Текучая Вода - Густав Эмар

— Да здравствует деревня! — сказал генерал. — Хорошо дышать чистым воздухом после того, как в течение нескольких дней принужден был оставаться между каменными стеками!

— Да, вы правы, генерал, — отвечал радостно канадец,. — Жизнь в пустыне прекрасна, а в городах она немыслима. Люди глупо сделали, настроив их и загромоздив горизонт, когда перед ними открывались простор и свобода! К черту города! Самый прекрасный дом не сравнится с кучей травы, в которой радостно поют стрекозы!

— Вы любите пустыню, сеньор Лунный Свет?

— Я, генерал? Я родился в ней. Мой отец состоял на службе у компании Гудзона в качестве траппера. Мать произвела меня на свет на берегах одного из наших великолепных канадских озер. Мои глаза открылись под величественными зелеными сводами девственного леса. Первый горизонт, увиденный мной, был изрезан цепями гор, горделивых гребней которых никогда не попирала нога человека. О, генерал! Жить в пустыне без всяких стеснений, чувствовать свободное биение сердца в груди, вдыхая всеми порами благоухание трав, не сожалея о прошлом, не заботясь о будущем. Замечать, что живешь и невольно становиться лучше, так как находишься ближе к богу, великая книга которого всегда раскрыта пред тобой — вот единственно возможное существование для человека с неиспорченной душой. Другое — постоянное рабство, постоянное принуждение, атрофирующее мысли, уничтожающее разум и превращающее человека в худо собранную машину, в сварливую и злую тварь, которая до могилы тащится бледная, болезненная и разочарованная.

— Черт возьми! Вот это я называю энтузиазмом! — сказал, смеясь, генерал. — К несчастью, все хорошо только в теории. Что сталось бы с цивилизацией, если бы каждый последовал вашему примеру?

— Ах, да! — вскричал охотник с презрительной улыбкой. — Вот великое слово — цивилизация! Попросту говоря, это рабство, огрубление масс в пользу честолюбивого и ненасытного меньшинства, общество бандитов, украшенных пышными титулами и громкими именами, где сила — единственный закон, где на доказательства отвечают тюрьмами и ружейными выстрелами, где все оплачивается: рождение, смерть, даже испорченный воздух, которым дышат на грязных, узких улицах, в слишком низких и тесных домах. К черту цивилизацию мошенников, изобретших ее для своей выгоды! Цивилизация — это чума и все болезни, сокрушающие человечество! Я не хочу ее знать!

Генерал слушал охотника с возрастающим удивлением, эта нервная речь невольно убеждала его. Перед ним первый раз находился типичный лесной бродяга, который в волнении резко и грубо высказал свои взгляды на жизнь цивилизованных людей. До сих пор таких странных натур он еще не встречал.

Разговаривая таким образом, генерал и канадец достигли брода, где утром бежал Сотавенто.

Отряд сделал минутную остановку. На другом берегу реки, на расстоянии около двух миль, начиналась цепь высоких лесистых гор. Огромный провал открывался среди этих гор и образовывал узкое ущелье, единственное место, где могли переправиться испанские войска.

Генерал изучал с возрастающим беспокойством мрачный пейзаж, раскинувшийся перед ним.

Все было молчаливо и печально кругом. Напрасно Карденас исследовал равнину в подзорную трубу. Он ничего не видел кроме скученных деревьев, среди которых, казалось, невозможно было проложить себе путь. По следам, оставшимся на почве, несомненно было, что мексиканская армия следовала через ущелье.

Генерал нахмурил брови и подозрительно взглянул на охотника.

Тот, отставший немного, чтобы натянуть подпругу у лошади, подъехал.

— Понимаю! — сказал он.

— Что вы понимаете?

— Я понимаю, что вы подозреваете меня, генерал, черт возьми!

— А если бы и так? — спросил тот, пристально глядя на него.

— Вы были бы неправы, вот и все!

— Почему так?

— По тысяче причин!

— Назовите хотя бы одну.

— Для какой цели вести мне вас в западню?

— Чтобы изменить мне, vive Cristo! Так как, я предполагаю, вы принадлежите к мексиканской армии.

— Я действительно принадлежу к этой армии, — подтвердил охотник, — что же из этого?

— Как! — вскричал с гневом генерал. — Что из этого? То, что вы шпион и что я велю вас расстрелять!

— Это неблагоразумно, генерал!

— Пусть. Молитесь богу!

— Такой человек, как я, всегда готов явиться перед ним. Могли бы вы сказать то же?

Генерал сердито топнул ногой.

— Но дайте мне объяснения, по крайней мере! — сказал он.

— Я дал вам одно, вы не захотели его принять!

— Поищите другое!

— Хорошо, лучшего я не требую, — сказал охотник, по-прежнему хладнокровно и добродушно. — Что произошло между нами? Я известил вас, что мексиканцы покинули лагерь, оставив свое имущество. Разве я солгал? Нет, я вам ничего не сказал, кроме правды. Вы захотели пуститься в погоню за инсургентами. Вместо того, чтобы подстрекать вас к этому, я, напротив, просил остаться в Когагуилу. Разве так бы поступил изменник? — Не думаю. Вы потребовали, чтобы я следовал за вами. Я повиновался. Моя роль ограничилась только этим, не правда ли, генерал? Теперь вы очутились против ущелья, где боитесь встретить засаду, и хотите взять меня туда. Справедливо ли это? Если вы действительно боитесь ловушки, то вам легко поправить дело.

— Как?

— Черт возьми, повернуть и мчаться быстрее в Когагуилу. Если мексиканцы рассчитывали завлечь вас в западню, они будут более в убытке, чем вы, так как оставили в ваших руках оружие и боевые снаряды.

Генерал задумался.

— Что бы вы сделали на моем месте? — спросил он.

— Я?

— Да!

— Честное слово, я буду откровенен с вами, генерал! Мы, жители пустыни, понимаем мужество диаметрально противоположным образом, чем вы. Как мы ни бьемся, чтобы спасти свою жизнь или добычу, мы рискуем только в таком случае, если имеем, по крайней мере, двадцать четыре шанса в свою пользу.

— А в настоящем случае?

— Я вернулся бы в Когагуилу тем же шагом, каким выехал, т. е. галопом, вот что бы я сделал. Я понимаю, что вы поступите иначе!

— А! — сказал генерал, проницательно глядя на него. — А по какой причине?

— Ну, генерал, вы намерены смеяться. Вы знаете ее так же хорошо, как и я: прикажите меня расстрелять и покончим с этим.

— Я, — отвечал он, — не прикажу вас расстрелять: изменник вы или нет, но вы говорили искренне. Идите, куда хотите, вы свободны!

Канадец невольно почувствовал себя тронутым.

— Благодарю вас, генерал. Теперь верьте мне, не двигайтесь дальше!

— Так опасность действительно существует?

— Я не мог бы этого сказать. Однако, признаюсь, я плохого мнения об этой черной дыре, виднеющейся там внизу. За ней, мне думается, скрывается гроза.