Ожидание - Владимир Амлинский

— Откуда же?

— А была у меня дочка. Линда мне родила дочку. И мы назвали ее Виви-Анн. Только она прожила всего две недели и померла. Врачи разное говорили, я не понял. Может, оттого, что я такой старик и не время мне иметь дочку и бог разозлился и взял ее, а может, это Линда виновата — простудила девочку, потому что думала не о ней, а черт те о чем. А может, просто такая судьба, чтобы старику Яану уже до конца быть одному.

Что-то еще бормотал старик, а потом вдвоем они выпили и расстались. Когда кончились работы, он обещал старику, что будет приезжать сюда с женой и сыном каждое лето и будет писать старику каждый месяц.

И действительно, он написал старику два письма и получил в ответ две открытки — одну рождественскую, со свечами на переливающейся бумаге, а вторую с рисунком: дым из трубы и несколько слов не по-русски, будто старик забыл, кому пишет.

На этом и закончилась переписка.

Однажды через несколько лет Сергей попал в эти края и прилетел на остров. Он легко нашел дорогу, обстроенную теперь серыми каменными домиками, легко нашел и узнал в подробностях и тот дом, отметив, что что-то в нем переменилось: нет уродливого забора с колючками, вместо него низенькая каменная изгородь. Он покричал несколько раз: «Дядюшка Яан! Дядюшка Яан!», не дождавшись ответа, вошел во двор. Маленькая рыжая девочка со школьным портфелем, из которого почему-то торчали пучки лука, удивленно посмотрела на него и сказала, что дядюшки Яана нет.

— А где он? — Он мысленно молил девочку, чтобы она ответила, что он где-то, может, в другом доме, или на другом острове, или на материке, в городе, но чтобы он был где-нибудь на этой земле.

— Не знаю, где, — сказала девочка. — Папа знает, мама знает.

— Но он… жив?

— Кажется, жив, кажется, его папа видел, но я точно не знаю, папа точно знает, вы его и спросите.

Он стал терпеливо ждать папу.

Папа, новый хозяин этого дома, и был тот самый рыжий племянник. Он потолстел, крупная красная голова приветливо покачивалась. Он узнал сразу и долго расспрашивал: как дела, как работа, жена, и вообще, как там, в Москве. И все время Сергей пытался прорваться сквозь его вопросы со своим вопросом: «А как же Яан, дядюшка Яан, живой ли?» А тот не отвечал, спрашивал только, и розовое, гладкое, уже немолодое его лицо выражало такой покой, такую ясность, что и речи не могло быть о том, что что-то дурное случилось с кем-нибудь на этой земле, в том числе, конечно, и с Яаном. Он рассказал, что купил этот дом у старика, что живет с женой, она белоруска, а девочка, Марина — вот она, а сын, Эйнар, трех лет, в настоящий момент в рыбзаводских яслях. А что касается дядюшки Яана, то он жив, да, именно жив (это в ответ на взгляд вопрошающий, недоверчивый и как бы требующий подтверждения).

— А где же он?

— А устроен он совсем неплохо, — объяснял племянник, — так как по своему желанию, да, именно по своему, решил поселиться в доме для престарелых рыбаков. А это замечательный дом, таких, может быть, и нигде нет, это колхоз на свои средства открыл, о нем даже в газете республиканской писали. Нет, вы сами убедитесь, что это не богадельня какая-нибудь, а отличный дом, с полным уходом, хорошим питанием, заботой, совершенно бесплатно, на берегу моря, за счет нашего колхоза.

В Доме заслуженного отдыха — так примерно переводилось его название — был тихий час.

Дежурная спросила у племянника:

— Кто такой приехал, не родственник ли, а если да, то по какой линии? — И тут же достала листочек картона, что-то вроде учетной карточки. — Извините, — сказала она, — это не праздное любопытство, мы должны знать всех родственников наших постоянных обитателей. Здесь разные проблемы возникают.

Они с племянником пошли по коридору, встретили молодого человека, который, узнав, что гость издалека, из Москвы, стал водить его по дому с видом радушного хозяина. Дом был действительно красив. В столовой старики и старушки, оживившиеся с концом тихого часа, сидели за толстым деревянным столом, электрокамин радушно мерцал, старики переговаривались или стучали в домино, в широкие окна выкатывало море, медно сверкала чеканка, изображавшая нелегкий труд рыбаков.

Сергей поискал глазами Яана, но за столом его не было.

Потом молодой человек показал подсобные помещения, участок, мастерскую, где обитатели дома (из тех, кто сохранили еще способность), естественно с разрешения лечащего врача, могли заниматься полезным трудом.

Некоторые из них не утратили интереса к искусству: рисовали, лепили, клеили в специальной комнате. А для тех, кто сохранил еще слух и не утратил музыкальности молодых лет, было куплено новенькое, с иголочки, пианино.

Молодой человек, оказавшийся главврачом, показывал все с большой охотой. Он работал здесь недавно. Так же охотно отвечал он на все вопросы.

— Мы не ограничиваем посещения… Только родственники не так-то часто приходят… Больше туристы, экскурсанты. Здесь в основном люди без родственников. Те, у кого есть родственники, все же предпочитают оставаться дома, хотя наш дом и является единственным в своем роде и, как видите, хорошо оснащенным учреждением.

Они прошли но всему помещению, и тут он спросил главврача:

— Как бы поглядеть на дядюшку Яана?

Тот неожиданно задумался.

— Не совсем здоров ваш дядюшка. Но знаю, стоит ли его тревожить… Так-то он молодец, но сейчас… Но если вы специально приехали издалека, то, конечно, жалко не повидаться.

Они подошли к одной из комнат с аккуратной табличкой, пришпиленной к новенькой двери. Постучали.

В комнате было тихо, ни шороха, ни движения. Еще раз постучали. Снова никто не ответил. Послали за кастеляншей. Она открыла дверь. Молча, с опаской вошли в комнату. В комнате, напоминавшей просторный гостиничный номер, никого не было.

Главврач очень удивился. Кастелянша тоже. Ведь было известно, что старик нездоров. И племянник тоже подтвердил: был здесь несколько дней назад — Яан больной, лежал.

Стали искать Яана.

Нашли его в лесу. Он выпиливал что-то из куска коры. Он поднял зоркие голубовато-прозрачные глаза, равнодушно оглядел всех пришедших и снова стал неторопливо выпиливать.

— К тебе гости, Яан, — сказал главврач. — Что ж ты так принимаешь? Твой друг к тебе издалека приехал.

Старик снова приподнял равнодушные глаза.

— Дядюшка Яан, — сказал Сергей так громко, будто считал старика глухим, — это я, Сергей. Помните, я жил у вас когда-то? Ко мне еще жена приезжала с сыном. Потом я писал вам, вы даже отвечали мне. Помните?

В чистой голубоватой воде стариковских глаз как бы мелькнула какая-то тень. Однако он не отвечал… Надо было еще что-то сказать ему, с чем-то связать ослабевшую нить памяти… Ведь это не так давно было, лет шесть, наверное, назад.

— Мы тогда еще с вами на велосипеде ездили. Встречали… Провожали.

Слова его как бы скользили по голубому, чистому пространству, не задевая и не отражаясь. И вдруг неожиданно для себя Сергей произнес, вернее из него вылетело это короткое, так часто повторявшееся тогда слово: «Линда».

Старик нахмурил сыроватый, белый, в школьных линеечках морщин лоб.

— Линда? Да. Давно я ее не видел. Говорят, она умерла.

Он еще раз посмотрел, с усилием сложил губы, и они выразили что-то похожее на улыбку.

— А тебя я не помню. Вот его, — он, неожиданно нахохлившись, посмотрел на племянника, — вот его… Он тут часто болтается. Вроде ты был у меня. Кажется, ты жил со своим сыном или дочкой.

Он провел чуть дрожащей, но точной рукой, зажавшей маленький, тупой ножик, по коре.

— Трудно, трудно все помнить. Да и зачем?

Сергей подошел поближе к старику, протянул ему руку, сказал тихо:

— Извините, дядюшка Яан… До свидания.

Тот протянул легкую, как кора, из которой он что-то выпиливал, коричневую руку. И что-то пробормотал.

Он задержал руку Сергея в своей, и тот чувствовал неожиданно крепкое его пожатие и думал, что старик что-то скажет еще, но этого не было. А на племянника вроде он и смотреть не хотел.

Потом они втроем шли но участку, племянник что-то говорил возбужденно на своем языке. Видимо, он удивлялся. А потом он сказал по-русски:

— В прошлый раз он совсем другой был. Мы его не обижаем. Каждый раз что-нибудь приносим. Что это с ним?

— Что ты хочешь? — рассудительно говорил главврач. — И воздух хороший, и условия, а возраст свое… берет. Сенильные явления. Конечно, многие у нас в хорошем состоянии. Можно сказать, даже в отличном… А вот наш старичок Яан что-то стал сдавать.

Племянник согласно кивал головой.

XVIII

Он увидел снизу ноги в сапогах, много ног, будто взвод шел, все ближе и ближе, казалось, еще секунда — и пройдут но нему, растопчут. Но вот чья-то рука до него дотронулась, он открыл глаза и вновь увидел сначала уходящие, убегающие сапоги и услышал шум какой-то с той стороны, где она была, а уж потом увидел склоненное над ним лицо. Милиционер, оказавшийся совсем молодым, снял фуражку, нагнулся и спросил как бы сам немного испуганно: