Мир-на-Оси - Алексей Калугин

Выйдя из машины, Гиньоль приветственно помахал рукой собравшимся на площади.

По лестнице навстречу гостям уже бежал вышколенный, весь будто прилизанный порученец с темно-синими папками под мышкой.

– Господин Гиньоль, – почтительно поклонился он Гиньолю. – Дамы, господа, – кивнул он Фанфанову с Кларой. – Руководитель кабинета Бургомистра просил меня встретить вас и проводить к месту встречи.

– А где же сам Климент Ефремович? – поинтересовался Гиньоль.

– Господин Чипизудов… – порученец замялся. – Он… Э-м…

Порученец наклонил голову и почесал пальцем за ухом.

– А впрочем, какая разница? – улыбнулся Гиньоль. – Идемте!

– Прошу вас! – порученец протянул гостям папки и белые авторучки с надписью «Городской Совет».

Зная уже, что этого требует процедура, гости не стали возражать.

– Уважаемый! – живенько подскочил к порученцу один из красно-белых наших парней. – Напомните господину министру по чрезвычайным ситуациям, что нам так и не привезли горячие завтраки! Только сухие пайки. Очень, надо сказать, сухие.

– Э-м… – озадаченно поджал губы порученец.

– Горячих завтраков не будет, – огорошил нашего парня Гиньоль. – И обедов тоже.

– Так обещали же! – набычился тот. – Мы тут с ранья работаем!

– Плохо работаете.

Гиньоль держался настолько уверенно и высокомерно, что наш парень почувствовал себя рыбой-прилипалой, каковой он по сути и был, которая вот-вот лишится хозяина.

– Да мы ж стараемся, – вроде как оправдываясь, развел руками наш парень. – С утра тусуемся.

– Как-то слабовато вы стараетесь, – недовольно поморщился Гиньоль. – И тусуетесь тоже вяло. Без задора, понимаешь, без огонька.

– Делаем то, что сказали.

– А энтузиазм на что?

– Энтузиазм?

– Не слышал такого слова?

– Да нет, слышал!

– Так где же ваш энтузиазм?

– Ну-у…

– В общем так, ребятки, пока не будет энтузиазма, не будет и обеда. Ни горячего, ни сухого. Вообще никакого. Ясна ситуация?

– Так точно! – кивнул наш парень.

– Ну так действуйте!

Гиньоль взмахнул тростью, словно дирижерской палочкой. А оркестром его была вся Ратушная площадь.

– Э-э… Простите…

– Ну?

– Какого плана энтузиазм требуется?

– Ну я не знаю! – разочарованно развел руками Гиньоль. – Где ваша инициатива? Где желание послужить нашему общему делу?

– Все на месте, гражданин… То есть господин начальник… Но все же хотелось бы руководящего указания!

– Понятно, – удрученно кивнул Гиньоль. – Без указки – никак?

– Никак! – с готовностью подтвердил наш парень.

– Ну, например, спойте что-нибудь.

– Что именно?

– Песню. Лучше патриотическую. Или – народную. Справитесь?

– Так точно, господин начальник!

Наш парень радостно козырнул и побежал к другим таким же красно-белым нашим парням. Начинать спевку.

– Видно, очень есть хотят, – глядя ему вслед, заметил Фанфанов.

– Работа у них такая, – грустно улыбнулся порученец.

– Что за работа?

– Родину продавать. Оптом и в розницу. Идемте.

Порученец затрусил вверх по лестнице.

Сзади раздался нестройный хор голосов, затянувших сразу две песни наперебой, – «Централь нерушима» и «Мы жертвами пали».

– Вот ведь, голытьба. – Гиньоль с досадой цокнул языком. – Ну как с такими прекрасный новый мир строить?

– Это ты к чему? – с интересом посмотрел на него Фанфанов.

– С парнями, готовыми за горячий обед петь и плясать под чужую дудку, дел лучше не иметь. Особенно, если это наши парни.

– Понятное дело, – согласился фантаст.

Порученец хотел было сразу проводить гостей в комнату, где должен был собраться Народный Фронт. Однако Гиньоль услыхал громкий, возбужденный хор голосов наверху. В котором безошибочно опознал голоса Чипизудова и Бургомистра. Решив, что нужно непременно выяснить, что там происходит, Гиньоль побежал вверх по лестнице. Порученец даже не попытался его остановить.

Вот так Гиньоль оказался на месте происшествия. Где мокрый и злой Джерри Ли Льюис отчаянно пытался выяснить, где находится его, хотя теперь уже и не его, рояль. И именно тогда, к радости и облегчению всех собравшихся, он произнес свое сакраментальное «Естественно!» в ответ на вопрос музыканта о том, знает ли Гиньоль, где находится его мемориальный рояль?

– Так где же он? – с надеждой воскликнул Джерри Ли Льюис.

Гиньоль улыбнулся.

– Если я отвечу вам прямо сейчас, то вы, скорее всего, мне не поверите. А то и, того хуже, примете меня за сумасшедшего. Сейчас у нас должно состояться заседание Народного Фронта… Господин Бургомистр, полагаю, вы будете не против того, чтобы в заседании принял участие и господин Льюис?

– Напротив! – Бургомистр подошел к музыканту и приобнял его за плечо. – Буду только рад! Творческая интеллигенция – это, понимаешь… Только вот знаешь что, Джерри? Ты бы переоделся, что ли.

– У меня нет другой одежды, – развел руками музыкант.

– Я сейчас принесу вам мужнину, – сказала Мара и выбежала из зала.

– Честно говоря, мне не совсем понятен смысл участия господина Льюиса в заседании Народного Фронта, – брюзгливо заметил министр по чрезвычайным ситуациям.

– Естественно, – язвительно улыбнулся в ответ Гиньоль. – Вашего воображения, господин министр, хватает лишь на то, чтобы выставить на площадь ораву орущих песни тупоголовых молодцов с бестолковыми плакатами.

Министр по чрезвычайным ситуациям хотел было что-то ответить. Но Гиньоль уже подбежал к окну и распахнул его створку. В зал ворвался несвязный хор голосов, пытающихся затянуть то одну, то другую песню. Главная проблема заключалась даже не в том, что певцы не имели ни слуха, ни голоса – они не знали больше одного куплета каждой песни, которую пытались спеть. Поэтому после первых нескольких строк, пропетых более или менее сносно, пение переходило в ритмичное мычание и понемногу затухало. Чтобы возродиться в новой песне. Которую ожидал столь же бесславный конец.

Бургомистр подошел к окну, выглянул на улицу и крайне недовольно поморщился.

– Отвратительно поют. Сигизмунд! – Министра по чрезвычайным ситуациям едва не передернуло. Он ненавидел, когда бургомистр называл его по имени. В первую очередь, потому что его имя было не Сигизмунд, а Самуил. Но Бургомистр почему-то все время называл его Сигизмундом! А с ним ведь не поспоришь. – Сигизмунд! Так это твои горлопаны?

– Нет! – решительно отказался от всего министр по чрезвычайным ситуациям.

– В таком случае, следует выставить их с площади и оштрафовать за нарушение общественного порядка. – Гиньоль преданно посмотрел в глаза Бургомистру. – Иначе у этих хулиганов могут появиться последователи.

– Отличная мысль! – согласился Бургомистр. – Сигизмунд! Займись наведением порядка на площади перед ратушей!

– Прямо сейчас? – растерялся министр по чрезвычайным ситуациям.

– Конечно!

– А как же заседание?

– Ты что, хочешь, чтобы мы принимали ответственные государственные решения под этот кошачий вой?

– Нет, но…

– Выполняй, Сигизмунд!

Министр по чрезвычайным ситуациям, красный как рак и злой, как морской черт, выбежал из зала. Вот так легко и даже, можно сказать, изящно Гиньоль избавился от главного своего оппонента. А все остальные проследовали в Ковровый зал, где должно было состояться заседание Народного Фронта Противодействия Инопланетной Угрозе.

Вскоре к ним присоединился и Джерри Ли Льюис, переодевшийся в лучший костюм Алика. Который был ему немного маловат, но зато сухой. Музыкант был страшно заинтригован. Он никогда еще не принимал участия в заседании Народного Фронта. А потому сидел молча и ждал развития событий. Между тем в голове у него уже рождались первые такты героической сюиты. Музыкант мыслил звуками так же, как художник – цветами, математик – цифрами, а писатель – словами. Чем мыслят министры – вопрос до сих пор открытый.

Почему зал назывался Ковровым? О том история умалчивает. На данный момент ни одного ковра в зале не было. И куда они подевались – тайна, покрытая беспросветным мраком. Историк Фоменко в своей работе «Об актуальности неактуального подхода к историческим фактам и документам» выдвинул смелую гипотезу о том, что изначально зал назывался не Ковровым, а Бобровым, поскольку служил хранилищем городской казны, а на аверсах центральных монет той поры были выбиты изображения бобров. Он даже приводит в своей статье снимки двух монет, якобы найденных под половицами Бобрового зала. Ковровым же зал стал именоваться после того, как бобры в реках Централя перевелись вследствие ухудшения экологической ситуации. На основании этого Фоменко предлагал вернуть залу историческое название, то бишь – Бобровый.

Однако его оппонент, биолог с мировым именем Лысенко, утверждал, что на монетах изображен не бобер вовсе, а выхухоль. Следовательно, гипотеза Фоменко безосновательна.