Всегда твой - Кай Хара

И все же она это делает.

С когтями наперевес, с острым языком и все такое.

Мой член и так находится в состоянии постоянного возбуждения рядом с ней, но это ничто по сравнению с тем, что я чувствую сейчас.

Территориальность и защита, мой монстр обнажает зубы и рычит на любого, кто осмелится подойти к ней. Я хочу облизать и обкусать ее с ног до головы, пометить ее своим запахом и феромонами, чтобы все знали, что она моя, что эта вздорная нимфа принадлежит мне.

Потребность утащить ее отсюда и пометить пульсирует в моих венах и ушах, делая меня почти глухим к происходящему вокруг обмену мнениями.

— Он станет моим мужем, а значит, теперь он член моей семьи, и мы хотим, чтобы он был здесь. Что еще важнее, никто ни с кем в моей семье не разговаривает так, как вы только что.

Она обхватывает одной рукой мой бицепс чуть выше сгиба локтя, а другой сжимает мою руку.

— Пойдем, Никс. Мы уходим.

Я не сопротивляюсь, пока она провожает нас, только останавливаюсь, чтобы ухмыльнуться через плечо моей ошарашенной матери. Интересно, вспомнит ли она что-нибудь из этого завтра, но это, в общем-то, неважно.

Потому что я никогда этого не забуду.

Сикс не перестает идти, как только мы оказываемся на улице. Она держится за мою руку так, будто от этого зависит ее жизнь, и топает в сторону своего дома.

Я не могу не смотреть на то место, где соединяются наши руки. Это ощущение правильное, как две половинки одного целого или два кусочка пазла, соединившиеся вместе, и я не спешу отпускать ее.

— Ты туда не вернешься, — горячо заявляет она, оживленно шагая в сторону дома. Ее шаги настолько меньше моих, что я легко поспеваю за ее быстрым шагом. — Я уверена, что мои родители будут не против, если ты останешься с нами.

Мы находимся на полпути между нашими владениями, прежде чем я дергаю ее за руку и останавливаю. Она смотрит на мое лицо и бросается ко мне, крепко обнимая.

— Прости, я знаю, что была невероятно груба. Поверь, я никогда так не разговариваю — ну, если только это не заслуженно, а это, несомненно, так и было — я просто… я не могла, я… я разозлилась, когда услышала, как она говорит тебе эти вещи. — Она объясняет.

— Как ты вообще там оказалась?

— Я шла обратно к себе домой, когда поняла, что ты сказал «твои родители, должно быть, ждут тебя к ужину», и я подумала, что это может означать, что твои родители уехали, тем более что они не пришли на нашу вечеринку. Поэтому я вернулась, чтобы узнать, не хочешь ли ты поужинать с нами. — Она делает паузу, ее кожа снова покраснела, когда она вспомнила о том, чему только что была свидетелем. Уверен, для нее это было шокирующим зрелищем, тем более что ее родители поклоняются земле, по которой она ходит. Когда это все, что ты знаешь с детства, оно теряет свой блеск. — Еще раз извини, что вмешиваюсь…

— Не стоит, — вклиниваюсь я. — Это занимает одно из первых мест в списке самых горячих вещей, которые ты когда-либо делала. — Я сокращаю расстояние между нами и снова переплетаю наши пальцы вместе, поднося ее руку к своему рту, где я мягко целую ее костяшки. — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу трахнуть тебя прямо сейчас.

— О, — говорит она, застенчиво краснея, все следы ее прежнего вздорного альтер-эго исчезли.

— Найди способ быстро закончить этот ужин, иначе я не могу гарантировать, что буду держать руки при себе под столом.

— Только не при моих родителях, — предупреждает она.

Я глажу ее по затылку и наклоняю ее лицо к себе, наклоняя голову, чтобы провести любовными укусами по ее челюсти.

— Это меня не остановит.

— Ммм, — неразборчиво бормочет она, пока я продолжаю покусывать и целовать дорожку по ее шее.

Когда я отстраняюсь, ее зрачки полностью раздуваются, и она смотрит на меня с абсолютной покорностью в глазах. В контексте того, чему я только что был свидетелем, ее покорность мне кажется в миллион раз слаще.

— Пойдем, — говорю я, беру ее за руку и тяну за собой.

— Подожди, Феникс, — говорит она, и я приостанавливаюсь, оборачиваясь к ней. — Я не… я… я не знаю, как это спросить. Ты можешь сказать мне, чтобы я отстала, если я перегибаю палку, но… они издевались над тобой? Поэтому ты не хочешь быть без рубашки рядом со мной?

— Нет, надо мной не издевались. — По крайней мере, не физически. — Но я не готов показать тебе это.

Она сжимает мою руку, один раз, сильно.

— Я больше не буду просить, обещаю. — Искренность звучит в ее голосе, и я знаю, что она останется верна своему слову.

ГЛАВА 37

Сикстайн

Мое сердце все еще бешено стучит, когда мы входим в мой дом, что свидетельствует о том, как я была и остаюсь в ярости. Прошло уже десять минут, а мое тело все еще борется за самоконтроль после того, как я стала свидетелем того, как мама Феникса разговаривала с ним.

Она была так непринужденно жестока в своих словах, намереваясь, чтобы они глубоко ранили. Когда я вошла, Феникс стоял ко мне спиной, поэтому я не видела его выражения лица. Но если судить по напряженным мышцам его спины, он был в ярости.

Я имела в виду то, что сказала, — он будет моей семьей, независимо от того, проживем мы жизнь отдельно или нет, и любой, кто не уважает мою семью, для меня мертв.

В прихожей я стряхиваю с себя уличную одежду и поворачиваюсь к Фениксу, который все еще сбрасывает с себя слои одежды.

— Я пойду найду маму. Она, наверное, на кухне, если хочешь, встретимся там, когда ты закончишь?

— Конечно, — говорит он, выпрямляясь и провожая меня горячим взглядом. Он не переставал так смотреть на меня с тех пор, как я вмешалась в разговор с его матерью.

Когда я прихожу на кухню, то застаю маму спиной ко мне, работающую бок о бок с Лорен, нашим шеф-поваром, над приготовлением ужина.

— Мама, — зову я ее, и она оборачивается. Ее глаза загораются при виде меня, как это всегда бывает. — Как похмелье?

— Полностью прошло, спасибо Лорен. Оказывается, мне просто нужны были углеводы, и много. — Она говорит, и мы оба смеемся. — А ты? Я рада видеть, что твоя улыбка вернулась, ma