Асы. «Сталинские соколы» из будущего - Юрий Корчевский

Иван в душе был горд собой. Самостоятельно взлетел, самостоятельно сел, да еще и от «мессеров» ушел. Повод для гордости есть, учитывая, что с «У-2» он незнаком.

Алексей взобрался на крыло. Лицо его было бледным, глаза от испуга округлились.

– Ты… ты… ты знаешь, куда сел?!

– На луг.

– На минное поле! Видишь, кочки стоят? Ты приглядись, они же в определенном порядке расположены! В природе такого не бывает.

От страха у Алексея тряслись губы.

– Это все твое брюхо! – напустился на него Иван. – Садись, садись! Вот я и сел…

– Откуда мне знать было! Ты как накренился, так я едва из кабины не вывалился, еле за борта удержался.

– Ты разве не пристегивался? – удивился Иван.

– А ты разве меня предупредил?

Тогда Иван не подумал об этом: все его мысли были поглощены процессом запуска мотора, а потом взлетом.

– Залезай в кабину и пристегнись.

Алексей забрался в кабину, вытянул из-под себя ремни, повозился и защелкнул их.

Выбора у Ивана не было. Либо придется взлетать по минному полю, либо покидать самолет и топать пешком. Гарантии, что мина не сработает, не было ни в том, ни в другом случае.

Он дал газ, двинув ручку управления двигателем вперед до отказа. Едва самолет начал разбегаться, двинул рукоятку рулей вперед. Самолет послушно поднял хвост. Костыль и так царапал по земле и мог зацепить взрыватель мины. Но повезло, самолет поднялся в воздух. Нет, слишком много опасных приключений для одного дня.

Иван почувствовал, что устал. Сейчас бы отдохнуть, прикрыть глаза, перевести дух, собраться с мыслями. Он посмотрел на компас и довернул вправо. Надо держать стрелку на девяносто градусов, тогда мимо своих не промахнешься. Знать бы еще, на сколько минут или часов лета хватит горючего…

Через полчаса полета самолет обстреляли снизу. Иван даже не понял, кто и откуда, похоже – пехотинцы. Он поднял самолет выше – так труднее было прицелиться и попасть.

Еще через полчаса из задней кабины закричал Алексей. Иван обернулся и поднял ухо шлемофона.

– Наши внизу!

– Точно?

Иван заложил вираж, снизился. Внизу стояли наши бойцы. По крайней мере, форма на них была зеленого цвета, а не серого, как у немцев. К тому же они не стреляли по самолету, а подбрасывали в воздух фуражки и размахивали пилотками.

Иван решил садиться – место было подходящим, ровным. Он убрал газ до холостых оборотов, и самолет стал планировать, медленно теряя высоту. Вот толчок колес – и они покатились по полю. Когда до бойцов оставалось полсотни метров, Иван выключил зажигание. Всем хорош самолетик: послушен, устойчив, прост в управлении, а тормозов нет.

Наконец мотор стих, самолет остановился.

Иван похлопал его по борту:

– Спасибо!

– Это ты кому? – удивился Алексей.

– Да самолету же!

– Он ведь не живой, чего с ним разговаривать?

Оба выбрались из кабины. Иван по привычке поправил комбинезон, Алексей собрал складки гимнастерки на спине. Перед ними была группа – около взвода – наших бойцов. Если судить по фуражкам, двое из них точно были командирами. Бойцы, вплоть до старшего сержанта, носили пилотки.

Интуитивно просчитав, кто есть кто, они направились к бойцам.

Подойдя, Алексей доложил:

– Боец Терехин, восьмой дивизион бронепоездов!

Стоявший перед ним лейтенант не мог сдержать улыбки:

– А где твой бронепоезд, боец? Вот летчик на самолете прибыл, как и положено.

Иван шагнул вперед:

– Сержант Кравчук, одиннадцатая авиадивизия, сто двадцать второй полк.

– Документы есть?

Иван и Алексей подали свои документы. Лейтенант ознакомился с ними, вернул.

– Задание выполняли?

– К своим добираемся.

Лейтенант построжал лицом:

– Вы в тылу, до передовой тридцать километров. Драпать вздумалось? Сдать оружие, документы и ремни.

Во, блин, попали! Такого никто из них не ожидал. Конечно, пирогами или хлебом-солью встречать их никто не собирался, но вот так сразу изъять у них оружие и документы? Выходит, их арестовали?

Глава 2. Особист

Алексей же возмутился:

– Да мы же свои! Я сам, вот этими руками убил двух немцев!

– Это ты в Особом отделе расскажешь. Не виноват – выпустят.

НКВД и Особого отдела боялись. Подозревали, что зачастую невиновным давали большие сроки, а то и расстреливали. Пытки не всякий мог выдержать, вот подследственные и оговаривали себя, подписывали протоколы и признания в деяниях абсолютно диких, просто невозможных. В условиях военного времени трибуналы работали споро. Конечно, каждое государство имеет право защищать себя от предателей, изменников и иностранных разведчиков. Предатели были в каждой воюющей стране. Кто-то старался спасти себе жизнь, другие продавались за кусок хлеба, некоторые – по идейным соображениям, ненавидя власть, – причины были разные. Но только в СССР мнимых предателей оказалось слишком много. Нигде больше не было такого количества лагерей и столько расстрелянных – уж эту часть истории Иван знал хорошо. И теперь, при словах об Особом отделе, мурашки побежали по коже.

По команде лейтенанта двое бойцов с винтовками в руках отконвоировали их в деревню неподалеку и передали особисту. Им оказался средних лет старший лейтенант. Он почти беспрерывно курил, и в комнате висели клубы дыма.

– Сами признаетесь? – с ходу спросил он.

– Мне не в чем признаваться! Я был на оккупированной немецкими войсками территории, но не в плену, – твердо заявил Иван. Первого начали допрашивать его, Алексей ждал своей очереди в коридоре.

– А как оказались в нашем тылу? Почему вас задержали не на передовой?

– На самолете за минуты пролетели. У меня карты не было, где линия фронта – непонятно.

– У тебя же планшет с картой изъяли! Врешь!

– Сами посмотрите, карта кончилась еще за Слуцком.

– Рассказывай подробно.

Иван рассказал, как вылетел на задание на «ишаке», был сбит и выпрыгнул с парашютом. Встретил в лесу Алексея, и они решили вместе выходить к нашим. По пути наткнулись на разбомбленный аэродром. Один из самолетов оказался цел, на нем они и прилетели.

– Все?

– Все.

– Складно говоришь. Ладно, проверим.

Особист вызвал конвоира, Ивана увели в сарай и заперли. Сарай был дощатым, доски гниловатые, и запросто можно было оторвать одну из них и выбраться. Только вот документы его остались у особиста, и своим побегом он только усугубит подозрения в свой адрес.

Иван уселся на ящик, стоящий в углу. Вот положение! Не предатель, но если начнут копать всерьез, проверки он не выдержит. Есть много деталей, которых он не знает. Спросят, к примеру, фамилии летчиков его звена или фамилию командира эскадрильи – и все, абзац!

Настроение у Ивана было подавленное.

Через полчаса в сарай втолкнули Алексея.

– Ну, что? Как?

– Хреново, – ответил тот. – Особист склоняет меня подписать бумагу, что ты немецкий агент.

– Я? Ты же сам видел самолет, сам предложил улететь.

– Чтобы лопнули мои глаза! Лучше бы мне его не видеть! Добрались быстро, прямо экспресс. А кончиться все это может плохо.

Оба замолчали. Перспективы их не радовали, а главное – они ничем не могли подтвердить свои слова.

– Леш, нам надо говорить, как было на самом деле, и твердо стоять на своем. Тогда не подловят на деталях.

– Ага, – кивнул Алексей, – мать только не переживет.

– Чего?

– Если нас к стенке поставят. Погиб бы на поле боя, как другие, так хоть не позорно было бы.

Алексей горестно махнул рукой, а Иван подумал, что о нем и сообщать некому. Его родители в сорок первом году еще не родились.

Но на допрос особист их больше не вызывал.

Прошло два дня. Арестованных скромно кормили: утром – жидкий чай с куском черного хлеба, в обед – миска перловки с хлебом, вечером – снова чай с хлебом.

На третий день стала слышна отчетливая канонада, похоже – немцы шли в наступление.

Иван забеспокоился. Их могут отправить дальше в тыл, а вполне вероятно, что и расстрелять.

К обеду третьего дня двери сарая распахнулись, и возникший в дверном проеме конвоир приказал:

– Руки за спину! Идите в избу, – и клацнул затвором.

В комнате стоял уже знакомый им особист. На его стуле сидел другой военный, но без знаков различия на френче. Судя по тому, как тянулся перед ним особист, это был его начальник.

– Товарищ старший лейтенант, доложите, что по задержанным?

– По летчику из дивизии доложили по телефону, что в списках такой числится. Вылетел двадцать шестого июня на боевое задание и не вернулся. Более точных сведений получить невозможно. Полк понес серьезные потери в технике и личном составе. Члены штаба и технические службы убыли на переформирование.