Насмешки судьбы (СИ) - "Arne Lati"

      - Вы, наверно, с девчонкой об один камень споткнулись, да? - она слабо кивает и переводит взгляд на затихшую и переставшую плакать девочку. - Не советую, - предупреждаю сразу. - Узнаю, тронешь ее - живой закопаю под стенами этого храма, чтобы, сука, глотки кислорода считала и задыхалась от собственных страхов. Мы договорились? - у меня даже получается улыбнуться, и после ее кивка, встаю и, круто развернувшись, направляюсь прочь от этого места, вычеркивая из памяти этот адрес и все воспоминания связанные с ним. Хочется бежать, но я стоически терплю, лишь немного ускоряя ход. И мыслей столько касательно таких "воспитателей", которые считают, что причиняя боль тем, кто слабее... Блядь, я не знаю, что они чувствуют в тот момент, о чем думают, и не хочу даже представлять, но если бы была моя воля, своими руками, всех и каждого по отдельности передушил бы, а после скинул в общую могилу, облил бензином и поджег, не сожалея и не задумываясь о последствиях. И земелькой бы присыпал, чтобы даже прах их никто не нашел. Не люди это... не люди.

      Под ногами лишь тонкая полоска серой земли и ничего вокруг. Сейчас для меня будто выцвели все краски. Копаться в себе всегда сложно, а в своих воспоминаниях еще сложнее.

      "- Ян, пойдем мыться..."

      Фразы сами собой всплывают в сознании, а я постепенно замедляю ход, переставая ощущать собственные пальцы, лишь холод внутри и пустоту.

      "- Вот так, мой хороший, нагнись немного..."

      Голова кружится, воздуха катастрофически не хватает. Меня будто мордой в прошлое окунули, поместив в тело того запуганного ребенка.

      "- Тебе же нравится, когда мои пальцы хозяйничают у тебя в попке..."

      Ком тошноты поднимается из желудка, горечью оседает в глотке и мне с трудом удается его проглотить.

      "- Ты же не хочешь, чтобы я позвал твоего братика..."

      Сдохни, тварь, сдохни! Ты уже мертв и до сих пор отравляешь мне жизнь. Я просыпаюсь от кошмаров, иногда не понимая, в прошлом я или в настоящем, кидаюсь на стены, шарю по карманам, ища подсказки, что Я это этот Я, который живой, а не тот, которого похоронил много лет назад.

      "- Открой ротик пошире, вот так, зубки убери, умничка..."

      Кажется вкус его плоти все еще остается у меня на языке, капли спермы после его оргазма жгут кожу лица и ощущение, что сейчас блевану.

      Мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь вернуться, отключиться хоть ненадолго, утихомирить всплеск эмоций... боли. Встав на краю неширокой тропинки, сажусь на корточки, прикуриваю сигарету, коротко затянувшись один раз, пытаясь вкусом табака перебить горечь воспоминаний, и, отставив руку перед собой, сгибаюсь почти к коленям, а вскоре и вовсе сажусь жопой на траву, глубоко дыша. Ну ты же знал, Ян, что все так и будет. Что в этом месте обрывалось твое прошлое, и вновь шел туда. Чувствуешь вину перед братом, а? Нет вины. Я ему не мать, чтобы растить и заботиться. И не бросал я его, а просто ушел, решив начать жить с начала, вот только старое никак не хочет отпускать. Как? НУ КАК ЕГО ОБОРВАТЬ?

      Запрокидываю голову к небу, считаю проплывающие над головой облака, на какое-то время выпадая из реальности, и лишь когда дотлевшая сигарета обжигает пальцы, выматерившись, тушу окурок об землю и поднимаюсь на ноги, безразлично обтряхивая запыленные джинсы.

      Как выяснилось, Серега живой, видимо не успели найти, забрали, как я понял, его не так давно, значит присмотрят. Только кому понадобился шестнадцатилетний пацан - вопрос открытый. Нет, я не буду его искать, живой и ладно, меньше грехов на моей совести (если она конечно есть), вот только какому идиоту это понадобилось...

      Одним из последних захожу в небольшой автобус, забираюсь на заднее сидение, благо народу немного и салон почти пуст. Скатившись немного вниз и откинув голову на спинку, прикрываю глаза. Нет желания смотреть остопиздевший еще за время дороги сюда пейзаж, что-то запоминать. Я просто устал. За какие-то пятнадцать минут времени еще больше разочаровался в людях (при воспоминании о воспиталке до сих пор все клокочет в груди), убедился в людском идиотизме (кому понадобился взрослый пацан, которого и так скоро выпустят), и вновь морально себя поимел. Ян, да ты умничка! Так сдохнуть хочется, а еще мороженку. Мороженку, пожалуй, больше.

      Прикрыв глаза, укаченный неторопливым ходом пазика еще советских времен, погружаюсь в некое подобие транса или, быть может, сна, но я четко могу контролировать свои воспоминания. Я силком прогоняю их с самого детства, листая эту ужасную выгоревшую пленку моей жизни, каждый момент проживая заново.

      И смерть отца, слезы, горе в семье.

      И недолгое счастливое детство, когда ты был еще кому-то нужен.

      И нового члена семьи.

      Грязь, ад... предательство самых близких...

      Разочарование в людях... справка, что мать ушла на тот свет, суициднувшись... позор и горе, хотя и старался забить, но на тот момент детская психика еще не знала такого понятия как "похуй".

      Бессонные ночи один на один с собой, решение начать жить заново. Побег.

      Отрешение, попытка уйти от себя, остаться одному в этом мире, какие-то знакомства, ночлежка в подвале, секс, пьянки, азарт ночи и первый глоток кислорода, когда оказавшись посреди звездной аллеи с бутылкой дешевого портвейна и полупустой пачкой сигарет, понял, что все, освободился, я один. ОДИН!

      Новые встречи. Вновь предательство. Долг, который вынужден выплачивать за человека, растоптавшего меня и убившего еще тогда, в старой бане...

      Уснул.

      Подскакиваю на сиденье, по возмущенным лицам обернувшихся ко мне людей почти уверен, что кричал. Ощущение, будто из-под воды вынырнул, весь мокрый, пот стекает по спине и состояние, как после стометровки. Но внутри такая легкость. Я все же уснул, и сон даже снился, не трудно догадаться о чем, но в тот момент, когда эта тварь попыталась меня... Я видел там Сета, он крепко держал меня в руках, даруя защиту, и я своей спиной чувствовал его дрожь и бешено колотящееся о грудную клетку сердце. Я видел Клима, стоящего рядом, но не настолько, чтобы я мог дотянуться до него, с абсолютно бесстрашным лицом выпускающего в уже мертвое тело того человека полную обойму, разрывая его брюшину. А после вновь перезаряжал и продолжал так, пока из рваных ран не стали видны кишки. Клим давал мне уверенность, что защитит, что будет рядом, пускай и не так близко, как мне бы этого хотелось. И не потому что он этого не хочет, а потому что не умеет, так же, как не умею это делать я.