Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

Оно и неудивительно. Деньги собирались разными учреждениями (подушная подать — Военной коллегией; таможенные и кабацкие поступления — Камер-коллегией; доходы от продажи казенных товаров — Коммерц-коллегией и т. д.). «Окладные» расходы предусматривались из определенных для этого конкретных доходов; последние нередко не соответствовали первым, и тогда приходилось заимствовать средства из других источников, после чего начинались утомительные разборки между учреждениями, в которых найти крайнего было весьма сложно.«… велено вместо отпущенных из рентереи в Конюшенную канцелярию за Военную кантору денег толикое число 12 тысяч 679 рублев 16 копеек отпустить ныне из Военной канторы для отпуску на Низовой корпус в Генерал-крикс-камисариат, для того, что оные денги… велено было отпустить в Конюшенную канцелярию, но тогда за неимением в той канторе серебреной рублевой и полтиной манеты ис той канторы не отпущены. И вместо того толикое число рублевою манетою отпущено из Штате канторы, которых и по се время из Военной канторы было не возвращено. А из Манетной канторы ныне за Военную кантору тех денег платить не надлежит», — гневался на военных Сенат в марте 1733 года{826}.

Порой срочные расходы заставляли сенаторов и Камер-коллегию посылать гонцов в поисках денег, «где сколько во всех калегиях и канцеляриях и канторах есть». Военное начальство не имело представления о тратах, произведенных командующим на месте, а Левашов не ведал о расходах Военной коллегии, Генерал-кригс-комиссариата, Адмиралтейства, Артиллерийской канцелярии и Штатс-конторы. Последняя признала в ноябре 1731 года, что расходов на Низовой корпус не знает; о налоговых сборах провинций это ведомство также сведений не имело и объясняло Сенату, что «в тамошних местах зборов в равное привести никак невозможно, ибо в басурманах частые бывают перемены»{827}.

Подсчитать «стоимость» корпуса было тем более трудно, что финансирование пехотных полков, в отличие от драгунских, изначально не было «положено» за счет подушной подати. С 1724 года они содержались из доходов с Украины, но по указу Верховного тайного совета от 12 мая 1727 года эта практика была отменена{828}, и средства на содержание частей брались из разных источников; документы Сената указывают среди них деньги Берг- и Мануфактур-коллегий, Монетной конторы, Синодальной камер-конторы, московской полиции, Белгородской, Московской, Воронежской, Нижегородской и Казанской губернских, Пензенской, Орловской, Севской и прочих провинциальных канцелярий, а также подушные сборы и «неположенные в штат» доходы вроде сборов с клеймения «винных кубов», с мельниц, домовых бань, рыбных ловель и т. п.{829}

В 1726 году осторожный А.И. Остерман впервые озвучил экономический аргумент в пользу отказа от завоеванных во время Персидского похода прикаспийских провинций. Вопреки надеждам Петра I на доходы от новых колоний, указал вице-канцлер, «время и искуство показали, что не токмо дальнейшия действа в Персии, но и содержание овладенных тамо уже провинций весьма трудное России становится», а «потребные на то иждивении и убытки весьма превосходят пользу, которую от тех провинций Россия имеет и в долгое время впредь уповать может». Однако, судя по протоколам заседаний Верховного тайного совета, эта тема тогда не стала предметом обсуждения. Очевидные издержки не оспаривались, но, видимо, были сочтены приемлемыми ради утверждения российского влияния в Иране и сдерживания турок.

Через пять лет фельдмаршал В.В. Долгоруков, в свое время энергично наводивший порядок в новых российских владениях, в поданной императрице Анне Иоанновне записке высказался уже намного более резко: «Вошли в персицкие дела — сколко людей потеряли, какую великую сумму, ежели положить в цену артилерию, амуницию, мундир, провиант, кроме многотысяшным щетом людей потеряно без всякой пользы… Например, персицких доходов в год от дву сот до трех сот, а из государства, ежели все изчислить: денги, хлеб, амуницию, мундир, лошадей — всего, например, милиона полтора. Сходственно ли содержать? Кроме людей потерки и разделения армеи и опасности государственной, убыток несносной несем, отчего государство в крайнее разорение приходит»{830}.

Впрочем, точной цифры стоимости содержания своего корпуса Долгоруков не знал, но от истины был недалек. Новый президент Военной коллегии фельдмаршал Б. X. Миних заставил-таки своих подчиненных заново пересчитать расходы по основным статьям (жалованье, амуниция, провиант, транспортировка). В докладе на имя государыни от 19 июня 1732 года он честно признал, что всех расходов за десять лет содержания корпуса из семи кавалерийских и 17 пехотных полков коллегия назвать не может (в частности, не знает размеров жалованья казакам), но предполагал их в размере «около осьми милионов» и предложил в связи с заключенным договором об уступке Гиляна вывести восемь полков{831}.

К этим расходам следует приплюсовать и другие, также не учтенные военными. По мнению «от доктуров всего собрания» Медицинской канцелярии, на врачей и лекарства для Низового корпуса к 1731 году было потрачено 90 826 рублей. Строительство морских судов для каспийских перевозок только в 1728-1731 годах обошлось в 87 145 рублей; всего же за 1722-1730 годы было построено 324 корабля разных типов, стоимость которых Сенат точно установить так и не смог; однако Адмиралтейств-коллегия представила ведомость об отпуске для них различного снаряжения на 46 950 рублей. Кроме того, расходы на Астраханское адмиралтейство составили 286 658 рублей{832}.

Видимо, названная Минихом сумма все же близка к действительности, однако экспедиционные войска обычно не получали содержание в полном объеме, почему и приходилось использовать собранные в прикаспийских провинциях средства. В итоге, по подсчетам самого Левашова, большая их часть (1 383 306 рублей, а с уточнением еще больше — 1 429 093 рубля, то есть 83 процента) шла на финансирование самих войск и администрации.

Сказочный Восток не только не приносил обещанной прибыли, но постоянно требовал все новых средств. В.Я. Левашов в доношении в Сенат от 24 ноября 1734 года подробно раскрыл статьи «чрезвычайных», но совершенно необходимых расходов «оприч регулярных войск», не предусмотренные бюджетными «окладами». В их числе были жалованье и провиант (мука, крупа, овес) служащим казакам, «грузинцам и армяном»; выплаты местным владетелям и их родственникам; расходы на прием персидских и турецких представителей с непременным «трактованием» и подарками и отправление российских миссий и гонцов; «дачи» шпионам; содержание армянских юзбашей, аманатов, каторжников и сверхкомплектных попов; отдельной статьей шло финансирование бывшего посла Измаил-бека — его заслуги перед империей оценивались в 300 рублей в месяц, то есть 3600 рублей в год. Всего же такие траты составили за год, по подсчетам генерала, 115 866 рублей, 29 231 четверть муки, 6230 четвертей овса, 1631 четверть крупы, 3610 пудов соли и 376 ведер вина{833}. На следующий год денег у командующего уже не было — вывезенные из оставленного Гиляна средства подходили к концу.

Однако и в этих условиях нашлись энтузиасты, предлагавшие способы существенного поднятия в короткий срок доходности новых провинций. Составленные сразу по оставлении русскими Гиляна в 1732 году «Замечания, клонящиеся к истинной выгоде вашего величества в тех завоеванных персидских провинциях, которые по персидский трактатам остались за его величеством всероссийским» предусматривали целый комплекс таких мер.

Их анонимный автор (возможно, им являлся И.Г. Гербер) отмечал заброшенные около Баку караван-сараи и шафранные сады; «некоторые из бакинских комендантов принимались возделывать один-другой из таких садов, но польза от этого была небольшая, потому что солдаты не знают, как за это взяться, частью же потому, что культура шафрана очень кропотлива». Военные власти не могли взять на себя организацию бизнеса, требующего довольно высокой культуры. Генералы предпочитали вести хозяйство силами «нижних чинов» или отдавали его в аренду на невыгодных условиях, в результате чего часть доходов поступала не в казну, а в карманы начальников военных частей.

Автор считал необходимым «урегулировать таможенные сборы», среди прочих мер «расследовать, кто из командиров, комендантов и офицеров нажил сначала и до сих пор при взимании таможенных сборов больше богатства, и попридержать с них». Он призывал также «не пользоваться без крайней необходимости солдатами в хозяйственных предприятиях» и активно привлекать к делу местных жителей. Те же шафранные сады можно было бы разбить на участки и отдавать для обработки обывателям, сохранив за казной лишь монопольную продажу шафрана.

«Замечания» рекомендовали отказаться от откупов и передать торговлю нефтью и солью «доверенному лицу и контролеру, с правильною ежемесячною отчетностью», а также восстановить их сбыт, напоминая, что морские перевозки «в Гилян и Бухару, на маленьких персидских судах (киржим) были гораздо значительнее, чем в русское время». Местный хлопок и табак можно было бы, по его мнению, с успехом вывозить на российский рынок. Стоило также завести суконные «мануфактуры вашего величества», «исследовать рудники» на предмет драгоценных металлов и, наконец, «оборудовать для пользования тепловые и минеральные источники на Тенги и Сулаке».