Будущее непределенное - Дэйв Дункан

Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая колонна и две обрушившихся стены образовали своеобразный шатер; посередине на песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от пламени в самую тень. Голова его была непокрыта, но он зябко кутался в свою хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану не раз приходилось видеть пришельцев в подобном состоянии, и он знал, что это от избытка виртуальности.

Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по человеку

— новый Круглый Стол на смену погибшей Сотне. Здесь были оба выживших нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел молодой блондин с перевязанной ногой, Дош Как-Там-Его; похоже, он только что плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан не знал. Все внимали своему бесценному вождю, но при виде вошедших тот замолчал, и все взгляды обратились в их сторону.

Место напротив Экзетера было незанято, и на нем лежала шляпа Урсулы — но, как с облегчением заметил Джулиан, не щит. Сидевшие по обе стороны женщины подвинулись. Урсула села и поправила на коленях платье. Рядом с ней оставалось место и для него, но он остался стоять, сложив руки и хмуро глядя поверх костра на человека, которого раньше называл своим другом.

Неужели несколько часов назад этот человек изнемогал от усталости? Джулиан пристально взглянул на Освободителя — нет, от усталости не осталось и следа; ее унес прочь поток маны. На ее место пришли харизма и властность.

Долгую минуту они молча смотрели друг на друга. Первым, разумеется, отвел взгляд Джулиан.

— Скажи мне, что тревожит тебя. — Экзетер решил говорить по-английски.

— Убийство. Предательство.

— Конкретнее.

Джулиан свирепо посмотрел на него.

— Ты знал из «Филобийского Завета», что в Ниолвейле предстоит кровопролитие. Ты сознательно позволил этому произойти — черт, да ты сам спровоцировал это! Ты принес своих же последователей в жертву, ты насосался маны от смерти всех этих беззащитных мужчин, женщин, детей. Ты ничуть не лучше Зэца!

Экзетер скривился, как будто проглотил что-то кислое.

— Да, я знал, что предстоит кровопролитие. «Кости молодых мужчин» — вот как говорилось в пророчестве. Я напоминал им об этом еще в Соналби. Некоторым из них предстоит умереть, говорил я. Они знали.

Джулиан вздрогнул и сглотнул, борясь с приступом тошноты.

— Спустя несколько дней после твоего ухода Проф Роулинсон прочел мне свою ознакомительную лекцию для новичков в Олимпе. Уверен, ты тоже выслушал такую. Источник маны — повиновение, сказал он. Чем сильнее боль, чем больше жертва, тем больше маны. А я спросил его: «Значит, больше всего ее от человеческого жертвоприношения?» И он ответил мне, что есть источник и посильнее.

Взгляд синих глаз оставался спокойным и непроницаемым.

— Мученичество.

— Да, мученичество! Самый сильный источник маны из всех возможных. «Нет больше той любви…» note 4 Ты позволил им умереть за тебя, чтобы получить их ману!

Слушатели хмурились, не понимая незнакомого языка, на котором так непочтительно разговаривал с их вождем этот еретик. Урсула смотрела в огонь. Стоявший над ней Джулиан не мог видеть ее лица.

Экзетер вздохнул.

— Я знал, что некоторым из Сотни предстоит погибнуть. Честное слово, я не предполагал, что стольким, — пророчество не говорило об этом. Но, — быстро продолжил он, прежде чем Джулиан успел перебить его, — но до меня доходили слухи о том, что Церковь Неделимого тоже подвергается нападениям. Можешь ли ты поклясться мне, что Служба не пользуется мученичеством?

Несправедливый упрек!

— Мы пытаемся защитить своих. Я никогда не брал ману от убийств. Я никогда…

— Не то, — хмуро улыбнулся Экзетер. — Ты ведь не из внутреннего круга, не так ли? Но вы все не без греха. Вы все в Олимпе паразиты, вы пожинаете плоды чужого труда. Вы едите на серебре в своих уютных домах, а за вами ухаживают ваши слуги. Какие у вас дома! И чего добилась Служба за пятьдесят лет, если не считать этого милого поселка в Олимпе? Объясни мне, пожалуйста, чем пришельцы из Службы отличаются от пришельцев из Палаты… Впрочем, я и так знаю ответ. Разница в степени зла — только и всего, не так ли? Все вы давно уже потеряли невинность, просто некоторые грешнее других. И все мученики на вашей стороне, верно? Пентатеон в это не вмешивается. Ладно, не будем об этом. Поклянись мне в одном, капитан Смедли. Поклянись мне в том, что твои пушки во Фландрии не убили ни одного мирного жителя.

Слепая ярость волной захлестнула Джулиана.

— Если такое и было, я ничего не выиграл от их смерти! — взорвался он.

— Я не получал денег за убийство!

— Но жалованье получал! И медали тоже. Твоя сторона выигрывала — твоя команда, твое дело, будь оно проклято!

Джулиан открыл рот, но Экзетер не дал ему сказать ни слова. Глаза Освободителя горели ярче костра.

— Я знаю, что ты не сидел в окопах. Ты никогда не приказывал своим парням идти в атаку, верно, но ты…

— Британские офицеры не посылают своих людей через бруствер, ублюдок проклятый! Они сами ведут их вперед!

— Как фельдмаршал Хейг, да? Как Эсквит или Ллойд-Джордж? — То ли от маны, то ли от здешней акустики голос Экзетера гремел подобно грому. Даже языки пламени, казалось, пригибались к земле. Зрители замерли, пораженные этой ссорой. — Подлинное начальство остается глубоко в тылу, капитан, и отдает приказы оттуда.

— Если ты задумал сравниться с ними, будь ты проклят вместе с ними! Теперь я спрошу тебя кое о чем! Я видел тебя сегодня в этом круглом окне. Я узнаю символ, когда вижу его… Ты задумал все это заранее, не так ли? Разведал этот узел и решил, что лучше места для кровавой бани не найти, так?

Экзетер поджал губы и кивнул, признавая его правоту. Ублюдок!

— И твой бог — Неделимый? — кричал Джулиан. — Но никто не провозглашал тебя святым, мистер Экзетер. Ты не цитируешь древних пророков. Ты изрекаешь истину по собственному усмотрению! «Истинно говорю вам…» и все в таком роде. Кто дал тебе право поступать так? Если ты не святой, а твой бог — Неделимый, кто ты тогда — Христос?

— Я Освободитель.

— Но человек ты или бог? Бог или Пророк? Будда, или Магомет, или Иисус, или Заратустра, или Моисей?

Еще очко в его пользу.

— Я человек, Джулиан, и ты это знаешь, — чуть помолчав, ответил Экзетер.

— Ты говорил им это? Давай скажи сейчас. А я послушаю. Скажи медленно и внятно, по-джоалийски.

Экзетер посмотрел на него.

— Нет, — выдавил он наконец.

— Ха! Тогда мне не о чем говорить. — Вся злость Джулиана вдруг разом куда-то исчезла, остались только смертельная усталость, горечь и боль от потери. Надо же, как все обернулось! — Помнишь то утро в Дувр-Хаус, в Грейфрайерз? Два года назад. За завтраком. Ты сам объяснял мне все это. Ты клялся, что никогда не станешь Освободителем. Ты спрашивал еще, что с тобой станет. «Во что я превращусь?» — так ты тогда говорил. Ну что ж, ты сделал это, и во что же ты превратился, черт бы тебя побрал?!