Пик Дьявола - Деон Мейер

— Мою дочь зовут Соня.

— Очень красивое имя.

Как будто ему не все равно!

— Но я не приведу ее к тебе в дом, Карлос. Мы можем куда-нибудь вместе съездить. На пикник, в кино, но только не к тебе домой.

— Но, кончита, у меня есть бассейн…

— А еще телохранители с пушками и бейсбольными битами. Я не допущу, чтобы моя дочка их видела!

— Они не телохранители. Они — моя команда.

— Мне все равно.

— Ладно, ладно, когда вы приедете, Карлос их ушлет.

— Нет, не ушлешь.

— Нет? Почему?

— Потому что они постоянно с тобой.

— Нет, кончита, клянусь! — Карлос перекрестился.

— Если я приезжаю с дочкой, мы с тобой не занимаемся сексом. И еще — мы у тебя не ночуем. И точка!

— Карлос понимает, — протянул он, не скрывая разочарования.

— Спешить не будем. Сначала мне надо рассказать ей про тебя. Она должна привыкнуть к тебе постепенно.

— Ладно.

— Завтра вечером я проверю, умеешь ли ты держать слово. Я приеду к тебе, и мы будем с тобой только вдвоем. Никаких телохранителей!

— Си. Конечно!

— Я останусь с тобой. Приготовлю ужин, и мы будем разговаривать.

— А где будет Соня?

— В безопасном месте.

— У няни? — Карлос самодовольно ухмыльнулся: он знал.

— Да.

— И может быть, в конце недели поехать куда-нибудь вместе? Ты, я и Соня?

— Если я смогу доверять тебе, Карлос.

Кристина поняла, что победила. По его лицу она видела: процесс пошел.

42

Тобела оставил пикап за холмами на плантации Уотерволл и пошел к дому пешком по берегу Ката-Ривер. Ассегай он сжимал в левой руке.

В километре от своей фермы он повернул на север и стал подниматься в гору; ему хотелось осмотреться. Тот, кто его поджидает, наверняка заблокировал подъездную дорогу.

Он внимательно оглядел окрестности, но увидел только одну машину, припаркованную у самого дома. Ни антенн, ни мигалки — никаких опознавательных знаков полиции. Тишина.

Бессмысленно как-то…

Тобела двинулся вперед. Теперь между ним и жилым домом был сарай. Присмотревшись, он увидел, что на двери по-прежнему замок. Пригнувшись, он приблизился к дому, пробежал под окнами туда, где стояла припаркованная машина.

В пыли он увидел лишь одну дорожку следов. Они начинались от водительской дверцы и вели прямиком к ступенькам крыльца.

Один человек!

Сидя на корточках, он мысленно обдумывал варианты развития событий, повернувшись спиной к стене веранды. Вдруг его осенило. Тот следователь из Умтаты! Должно быть, услышал новости и сразу все понял. Он ведь знал его, он ведь знал все с самого начала.

Тобела испустил вздох облегчения. Потом встал, переложил ассегай в правую руку и быстро зашагал к крыльцу.

На веранде сидел человек с пистолетом на коленях.

— Так и знал, что встречу вас здесь, — сказал он.

— Кто вы?

— Меня зовут Бенни Гриссел, — ответил незнакомец, приставляя ствол к груди Тобелы.

Кристина взяла со стола игрушечную собачку и сжала в руках.

— Мне не сразу удалось найти такую же, — пояснила она. — Каждый год в магазинах появляются совсем другие игрушки.

Она погладила длинные коричневые уши.

— Я купила Соне эту собачку, когда ей исполнилось три года. Собачка — ее любимая игрушка, она никуда без нее не ходит. В общем, я долго искала, наконец раздобыла другую такую же и подменила игрушки, потому что на той, с которой она играла постоянно, остались ее микрочастицы, частицы ее ДНК. Сейчас полиция может установить абсолютно все с помощью компьютера. Поэтому мне нужно было взять с собой именно ту игрушку.

Он стоял перед белым человеком, взвешивая все за и против, измеряя расстояние между ассегаем и пистолетом. Потом он позволил себе расслабиться, потому что сейчас было не время, чтобы что-то предпринимать.

— Это мой дом, — сказал он.

— Знаю.

— Чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы сели и успокоились.

Стволом своего Z-88 белый махнул в сторону двухместного дивана. В его глазах и голосе Тобела уловил нечто странное: какую-то отчаянную решимость.

Тобела некоторое время подумал, потом пожал плечами, сел и внимательно посмотрел на Гриссела. Кто он такой? Налитые кровью глаза, слегка покрасневший нос, выдававший склонность к алкоголизму. Волосы длинные, нечесаные — либо он пытается выглядеть молодым, каким был в семидесятых годах, либо ему просто наплевать на внешность. Скорее всего, последнее, потому что и одежда на нем мятая, и разношенные коричневые туфли давно не чищены. Что-то в нем говорило о причастности к правоохранительным органам — о том же свидетельствовал и пистолет. Но полицейские обычно приезжают группами, по крайней мере вдвоем. Полицейские сразу надели бы на него наручники и по рации сообщили бы начальству о его аресте. Полицейские не просят человека присесть в его собственном доме.

— Сижу, — сказал Тобела, кладя ассегай на пол перед диваном.

— А теперь тихо.

— Значит, вот чем мы будем заниматься? Сидеть и глазеть друг на друга?

Белый ничего не ответил.

— Вы выстрелите в меня, если я заговорю?

Молчание.

— С таблетками все было просто. — Кристина показала на белый флакончик. — И с платьем. Его у меня нет; оно в полиции. А вот кровь… С ней было сложнее, все получилось не сразу. Я не знала, как объяснить дочке, что мне надо уколоть ее иглой и набрать полный шприц крови, что ей будет больно… Мне надо было разбрызгать ее кровь на сиденье чужой машины. Вот что было самое трудное. И я волновалась. Боялась, что кровь свернется раньше времени. Не знала, достаточно ли будет такого количества. И потом, вдруг эксперты поймут, что кровь не… несвежая. Может, компьютер способен определить, что кровь предварительно целый день держали в холодильнике? И еще я не знала, можно ли провести анализ на генетическую совместимость.

Кристина прижала собачку к груди. На священника она не смотрела. Она смотрела на свои пальцы, переплетенные на ушах игрушечного зверька.

— Когда Соня принимала ванну, я вошла и солгала ей. Сказала, что нам необходимо это сделать, потому что мне нужно отвезти немножко ее крови врачу. Когда она спросила: «Зачем?» — я не знала, что ответить. Спросила, помнит ли она, как ей делали прививки в детском саду, чтобы она не заболела страшными болезнями. Она сказала: «Мама, мне было больно», и я ответила: «Но боль быстро прошла — и сейчас тоже пройдет, это то же самое, и все будет хорошо». И она ответила: «Ладно, мамочка» — и зажмурила глазки и протянула ручку. Раньше я никогда ни у кого не брала кровь, но нам, шлюхам, каждый месяц надо сдавать анализ на СПИД, поэтому я знала, что делать. Но если твой ребенок говорит: «Ой, мамочка, ой!» — тогда у тебя дрожат руки, тебе трудно и страшно…

— Чего мы ждем? Чего вы хотите? — спросил он. Но белый просто сидел и смотрел на него, положив пистолет на колени, и ничего не говорил. Только глаза время от времени моргали или скашивались в сторону окна.

Интересно, подумал Тобела, все ли у белого в порядке с головой. А может, он сидит на игле — уж больно странный у него взгляд. Нет, он не похож на наркомана. Его что-то гложет, грызет изнутри. Глаза неспокойные. Иногда у него дергалось колено, как будто там была рана. Пистолет в руке мелко подрагивал — движения были почти незаметны.

Он нестабилен и потому опасен. Интересно, получится ли отобрать у него пистолет, если он подтянется за подлокотники и придвинется чуть ближе чем на два разделяющих их метра? Если он улучит момент, когда белый вновь отведет взгляд к окну? Получится ли выбить у него пистолет из рук?

Тобела мысленно прикинул разделяющее их расстояние. Посмотрел в карие глаза.

Нет!

Интересно, чего они ждут? Да еще так напряженно?

Позже он получил ответ на некоторые вопросы. Зазвонил сотовый телефон. Он звонил два раза. Всякий раз белый вздрагивал — правда, едва заметно. Он брал телефон, смотрел на дисплей, но не отвечал. Слушал. Потом звонившие отключались. Через пятнадцать — двадцать секунд телефон дважды пикнул — прислали текстовое сообщение. Но белый не стал его читать.

Тобела понял: Гриссел ждет каких то распоряжений, указаний. Распоряжения пришлют по мобильнику. Сосредоточенность Гриссела вызвана стрессом. Беспокойством. Но почему? В чем дело?

— У вас что-то стряслось?

Гриссел молча воззрился на него.

— Может быть, я чем-то смогу вам помочь?

Гриссел метнул взгляд на окно, потом посмотрел на него.

— Вы не возражаете, если я немного посплю? — спросил Тобела. Потому что ничего другого он сделать не мог. А сон был ему необходим.

Никакой реакции.

Он устроился поудобнее, вытянул длинные ноги, положил голову на диванную подушку и закрыл глаза.