Семь стихий - Владимир Щербаков

Причина всех солнечных ураганов - внутри, но притяжение планет накладывает отпечаток на всю картину их развития. И когда-нибудь по рисунку пятен можно будет вычислять положения небесных тел и угадывать погоду. Солнце - это еще и чуткий прибор, отзывающийся на все изменения внешних полей.

И солнечный пульс влияет на нас, на нашу жизнь, на многие явления. Что земные ветры! Пятна и их спутники - вспышки, которые искрятся, как воспламененные частички на поверхности точильного круга, - вот главные силы. И нам не избежать теперь столкновения с ними. Мы коснемся сердца мира - Солнца. Мы услышим его пульс.

Вот почему я летел на эле к берегу. Я бы ни за что не повернул теперь назад.

Играй, гармонист!

СЛОВА И СЕРДЦЕ

Холодное стекло эля. За ним вода, вода, волны... Точно все повернулось вокруг невидимой оси. Исчез гармонист. Неожиданный страх. Страшно смотреть на всхолмленную темную пустыню. На ней свинцовый налет, под ним - равнодушная глубь.

Вдруг словно провал в сознании. Погружение во тьму и медленное возвращение. Как тогда, летом, на берегу. Тревожное забытье, беспамятство, боль, холодный туман перед глазами. Ах, как сжалось сердце! Быстрый вдох. Глоток воздуха, еще один...

И потом ощущение полета. Снова жизнь.

А за стеклом - вода, мглистая пелена, серые крылья бури. О чем там гудит ветер? О сказочном острове? О наших следах на песке, которые он давно засыпал?

Я понял: что-то изменилось во мне. Попытался вызвать в памяти образ гармониста и не смог. Что-то изменилось. Вдруг. Сейчас. И не надо искать объяснений на языке слов. Об этом мог бы рассказать неслышимый язык сердца.

Как то, чего нет еще, что, как намек

в порывах робко-тревожных,

растет как подснежники, как вьюнок

у ног берез придорожных,

как зелень ликующим майским днем,

как паводка буйный подвиг,

как ласточки, что бороздят окоем

по две...

Как вольный, широкий полет орла,

как светлая власть над Словом

такой она в сердце моем жила

и грузом легла свинцовым.

ВРЕМЯ ДЕЙСТВОВАТЬ

Пришло время действовать.

Я спешил. В открытом море тайфун поднял высокую волну. Что же будет, когда ураган войдет в зону мелководья? Я слышал, такие волны бывают с пятиэтажный дом. У берега уровень воды сначала будет медленно подниматься. Потом наступит перелом. Уровень прыгнет вверх, вспененная стена обрушится на сушу, сметая все на своем пути. Может быть, только вершина ильма будет минуту-другую торчать над потоком. Потом и этот ильм у подножия сопки смоет.

После таких ураганов очевидцев, как правило, не остается. Где-то Ольмин? Я включил связь. Повезло! Он откликнулся сразу:

- Это я.

- Вылетел к вам, скоро буду.

- Зачем?

- Помогать вам.

- Не успеете, остались считанные минуты.

- Успею.

- Мое время истекло. Чем вы поможете?

- Видите ли... - И я вдруг сказал ему о той старой-престарой статье, автором которой был он и которая меня когда-то так поразила.

- Связь окончена, время истекло, - повторил Ольмин.

У него был сухой, чуть надтреснутый голос. Я едва узнавал его.

Между моим элем и берегом шел тайфун. Я перегонял его. Где-то впереди, не так уж далеко от меня, ежесекундно взрывались десять атомных бомб - такова сила стихии. Самой простой, казалось бы, стихии, но мне еще предстояло ее одолеть. Тайфун шел со скоростью около ста километров в час, я хорошо видел его на экране - черный "глаз бури" и белые спирально расходящиеся от него полосы.

Я вошел в кольцо тайфуна. Пересек пояс туч и облаков. В центре кольца, в ядре его, было ясно. Стекла эля подрагивали от напора вихря, я слышал, как что-то шуршало, наверное, быстрый ток воздуха электризовал обшивку. Потом возникла вибрация, я погасил ее, сделав маневр: нырнул вниз и снова поднялся. Эль накренило. Я выправил его.

Прошла долгая минута.

И тогда над невидимым далеким берегом просиял свет. Лучи его пролились желтым пламенем, упали каплями сияющей меди. Само Солнце дохнуло теплом, и это дыхание прожгло ураган, подняло еще выше серебряную корону волн, взвилось вверх алыми цветами, огнецветными листьями прямо в синие разводья горячего неба. В памяти осталась лишь фотография этого мгновения.

Свершилось? По аварийному каналу связи я принял радиограмму с Берега Солнца:

"Измерения по проекту "Берег Солнца" показали совпадение параметров солнечного жгута с расчетными. Общий уровень энергии, просочившейся через отражатель и прошедшей к поглотителям, - не более чем минус десять децибел. В случае моей гибели система телеуправления произведет запуск ракеты с материалами исследований. Ракета приводнится за пределами области, захваченной тайфуном. Координаты (долгота, широта).

Физик-исследователь Ольмин".

Свершилось.

Я пытался представить, что там произошло. Или должно было произойти...

Стена воды подошла к заливу. Ольмин, наверное, еще готовил аппаратуру. Потом вспыхнул жгут. До этого момента Ольмин ни за что не ушел бы (он сообщал о своей безопасности только для того, чтобы остаться). У него еще было время, но он не спешил. Несколько минут понадобилось, чтобы прочесть показания приборов. Потом передать радиограмму. Ветер и вода, быть может, уже опрокинули отражатель, смяли его, как лист бумаги. А он еще хотел убедиться, что тайфун заменил поглотители, регистрировал температурное поле. Потом последовала реакция атмосферы: из-за повышения температуры воздушный вихрь стал сильнее, потом...

Кадр за кадром разворачивались в моем воображении события. Вал обогнул мыс, вошел в зону мелководья, поднявшись мутным зеленым гребнем. Ветер сбрасывал вниз последнее из того, что было создано, построено, налажено. Вал накрыл берег...

* * *

...Стальной, упругий звук - ветер боролся с моим элем; он казался теперь сильнее. "Дела неважные, - подумал я, - вот подхватит нас сейчас буря, понесет над морем. Вон что делается вокруг: косохлест, пар, пена морская".

Сверкнуло. Высоко-высоко. Наверное, в ионосфере. Свет был синим, быстрым каким-то, неуловимым. Вторая вспышка - тоже где-то в ионосфере или еще выше. Заметались отблески. Как игра сполохов.

"Вторая попытка, - попробовал я угадать, - еще одна серия импульсов. Мое воображение торопится. Берег Солнца еще живет".

Снова луч. Мелькание узоров, летучее пламя над головой, потом багровое свечение неба. И ветер, ветер, пытающийся содрать обшивку эля...

Удар. Эль дрогнул. Обшивка его разошлась. Свежий воздух толкнул меня в грудь: я упал, поднялся, вцепившись руками в кресло. Горькая, чужая мысль: "Зачем же бороться? Вот и все".

На полу эля билась большая птица. Белая, обезглавленная. Ветер, ворвавшийся в эль, трепал ее сломанные крылья, точно и здесь не хотел отпускать ее. Это тайфун послал снаряд; он ранил меня и машину, но еще не достиг цели. Эль держался над водой. Нас развернуло - пробоина оказалась с подветренной стороны. Мгновенная надежда, потом слова...