Тень разрастается (СИ) - Крейн Антонина

— Короче, с такой пирамидой легко бороться. Разрушаешь верхний уровень — и нижний распадается сам по себе. На практике это выглядит так: лечишь заразившего — выздоравливают зараженные.

Осознав эту емкую сентенцию, я подпрыгнула:

— Значит, нам всего-то и надо, что найти источник Пустоты? Первого больного?

— Да, именно это я и имел ввиду в своей записке про «уничтожить одним махом»… — потерянно пробормотал Дахху. — Но я не ожидал, что Пустота сможет сделать какие-то выводы из опытов, проведенных нами с Анте… Если бы мы знали, что она почувствует опасность и адаптируется, мы бы не пугали ее… Ох уж эти инопланетные создания — никогда не знаешь, чего они понимают, и чего — нет… Видимо, теперь она сворачивается — от последних заболевших и обратно к центру… О, небо голубое, что же мы наделали… Я думал, у нас будет время найти заболевшего номер один, о нет, о н-е-е-е-ет…

Он продолжал бормотать в таком же духе, но я не слушала Дахху.

Маленькие веселые феечки, заменяющие мне мозговые извилины, тихонько шебуршились в черепной коробке. Что-то они нашептывали. Что-то они там сообразили. Надо только прислушаться…

Прах!

Это же элементарно!

— Дахху, заткнись и возьми меня за руку! — рявкнула я. — Давьер, вы за другую.

Оба послушались.

Увидев, как мои кулаки разгораются полыхающим оранжевым светом, Анте Давьер изменился в лице:

— Тинави, только не говорите мне, что вы собираетесь Прыгнуть вместе с нами. Вы же новичок! Нас может расщепить!

— Ну вы же так радовались, что я совершенствуюсь в магии… — пробормотала я. — Унни! К Лиссаю!

— Почему к Лис… — удивленный голос Дахху исчез вместе с нами.

«Потому к Лиссаю, — мысленно ответила ему я, — что в Шолохе никто и никогда не слышал о Пустоте, а Давьер знает ее только благодаря своим иномирным скитаниям. А значит, есть большой шанс, что источник также заразился вне Лайонассы. А Лиссай единственный, кроме меня, кто в последнее время совершал путешествия в другие миры. То есть, конечно, могли быть еще люди, которые успели мотнуться в иную реальность до того, как Карл закрыл нас на свои магические замки… Подцепили Пустоту, вернулись, давай всех в Шолохе заражать… Но я верю в стройные гипотезы. И в свой любимый великий наобум».

* * *

Мы втроем — к счастью, не расщепленные и вообще невредимые — с грохотом обвалились на холодный пол Лазарета.

Больница уже перешла на режим ночного освещения. Все потолочные магические сферы отключились. Горели лишь небольшие голубые шарики, каждый размером с кулак, щедро рассыпанные вдоль коридора, прямо по полу. Они всегда напоминали мне ядовитые болотные поганки: те так же тихо мерцают и переливаются в ночной мгле, даря сомнительное ощущение покоя.

Я подскочила, как неваляшка, мимоходом убедившись, что ссадины на коленях стали еще больше. Прямо передо мной во мраке тихо белела дверь в палату. Сзади маньяк и Дахху собирали себя с пола со стонами и проклятиями.

— Странно, почему мы оказались снаружи палаты, а не внутри? Раньше это работало по-другому! — тихонько возмутилась я.

Ну, не то чтобы по-настоящему возмутилась, но решила, что унни стоит знать о моем недовольстве. Вряд ли у энергии мироздания есть большой опыт работы с негативными отзывали пользователей, но вдруг…

Как ни странно, я сразу же получила ответ на свой вопрос. Весьма, хм, неожиданный.

— Потому что, — чьи-то цепкие пальцы ухватили меня сзади за плечо и резко развернули от двери, — Потому что я зачаровал эту несчастную палату от внешних проникновений. И поставил на тебя сигнализацию. Не зря вчера поутру из тебя волосы дергал, оказывается! Ты грозилась, что Прыгнешь, но, если честно, я не ожидал, что ты действительно это сделаешь. Удивила, Тинави, молодец!

Глаза материализовавшегося Полыни полыхали возмущением, голос полнился разочарованием. Звенящие колокольчики в прическе только нагоняли драмы.

— Так, Полынь, расслабься и пусти меня в палату, срочно! — я сорвала с плеча руку куратора. — Видишь этих добрых молодцев на полу? У нас не увеселительная прогулка!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А что тогда? — сузил глаза Полынь.

Он мне, конечно, поверил, чай, не дурак, но теперь просто любопытничал.

— Потом объясню, защиту убери! — взмолилась я.

— Ладно, — кивнул куратор и сложил руки лодочкой, готовясь к заклинанию.

Но уже мгновение спустя раздался жуткий треск — и Полынь, как подкошенный, рухнул на пол.

— Дахху! Ты с ума сошел?! — я задохнулась от неожиданности, увидев над бессознательным куратором своего друга, отчаянно сжимающего в руках занесенную цветочную кадку.

Кадка это только что со всей мощью глиняных изделий заехала Ловчему по голове, что и стало причиной бесславного падения Полыни.

— Охранные чары очень долго снимать, а у нас люди умирают… Но если колдун без сознания — сами распадаются, — извиняющеся пробормотал лекарь и, поправив шапку для смелости, решительно шагнул к белой двери в палату.

На ней как раз проявилась тонкая багряная паутина — и тотчас бесшумно растворилась. Дахху зашел в палату.

— Растет парень, — одобрительно хмыкнул Анте Давьер и, небрежно переступив тело Полыни, двинулся туда же.

Я в некотором смятении проследовала за ними.

У нас действительно умирают люди…

Извиняй, куратор!

ГЛАВА 25. За хорошую работу

Лиссай сидел на длинной узкой койке, заправленной так туго, что на простынях не было видно ни единой морщинки. Будто взяли живое, веселое лицо кровати и растянули на пяльцах. Так иные фанатики растягивают в альбомах свежепойманных бабочек. Подобное старание меня всегда до странности угнетало.

Дахху вошел в палату героически, широким шагом, с задранным подбородком и кончиком шарфа, лихо подпрыгивающим за спиной. Но стоило другу столкнуться с непонимающим взглядом принца, как он мгновенно замер. Смущенно и растерянно, как на невидимую стену наткнулся.

Анте Давьер оказался понаглее. Сколько ни метал в него Лиссай натренированных аристократичных взглядов, маньяк лишь упрямо прошагал к дальнему углу палаты и твердо уселся на единственный во всей комнате стул.

Я же ввалилась с привычно перекошенным паникой лицом. Да еще и украдкой обернулась: как там Полынь, не дрыгается?

Не дрыгался.

Мое появление мгновенно успокоило Лиса, начавшего было закипать и покрываться странными красными пятнами, внутри каждого из которых жались друг к дружке смятение (кто это люди?) и презрение (как они посмели?).

— Тинави! — звонко воскликнул Лиссай, заприметив меня в конце нашей дикой делегации. — К-как я рад вас видеть! Нак-конец-то вы пришли меня навестить! — принц, как и вчера вечером, стоял возле мольберта, экипированного холстом, красками и кистями. Чело его омрачалось одной-единственной горизонтальной складкой. Глаза, зеленые, как лес, горели вдохновением. Он уже куда более милостиво скользнул взглядом по Дахху и Давьеру: — Та-к-к то ваши друзья? В так-ком случае пусть присаживаются. Кк-как ваше настроение, самочувствие? Я очень ск-кучал!

На сердце у меня потеплело.

Как и прежде, присутствие Лиссая порождало во мне до странности легкое настроение. Хотелось петь, плясать, устраивать беспутную душевную обнаженку и верить в лучшее. Честное слово, этот грешный, бледный, веснушчатый Лиссай действовал на меня, как переносное Святилище. Человек-междумирье… Почему так? Потому что он принц (привет, трезвые расчеты куратора)? Потому что художник? Потому что стукнулся в детстве башкой и теперь живет в каком-то отдельном, странном мире, где не видно лиц людей, но видны их эмоции? Потому что — как я поняла по последнему разговору с сиятельным Карланоном — в венах Лиса бурлила капелька божественной крови, крови веселой Дану? Не знаю. Но хотела бы знать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так как эта моя слабость к принцу была весьма, весьма иррациональной, если по чесноку. Когда мозг рапортует: «все ровно!», а рефлексы орут — «твое!». Почему твое? Зачем твое? И касается ли это «твое» самого по себе принца или его волшебной, доверительной связи с энергией бытия?