пришел доктор, долгое время наблюдавший Альтамонта. Клоубонни не без оснований опасался, как бы между капитанами «Форварда» и «Порпойза» не возникла вражда или даже ненависть.

Разумеется, из этих двух капитанов командовать должен был только один. Несомненно, Гаттерас имел все основания требовать подчинения со стороны Альтамонта — и как старший и как более сильный. Но если первый стоял во главе своего экипажа, то второй находился на своем корабле. И это уже давало себя знать.

Из каких— то соображений или инстинктивно Альтамонт сблизился с доктором, которому был обязан жизнью; но к этому достойному человеку он испытывал скорее симпатию, чем благодарность.

Так уж всегда бывало с доктором: друзья вырастали вокруг него, как колосья под солнечными лучами. Говорят, иные люди из кожи лезут, чтобы нажить себе врагов, но доктору и это бы не помогло.

Воспользовавшись расположением Альтамонта, доктор постарался узнать истинную цель его полярного плавания. Но американец, наговорив много, в сущности ничего не сказал и вернулся к своей излюбленной теме — Северо-Западному проходу.

Доктор подозревал, что экспедиция Альтамонта имела совсем другую цель, именно ту, которой так опасался Гаттерас. Поэтому он решил не допускать соперников до споров на эту щекотливую тему. Однако это ему не всегда удавалось. Самый безобидный разговор мог ежеминутно уклониться в сторону, и любое слово могло вызвать столкновение между соперниками.

И вскоре это столкновение произошло. Когда постройка дома была закончена, доктор решил отпраздновать это событие торжественным обедом; ему пришла блестящая мысль воскресить на полярном материке европейские обычаи и развлечения. Бэлл весьма кстати подстрелил несколько куропаток и белого зайца, первого предвестника близкой весны.

Пиршество состоялось 14 апреля, в воскресенье, после Фоминой недели. Погода стояла ясная и бесснежная, но мороз не смел вторгаться в ледяной дом: весело гудевшие печи живо бы с ним расправились.

Пообедали плотно: с удовольствием ели свежее мясо вместо надоевшего пеммикана и солонины; чудесный пудинг, приготовленный доктором, был дважды вызван на сцену. Ученый кок, в фартуке и с ножом у пояса, сумел бы угодить самому лорд-канцлеру.

За десертом подали вино. Альтамонт не принадлежал к обществу трезвости, поэтому он и не думал отказываться от рюмки джина или водки. Остальные сотрапезники, люди обычно умеренные, без вреда могли позволить себе легкое отступление от правил. Итак, с разрешения доктора в конце этого веселого обеда каждый мог чокнуться с товарищами. Во время тостов в честь Соединенных Штатов Гаттерас упорно молчал.

После обеда доктор затронул один любопытный вопрос.

— Друзья мои, — сказал он, — мы благополучно прошли проливы, одолели ледяные горы, пересекли ледяные поля и, наконец, добрались до этих мест. Но это еще не все. Предлагаю вам дать название гостеприимной стране, в которой мы нашли спасение и отдых. Так издавна поступают мореплаватели всего мира, и ни один из них не забывал это делать, будучи в положении, подобном нашему. Наряду с гидрографическим описанием берегов мы должны дать имена мысам, заливам и вершинам этой страны. Это совершенно необходимо!

— Что дело, то дело! — воскликнул Джонсон. — Стоит назвать землю каким-нибудь знакомым именем, и она начинает тебе казаться не такой чуждой, и чувствуешь себя уже не таким одиноким и потерянным в неведомой стране!

— К тому же, — заметил Бэлл, — это поможет давать указания во время пути и выполнять задания. Во время какого-нибудь похода или на охоте мы можем разбрестись в разные стороны, и чтобы найти дорогу, надо знать, как она называется.

— Итак, — заявил доктор, — мое предложение принято. Постараемся теперь столковаться насчет названий и не забудем при этом ни нашей родины, ни наших Друзей. Что до меня, то, глядя на карту, я всегда радуюсь, когда вижу имя моего соотечественника на каком-нибудь мысе, острове или посреди моря. Это, так сказать, вмешательство дружбы в географию.