Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, не обращая внимания на негодующие вопли жены, потоки слез, угрозы пожаловаться родителям и даже притворный обморок, придвинул к себе чернильницу и пергамент. Через минуту вольная грамота перешла в трясущиеся руки служанки.
Отныне и навсегда хозяин стал для нее первым после богов. И, если бы вдруг объявился безумец, дерзнувший напасть на рыцаря, Эйрис бросилась бы на его защиту с яростью рыси, спасающей выводок. Врагу, чтобы добраться до Тобина, сначала пришлось бы перешагнуть через ее труп.
Впрочем, господину ее помощь и не понадобилась бы – скорее, только помешала: Тобин мастерски владел оружием. Эйрис случалось наблюдать фехтовальные упражнения рыцаря, и, хотя она ничего не понимала в этом деле, ее глаза невольно расширялись от изумления и восторга при виде того, как длинный обоюдоострый клинок с тонким гудящим свистом описывал круги и восьмерки, вращаясь все быстрее и быстрее…
Той шайке мародеров, которая спустя много лет явилась поживиться немногим уцелевшим добром, довелось испытать его искусство на собственной шкуре. Тобин уже был немолод, к тому же заметно прихрамывал, но сохранил достаточно сил и ловкости, чтобы, встав в дверях дома привратника, где укрывались жена и Эйрис, какое-то время удерживать девятерых злодеев на дистанции длины меча, – тем более что они, набросившись на него скопом, лишь мешали друг другу. Но все-таки чудес не бывает: хотя он зарубил двоих, остальные семеро наверняка одолели бы его… Хвала богам, что граф Сауорт подоспел вовремя!
Кое-как успокоившись, Эйрис утерла слезы.
– Бери-ка сундучок с провизией и неси в дом! – велела она растерянному, смущенному кучеру, явно не ожидавшему, какое действие произведут его слова. – Посмотрим, что за припасы у его милости.
* * *
Граф Шруберт со страдальческим стоном откинулся на подушки. Боль отступила, но злость, смешанная с досадой и непониманием, осталась.
– Что ты собираешься делать? – робко спросила жена.
– Разумеется, потребую немедленного созыва Совета, а там уж ему достанется по первое число! На моей стороне выступят даже южане…
– Конечно, конечно! Но прости: я имела в виду, поедешь ли ты в эту, как ее… «Ласточку»?
– Ни в коем случае! О боги, почему вам, женщинам, вечно приходит в голову самая невероятная чушь?!
– Пожалуйста, не сердись, дорогой, но Хольг не стал бы просто так нарушать приличия… А вдруг он в самом деле может причинить тебе неприятности?
– Неприятности будут у него! Он метил в Наместники Империи, а вместо этого вылетит из состава Совета! Невежа, торгаш, позор своего рода и всего имперского дворянства! Да его отец в гробу бы перевернулся, узнав, чем занимается сынок…
– Конечно, дорогой, ты абсолютно прав. Но все-таки подумай: он ведь умный человек, верно?
– Ну, допустим… И что с того?
– А то, что умный не будет поступать как глупец!
– Ради всех святых, выражайся яснее! Я не в том состоянии, чтобы ломать голову над женскими загадками…
– Извини, дорогой… Я просто хотела сказать, что умный человек ни за что не написал бы такое резкое, оскорбительное письмо столь высокой особе, как ты, если бы не имел на руках сильных козырей!
– Святые угодники! Ты что, пристрастилась к картам?!
– Нет, нет, дорогой! Я просто так выразилась…
– Ох, женщины! Неужели нельзя было найти более подходящего определения: «чувствовал весомую поддержку» например, или «располагал компрометирующей информацией»?
– Вот именно, слово в слово! Как хорошо ты сказал! Я бы очень хотела научиться говорить столь же красноречиво, но где мне равняться с мужчиной, тем более – с Хранителем Печати…
– Да уж! – со снисходительным благодушием протянул Шруберт. – Хвала богам, у тебя хватает ума это понимать.
– Так что ты решил, дорогой? – скрывая иронично-торжествующую улыбку, спросила жена.
– Пожалуй, я встречусь с ним. Конечно, его угрозы всего лишь дешевый, недостойный трюк: чего еще ожидать от человека, позорящего свой титул! Но хоть выслушаю, все-таки он тоже граф и член Совета…
* * *
Госпожа Мелона, к счастью, умолкла, поскольку раздавать руководящие указания и распекать нерадивую служанку с набитым ртом оказалось весьма затруднительно. Так что Эйрис смогла без лишней нервотрепки, наслаждаясь каждым кусочком, оценить вкус и качество домашних припасов Гермаха.
А оценивать было что! Из деревянного сундучка, поставленного на середину стола, были поочередно извлечены: копченый олений окорок, два увесистых кольца домашней колбасы, круг светло-желтого сыра. Потом на свет божий явилась продолговатая коврига еще теплого хлеба, с ноздреватой хрустящей корочкой, явно испеченная не раньше нынешнего рассвета. За ней последовали два глиняных горшочка, закрытых белоснежными тряпицами: когда их сняли, оказалось, что один до краев заполнен коричневато-золотистым тягучим медом, а второй – янтарным топленым маслом. Завершили эту череду изобилия три емкости с напитками: прямоугольный хрустальный графин с высоким узким горлышком, заткнутый конической пробкой, и две глиняные бутыли в оплетках из ивового прута.
– Вы уж не взыщите, госпожа Эйрис, собирались наспех, господин управитель велел, чтобы как можно скорее: мол, ребенок голодный… Вот и прихватили совсем немного, – смущенно оправдывался перед новоиспеченной нянькой простодушный парень. – Но вы не беспокойтесь, на новом месте всего вволю, а если чего не достанет, так из усадьбы его милости мигом привезут, вам стоит только пожелать…
– Почему это она будет желать?! – естественно, не утерпела госпожа Мелона. – Я тут главная! И когда наконец подадут обед?! Что за безобразие!
Эйрис торопливо, словно опасаясь, что волшебное видение сейчас растает, исчезнет бесследно, оставив лишь голую столешницу, схватила нож и начала резать ломтями ковригу. Она инстинктивно понимала, что такая поспешность не подобает няньке крестницы барона, но ничего не могла с собой поделать. Только сейчас, глотая набежавшую слюну и чувствуя головокружение от упоительно вкусных запахов, расползшихся по комнате, она поняла, как соскучилась по куску хорошего мяса.
Овощи – вполне сносная, здоровая еда, но если долгими месяцами не видишь ничего другого…
– За что мне только такое наказание?! – продолжала сотрясать воздух хозяйка. – По доброте душевной приютила эту бездельницу, дала ей крышу над головой, а она, тварь неблагодарная…
Кучер торопливо предложил позвать жену: дескать, пусть сама исполнит эту работу, к чему госпоже Эйрис утруждать себя, – но та, придвинув к себе окорок, только отмахнулась:
– Пусть кормит! Это ее главная работа…
Через пару минут на коленях у госпожи Мелоны лежало деревянное блюдо с ломтями хлеба, окорока и колбасы, и негодующие возгласы хозяйки, призывавшей громы и молнии на голову нерадивой и ленивой твари, наконец-то – хвала богам! – сменились приглушенным чавканьем. Истосковавшаяся по сытной пище вдова
