Реставратор - Сайфулла Мамаев

– Леша, скорее, – прошептала Вера. – Я не пойду туда. Я не могубоюсь!

– Да я же… Вер, если что, попробуй сделать так, как говорил Анатолий, – сказал Алексей. – Перестройся на ультразвуковой диапазон… Он же сейчас открыт у тебя?

– Да, они все время дают команды вести себя тихо и никого не задирать… – начала Вера и замолчала.

Урри был уже так близко, что говорить о деле стало невозможно.

– Что-то долго вы со своей мамой говорите! – с подозрением произнес фанат. – Ну-ка дай сюда!

Алексей не успел ничего сообразить, как Урри молниеносным движением выхватил у него из рук мобильный и нажал кнопку повтора. – Сейчас посмотрим, какой-такой маме ты звонишь!

Закончив с медузой – а она, роскошная, с мастерской игрой светотеней, расположилась на груди Соколова, – Реставратор перешел к Баграмову. Тот, как кавказский человек, конечно же пожелал стать орлом. Да притом таким, как на американском гербе, – хищным и злым. Злого Олег пообещал, а вот насчет хищного выразил сомнение, получится ли у него, в шутку конечно. Якобы все монстры у него получаются упитанные и мощные, но не жадные. Хищность может легко перерасти в жадность, а зачем Реставратору жадный жаннавар?

Василий Сергеевич, не понимая, что его разыгрывают, принялся горячо доказывать, что Олег ошибается – человеческая жадность к звериной хищности никакого отношения не имеет! Он уже готов был побежать в кабинет и принести кучу журналов с фотографиями животных, пусть Олег укажет хотя бы одну черточку, свидетельствующую о жадности, но его опередила супруга. Светлана Семеновна заверила всех, что, какой бы внешностью ни наделили Баграмова, жадным ему все равно никогда не стать. Уж если в его натуре это качество не заложено, то ты его хоть трижды хищником делай, а с друзьями он все равно будет делиться последним.

Тут в разговор вмешался Соколов, который с жаром заявил, что его старинного друга не испортить ничем. Морщась от неприятного ощущения после перенесенной процедуры, несмотря на анестезию, он любовался собой, стоя перед зеркалом. Точнее, не собой, а своей медузой. Выпуклая, объемная, она совсем не казалась такой беспомощной и малоподвижной, как ее прототип. Наоборот, от нее веяло такой агрессией, что впечатлительному человеку стоило бы немалых усилий заставить себя дотронуться до кожи, на которой она была изображена. Множество длинных тонких щупалец, яркое светящееся кольцо, опоясывающее студенистое тело… Казалось, в этом существе заключена дикая энергия, которая только и ждет, чтобы вырваться на свободу. Нет уж, лучше повстречаться со змеей в лесу, чем с такой тварью.

– Вася у нас образец… добродетели, – пробормотал Соколов и провел пальцем по цепочке круглых, словно удивленных глаз. – А почему у меня… у медузы так много глаз? У настоящей медузы нет таких. Но должен признать, моя вторая внешность от этого только выиграла.

– Вот и смотри в оба… десятка глаз, – отозвался Баграмов. – А вот как ты будешь перемещаться без воды? Да и столько щупалец… Как ты всем этим хозяйством управлять будешь?

– Один только Господь ведает. И еще создатель этого… изображения.

Олег с улыбкой повернулся к Соколову:

– Вы Костяной. А Властелин говорил, что Костяные летают по воздуху… Без крыльев. А ожерелье глаз… Вы сами им найдете применение.

– Ну как идет работа? – спросил Порывайко, входя в комнату, превращенную Реставратором в операционную. – Надеюсь, что…

Он разочарованно скривился, увидев, что Олег только-только начал работу с Баграмовым.

– Господи, так вы только начали? У нас же совсем нет времени!

– Как это только начали? – возмутился Баграмов. – Вон посмотри на Андрея Георгиевича… Какой он у нас красавец стал.

Виктор подошел к зеркалу. Увидев Медузу, он удивленно разинул рот и завистливо сказал:

– Твою мать, он у вас… одноцветный…

– Монохромный, – машинально поправил Соколов. – Ну, пусть монохромный, не важно. Ваш монохромный намного симпатичнее, чем мой цветной. Вот невезуха-то! Не поспешил бы, и я стал бы Костяным. Как вы.

– Ребята, поясните мне, дураку старому, что значит Костяной? – попросил Баграмов. – Наколка же на коже делается, а значит, мы, как и вы, Кожаные!

– Ну да, Кожаные! – На лице Скорпиона читалась зависть. – Татуировка, нанесенная рукой самого Реставратора, – это вам не жалкие поделки какого-то педика! Вот почему за картину… – Виктор поискал в памяти фамилии знаменитых художников. Он хотел назвать кого-нибудь из великих итальянцев, но эпоху Возрождения он как-то пропустил в своем образовании, а потому брякнул то, что вспомнил:

– Петров-Водкин, например, напишет картину, за нее деньги платят. А потом с нее копии делают, а деньги никто не хочет отдавать. Вот так и здесь, – Порывайко хлопнул себя по груди, – копия! Толку от нее… А вот у вас рука автора! Энергия, сила! Теперь у вас такая защита, что… Эх, нет бы и мне дождаться такого!

– Долго ждать пришлось бы, – проговорил Олег. – Скажи спасибо, что Жак за тебя взялся. Будь моя воля… Я бы тебя кытмирянам отдал. Походил бы ты в рабах, послужил бы игрушкой в чужих руках, может, тогда бы понял, что нельзя судьбами людей манипулировать. Я бы вообще лет до сорока в следователи не брал. Человек, прежде чем судить других, опыта набраться должен. О совести я уж и не говорю… А вы, не успеете вылупиться из института, где вас, кстати, ничему толком не научили, тут же получаете такую власть над людьми, что молодые головы не выдерживают, вразнос идут. Стоит только такому вот могущественному сопляку на минуту подумать, что человек виновен, да просто захотеть, чтобы он был виновен, – и все, пожалуйте в камеру, а там уж будут долбить до тех пор, пока бедолага не возьмет на себя все, что ему приписывают.

– Ну да! – пробурчал Порывайко. – А прокурор, а начальник следственного отдела? Их же тоже нужно убедить в том, что подозрение небезосновательно. А еще и адвокаты…

– Основательно, безосновательно, это не вам решать, а суду, – оборвал его Олег. – А вы присвоили себе право без всякого суда решать, виновен человек или не виновен. А что касается ваших адвокатов… Так это только такие, как Резник, Падва или Кучерена, могут позволить себе воевать со следствием. Да, еще Якубовского я забыл. Тот тоже молодец, вовремя одумался и стал свои знания на пользу людям обращать. А остальные адвокаты – такие же недоучки, как и вы, следователи. Есть, конечно, самородки и там и здесь, но это скорее исключение, чем правило. А по большей части следак и так называемый защитник – не что иное, как самая настоящая преступная группа. Один вешает на бедолагу всех собак, обвиняет во всех смертных грехах и грозит чуть ли не расстрельной статьей, а другой разводит обреченного на бабки. Причем не за освобождение, а за то, что дурачок возьмет на себя вину за менее тяжкое преступление, чем то, что на него вешают. Смотри как выгодно! Следователь арестовывает, адвокат убеждает, что дело обстоит очень плохо. Попав под такой прессинг, отрезанный от всего мира, не имея никакой связи с близкими, человек и сломаться может. А не он сам, так его близкие, которые тоже не знают, за что посадили родственника, и слушают открыв рот любую ложь проходимца-защитника. Да они готовы собрать любые деньги, лишь бы родного человека поскорее из беды вытащить. Все продают, квартиры, дома, машины… Одежду с себя снимут, лишь бы спасти его.

Деньги берет адвокат, ему это по «долгу службы» положено. Он же несет часть из них следаку. Попробуй схватить сладкую парочку за руку! Кто из потерпевших сможет доказать, что деньги дошли до взяточника? Кто передавал? Дали адвокату? А он что, дурак, чтобы своего кормильца сдавать? Наоборот, он еще поможет следаку-напарнику довести дело до суда. Несчастный получит условный срок и будет рад до смерти, что кончился весь этот ужас. А у вас с адвокатом уже новая жертва на подходе. Благо репрессивные законы позволяют любого под статью подвести…

– Олег, ты преувеличиваешь! – запротестовал Порывайко, – Да если бы не мы, люди просто на улицу боялись бы выйти!

– Если б не вы, говоришь? – Олег, охваченный возмущением, бросил работу и повернулся к следователю. – А ты знаешь, что, отпуская детей на улицу, родители больше опасаются не бандитов, не ворья, а того, что к ним привяжется наша доблестная милиция? Знаешь? Нет? А ты поспрашивай людей! Или ты хочешь сказать, что Сурков, которого ты ко мне приставил, не твой напарник? Ну, говори! Твой он или нет? И только попробуй мне соврать… Говори, козел, или сейчас же башку снесу!

– Ну, мой… – Виктор опустил голову. Он видел, что Чернов в таком состоянии, что лучше с ним не спорить. – Но ведь не только я так делаю… делал. Карманные адвокаты есть у всех следователей. А кто в этом виноват? Сами же адвокаты и ищут к нам подходы. Чтобы дела своих подзащитных решать. И родственники тоже… ищут. Вот и выходят не напрямую, а через таких вот… доверенных людей.