Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон

таком расстоянии он сработает как копьё, – бросил Джек и, повернувшись спиной к Даппе, побежал навстречу орде грабителей, поскольку двое быстроногих янычар с ятаганами вырвались вперёд и могли помешать последнему этапу священнодейства.

– Куда делся рожок с затравкой? – проговорил Даппа.

Джек вильнул вправо, чтобы гашишин слева подумал, будто путь к Даппе свободен, а когда тот рванулся вперёд, подставил ему подножку. Сбоку вылетел Мойше с абордажным топориком, высунул язык и прицелился в упавшего янычара. За спиной Мойше возникли Ниязи и Габриель Гото. Все трое с интересом наблюдали за развитием событий, а сейчас решили, что нужнее здесь, чем на погрузке.

Гашишин слева взмахнул ятаганом. Джек саблей отвёл удар. Судя по звукам, раздающимся сзади, Даппа нашёл-таки рожок и теперь заправлял порохом запальное отверстие.

– Огоньку ни у кого не найдётся? – спросил Даппа.

Джек эфесом двинул противника в челюсть, вырвал у него из-за пояса разряженный пистолет, обернулся и с расстояния пять-шесть футов бросил пистолет Даппе. Он мог бы поплатиться жизнью за то, что показал врагу тыл, если бы тот, видя, к чему идёт дело, не бросился ничком на мостовую.

Так же поступил и Джек. Повернув голову, он увидел, что почти все последовали их примеру. Лишь трое-четверо совсем уж буйнопомешанных по-прежнему неслись вниз. Джек вскочил и, убедившись, что он не на линии огня, отбежал к возу. Ниязи, Мойше и Габриель Гото были уже здесь.

Наступила патовая ситуация: никто, кроме гашишинов, не смел двинуться, пока Даппа целит в них из пушки, однако было ясно, что сразу после выстрела все хлынут вперёд. Из подворотен начали постреливать. Даппа присел на корточки, но от пушки не отступил.

Так или иначе, несколько бесценных мгновений они выгадали. «Все на борт!» – крикнул ван Крюйк с некоторым даже опозданием, потому что швартовы уже отцепили, и судёнышко начало отходить от причала. «Бегите!» – заорал Даппа. Джек, Ниязи, Габриель Гото и Мойше рванули к судну. Даппа остался позади. Французские солдаты вскочили и побежали к нему.

Даппа взвёл курок, поднёс кремень пистолета к ямке вокруг запального отверстия и нажал на спуск. Искры брызнули и, как звёзды в тумане, скрылись в дыму. Яркое пламя в две сажени длиной вырвалось из жерла, увлекая вперёд прибойник, картечь и половину Дапповой одежды. Судя по тому, какая толпа устремилась вслед затем к возу, выстрел был малорезультативным. Впрочем, к тому времени, когда вопящая орава достигла пушки, Даппа уже мчался по пристани. Он прыгнул, поскользнулся на планшире и свалился в Нил, однако не успел даже толком вымокнуть, как ему протянули несколько вёсел. Даппу вытащили, и все залегли, потому что французские мушкетёры дали по судёнышку залп. Через мгновение беглецы были далеко, недосягаемые для пуль.

– Что стряслось? – спросил ван Крюйк.

– Нам преградила дорогу рота французских мушкетёров, – ответил Джек.

– Ясно, – пробормотал ван Крюйк.

– Иеронимо и оба наших турка убиты.

– Раис?

– Я сказал – он убит, и теперь ты наш капитан, – сказал Джек.

– Евгений?

– Уполз куда-то умирать. Видимо, не захотел быть нам обузой.

– Дурные новости. – Ван Крюйк стиснул перевязанную руку.

– Примечательно, что погибли оба турка, – вставил Вреж Исфахнян, слышавший бо́льшую часть разговора. – Скорее всего один из них нас и предал: возможно, алжирский паша всё так и задумывал с самого начала, чтобы не делиться с Инвестором.

– Раис очень удивился, когда в него выстрелил янычар, – согласился Джек.

– Должно быть, это входило в турецкий план, – произнёс Вреж. – Убить предателя первым, чтобы он ничего не рассказал.

От Гизы вдогонку им отошли турецкие галеры, однако беглецов не настигли, ибо Нил, даже в это время года неширокий, был запружен медлительными баржами с зерном.

С наступлением ночи подошли к месту, где Нил разделяется на два рукава, и, чтобы сбить с толку сухопутных преследователей, направились к Розетте, а потом каналами через дельту и при помощи шестов через затопленные поля к дамиеттскому руслу. К тому времени, как снова взошло солнце, они убрали мачты и всё, что поднималось больше чем на шесть футов над ватерлинией, и двинулись дальше среди высоких камышей.

Под вечер второго дня в условленном месте встретились с караваном сородичей Ниязи и перегрузили на верблюдов часть золота. Ниязи и нубиец, распрощавшись с сообщниками, двинулись на юг – Ниязи, заметно возбуждённый мыслью о встрече с сорока жёнами, нубиец в надежде при помощи золота вернуться туда, откуда его похитили.

Путь на восток продолжили Джек, мистер Фут, Даппа, мсье Арланк, Патрик Таллоу, Вреж Исфахнян, Сурендранат и Габриель Гото; ван Крюйк был их капитаном, Мойше – пророком. Роль эта его смущала, пока однажды, после долгих блужданий и незначительных приключений, они не увидели за камышами широкий водный простор.

Тут Мойше встал на носу лодки, озарённый встающим солнцем, и произнёс несколько слов на полузабытом языке, побудив Джека сказать:

– Прежде чем разделить море, вспомни, что мы в лодке и ничего не выгадаем, если воды расступятся и пучина сделается сушей.

Под руководством ван Крюйка они поставили мачты, подняли паруса и взяли курс на восток – наконец-то свободные.

Книга 5

Альянс

Элиза – Лейбницу

Конец сентября 1690

Доктор!

Я провела несколько дней в Жювизи, городке на левом берегу Сены к югу от Парижа, во дворце мсье Россиньоля. Это естественный перевалочный пункт на пути с юга. Перед тем я почти месяц прожила в Лионе и теперь возвращалась в Иль-де-Франс. Жювизи стоит на распутье – отсюда можно ехать вдоль реки в Париж или на запад к Версалю. Мсье Россиньоль предоставил в моё распоряжение свои конюшни и челядь, так что мои лошади и домочадцы могли отдохнуть, пока я не приму решение. Жан-Жак в Версале, и я не видела его с отъезда в Лион, потому сердце влекло меня в ту сторону, однако рассудок понуждал ехать в Париж, где скопилось много неотложных дел. Я выбрала Париж.

Когда я проснулась сегодня утром, в поместье стояла необычная тишина. Я набросила на плечи одеяло, подошла к окну, и взорам моим предстало гротескное зрелище: за ночь весь сад украсился охапками соломы. Садовники, встревоженные резким похолоданием, допоздна укрывали маленькие и нежные растения, словно няньки, подтыкающие одеяльца малышам. К утру всё посеребрил иней. Высокие розовые кусты промёрзли насквозь. Озерца у фонтанов сковал лёд, изморозь на статуях подчёркивала рельефность мышц и летящих одежд. Царила кладбищенская тишь, потому что садовники, полночи возводившие укрепления против холода, ещё спали.

Было очень красиво, особенно когда солнце поднялось над холмами за