Сигнал сбора - Уильям Форстен

— Я знаю это, Тула, — бросил ему Музта. — И я знаю также, что, если мы проиграем, у тебя будет еще один повод винить меня. Как командир левого фланга, ты поведешь своих людей вперед сегодня ночью, но, клянусь духами наших отцов, лучше скачи изо всех сил, — холодно добавил он.

— Когда я в последний раз сражался здесь, — сказал Кубата, глядя на Тулу, — то видел за первым перевалом тропу, уходящую вверх, на холмы, — я говорил тебе о ней. Она должна вести куда-нибудь. И будет лучше, если я сам поведу наших воинов в эту атаку, — продолжал Кубата, глядя на Тулу с вызовом. — Я знаю эту местность. Это просто вопрос изменения их позиции, и, может быть, мы сможем уничтожить их еще в поле.

Тула проворчал что-то и удалился. Алем посмотрел на собравшихся вокруг него. Он запомнит это тяжкое оскорбление, и если скоту в самом деле удастся остановить их наступление, у него не будет сомнений, кого следует винить в этом.

— Я скажу моим помощникам, — холодно объявил Алем.

— Мы выступаем сейчас же! — прорычал Кубата. — Я хочу, чтобы еще до заката солнца мы увидели стены Суздаля.

Глава 17

Он чувствовал, будто что-то внутри него предупреждает о надвигающейся опасности. Не в состоянии заснуть ни на минуту, Готорн вскочил на ноги.

Проклятье, начинался дождь. Ну вот, теперь и он научился ругаться. Он ругается, убивает, он даже познал свою жену до того, как их должным образом обвенчали. Что с ним стало? — печально размышлял Готорн.

Догоревший костер шипел под холодным моросящим дождем, который обволакивал утомленную армию постепенно поднимающейся влажной дымкой. Небо на востоке стало чуть светлее. Скоро рассвет.

— Моему капитану не спится?

Готорн подошел к костру и уселся рядом с Дмитрием. Дмитрий, явно солгавший о своем возрасте при зачислении в армию, налил чашку горячего чая и передал ее своему командиру.

— Что-то не так, Дмитрий, — тихо заметил Готорн.

Дмитрий смотрел на Готорна, поглаживая свою седую бороду; его старое, иссеченное морщинами лицо расплылось в улыбке.

— Вот почему ты мне так нравишься, мой капитан, и я люблю слушать тебя. Другие капитаны-янки всегда говорят, что все будет хорошо. А ты не играешь с нами в игры, будто мы дети. Да, я тоже чувствую, что-то не так, — тихо проговорил Дмитрий. — Я знаю тугар. Они не глупый народ. Пять раз мы ускользали от них по ночам. Сегодня — шестая ночь. Боюсь, что они следуют за нами по пятам.

— Подними всех остальных. Пусть выставят линию сторожевого охранения, — тихо сказал Готорн. — А я пойду поговорю с полковником.

Готорн пробирался через низкий кустарник на мерцающий огонек костра и наконец вышел в круг света. Винс Россиньоль, который всего несколько месяцев назад был сержантом, сидел, опершись спиной о дерево, и потягивал маленькими глотками чай из чашки. Готорн подошел к нему и отдал честь.

— Сэр, это, может быть, прозвучит смешно, но в воздухе витает что-то… Я приказал всем моим солдатам встать под ружье на весь остаток ночи.

Россиньоль устало кивнул и поднялся на ноги.

— Только что сообщили от Ганса. Он тоже что-то чувствует. Мы дадим людям поспать до рассвета, а при первых лучах солнца отойдем к перевалу.

Россиньоль посмотрел на небо, покрытое низкими темными тучами.

— Проклятый дождь, если он так и будет идти, эти кремневые затворы станут бесполезны. Черт возьми, я бы хотел, чтобы…

— Тугары!

Готорн резко обернулся. Раздался глухой хлопок мушкета, еще один, и вдруг со всех сторон на них обрушилось душераздирающее улюлюканье тугар, которое было так похоже на знакомый вопль мятежников-южан.

— Господи Иисусе! — вскричал Россиньоль и сделал несколько шагов назад с недоумевающим выражением на лице. Руки его слабо хватались за стрелу, вонзившуюся в грудь, а затем, как будто его ноги превратились в водяные мешки, он сполз на землю и застыл.

— Капитан!

Готорн инстинктивно пригнулся. Он услышал свист стали, рассекающей воздух у него над головой, и затем вопль боли. Подняв голову, он увидел возвышающегося над ним тугарина с мечом в руках. Тугарин сделал несколько нетвердых шагов и упал. Над ним стоял Дмитрий, а штык его был воткнут в спину тугарина.

Еще одна фигура, круша все на своем пути, выскочила из леса. Дмитрий, низко нагнувшись, изо всех сил ударил это существо в живот, отбросив его в сторону.

— Капитан, сделайте что-нибудь! — крикнул Дмитрий.

— Проклятье, Россиньоль не должен был умирать!

Джонсон, его помощник, и Мэй из роты А были ранены и отправлены в тыл. Он был теперь единственным янки во всем полку, кто мог взять на себя команду!

Дмитрий отступил и посмотрел на Готорна.

Вокруг раздавались дикие крики, лес, казалось изрыгал все новые тени, боевой клич тугар смешивался с воплями страха и паники застигнутых врасплох людей.

— Сынок, сделай что-нибудь, что угодно, — сказал Дмитрий тихо, схватив Готорна за плечи и глядя ему прямо в глаза.

Как будто очнувшись от сна, Готорн кивнул. Он не видел ничего вокруг, кроме глаз Дмитрия.

— Баглер!

— Здесь, сэр! — Насмерть перепуганный мальчик подбежал к нему.

— Труби сигнал сбора, труби изо всех сил!.. Дмитрий, когда люди подойдут, стройтесь в квадрат и разворачивайте знамена.

Выйдя из палатки, Эндрю посмотрел на лес с восточной стороны, откуда доносился нарастающий гул битвы. Галопом примчались несколько разведчиков.

— Они на другой стороне поля! — прокричал разведчик. — Тысячи выскочили откуда ни возьмись.

Проклятье! К нему тут же подскочил ординарец и пристегнул ему шпагу к поясу, другой подвел Меркурия, пытаясь, в то же самое время оседлать его.

Рядом с ним осадил на полном скаку свою лошадь Ганс.

— Они внезапно напали на наш фланг. Похоже, что дивизия Хьюстона начала отступать! И этот дождь, Эндрю. Если дождь станет сильнее, мушкеты начнут давать осечку.

— Так, значит, они все-таки пошли в атаку до рассвета, — сказал Эндрю, глядя на покрытые туманом поля. — Этот военачальник наконец сообразил и нарушил свой обычай.

Эндрю вскочил в седло. Впереди уже начали грохотать орудия, и тут первые темные фигуры тугар показались в тумане.

Эндрю придержал лошадь, наблюдая.

По крайней мере, эта позиция впереди была сильной, — правда, если тугары зашли с фланга, то могли опрокинуть ее за час.

С каждой секундой рев битвы становился все громче и громче.

— Ганс, если они прорвутся справа, скачи к Хьюстону и спасай его. Мы будем удерживать позиции в центре дивизией Барри и артиллерией. Дивизия Киндреда останется в резерве. Они прикроют перевалы в двух милях позади. Если они уже сильно прорвали наш фланг, то могут попытаться зайти к нам в тыл. А теперь действуй!

Удовлетворенно ухмыляясь, Музта наблюдал, как его воины потоком хлынули на передовые позиции врага. Им удалось смять их правый фланг, и когда свет раннего утра рассеял туман над полями, он почувствовал, что план Кубаты срабатывает. Теперь все, что оставалось сделать старому воину, — это расширить фронт атаки и затем захлопнуть ловушку.

— Двигайтесь! — кричал Готорн. — Держитесь квадратом! Мы должны сохранить его!

Они учились этому на учебном плацу, под мирным небом. Теперь они делали это в бою, посреди леса, под дождем, а тугары с луками и боевыми топорами напирали на них со всех сторон. Теперь под его командованием было уже два полка; пока он шаг за шагом отступал, все еще удерживая правый фланг от полного поражения, Третий Суздальский был загнан в ряды Одиннадцатого.

Наконец лес кончился и началось открытое поле. В миле от себя он увидел нескончаемый поток воинов, движущихся по дороге на юг. Вдруг сзади донесся звук, внушающий ужас любому солдату. Это был ружейный огонь с тыла, со стороны перевалов. Враг был прямо за ними.

— Атакуйте их, атакуйте! — рычал Кубата, стоя в стременах.

Он не забыл того, что он увидел на перевале несколько месяцев назад. Потребовалось несколько часов, чтобы найти в темноте это ответвление дороги, но он был уверен, что оно должно куда-то привести. С трудом передвигаясь в темноте, он вел своих воинов вперед, в ночь, пока наконец они не наткнулись на узкую дорогу. В свете раннего утра Кубата понял, что он на правильном пути, когда они обошли узкий проход по гребню холма и повернули на запад, к сожженной деревне.

Там враг окажет сопротивление — он понял это, когда перед ним возникла линия укреплений. Но если духи предков помогут ему спуститься с этих холмов, то перевал падет и враг будет лишен надежды на отступление.

Эндрю чувствовал, как в душе его поднимается холодный ужас. Слава Богу, что он послал дивизию Киндреда обратно, усилив ту единственную бригаду, которую он оставил в качестве резерва на перевале. Но смогут ли они удержаться?