Царь Соломон - Люкимсон Ефимович

Таково изложенное в Талмуде устное предание. Причем раввинистические авторитеты отнюдь не настаивают на том, чтобы его понимали буквально — будто Асмодей и в самом деле правил Иерусалимом (хотя, конечно, есть и такие). Вопрос, повторим, заключается в том, что скрывает за собой эта легенда, каковы ее корни.

Одна из наиболее распространенных в современной гебраистике версий заключается в том, что имя «Асмодей», звучащее в оригинале как «Ашмодей», произошло от персидского выражения «Аишма дэва» — «гневливый демон». Как следует из этой версии, легенда об Асмодее, как, впрочем, и все остальные легенды о царе Соломоне, родилась после Вавилонского пленения, в VI веке до н. э., когда евреи оказались расселены на просторах Персидской империи. Живя в Персии, считают адепты этой школы, потомки Авраама сохранили верность своей религии, но вместе с тем восприняли многие местные мифы и суеверия, которые и заложили основу еврейской демонологии[146].

Однако такая версия не дает ответ на вопрос: что же могло послужить основой для легенды об узурпировании трона Асмодеем? Вдобавок ко всему само имя «Ашмодей» с легкостью производится от ивритского слова «шмад» — «уничтожение», то есть Ашмодей — этот тот, кто «уничтожает» человека, способствует его падению.

Вчитываясь в эту легенду, невольно понимаешь, что вся она создана ради финала, когда выясняется, что в течение трех лет тот, кто сидел на троне владыки Израильского царства, вел себя несколько иначе, чем вел себя царь Соломон все предыдущие годы. Говоря по-другому, Соломон вдруг стал не похож на самого себя — чурался старых друзей, избегал появляться на людях, перестал устраивать пиры и т. д. Естественно, все это не могло породить сначала во дворце, а затем и по всей стране сплетни и толки, что царя «подменили», и по мере своего распространения слухи эти приобретали все более причудливый и фантастический характер, пока, наконец, не превратились окончательно в пересказанную выше прекрасную сказку.

Возможно, что в своем первоначальном варианте это была история о «дибуке» — злом духе, вселяющемся порой в того или иного человека и начинающего управлять всеми его поступками. То есть не исключено, что в первой версии легенды Асмодей не изгонял Соломона из дворца и не принимал его облика, а просто вселялся в его тело — и теперь, для того чтобы вернуть прежнего Соломона, из тела царя надо было изгнать Асмодея.

Кстати, именно в таком ключе трактует эту легенду Коран: «Испытали Мы уже Сулаймана и поместили на троне его тело, а потом он обратился» (Сура 38. Аят 33 [34]).

Одновременно все вышеизложенное позволяет предположить, что подлинной причиной всех перемен, случившихся в тот период с Соломоном, была охватившая царя тяжелая депрессия.

Не исключено, что после почти четверти века неустанного труда ради возведения Храма, возвеличивания Иерусалима, процветания страны, объединения нации и т. п. Соломон вдруг задался вопросом: действительно ли он всей этой своей деятельностью принес благо своему народу? Изменил ли он жизнь людей к лучшему и стали ли они от этого лучше? Оставит ли он по себе добрую память у потомков, впечатает ли свое имя в века, а если нет, то для чего были нужны все его усилия? Вот он вроде бы выполнил то, для чего был предназначен еще до рождения, но что дальше? Ради чего стоит жить? И есть ли вообще в человеческой жизни какой-то смысл?!

Эти и другие вопросы вновь и вновь терзали его душу. Вдобавок на него навалился знакомый многим монархам синдром, когда все привычные царские игры, включая женщин, пиры и охоту, пресыщают и становится ясно, насколько они однообразны. Оценивая прожитую жизнь, Соломон все чаще и чаще приходил к пессимистическим выводам: само существование человека казалось ему бесцельным и бессмысленным.

Видимо, не случайно и то, что Талмуд напрямую связывает легенду о узурпаторстве трона Асмодеем со многими стихами из другой великой книги, приписываемой Соломону, — «Екклесиаста». Вспомним, что одним из важнейших признаков депрессии является снижение у больных ею людей «интенсивности восприятия»: «окружающее представляется им серым, однообразным; прожитая жизнь оценивается как неправильная, ошибочная, настоящее — мрачно и ужасно, будущее — безысходно»[147].

Но ведь все эти мотивы как раз необычайно характерны для многих страниц «Екклесиаста»! Таким образом, не исключено, что именно затянувшаяся на несколько лет депрессия Соломона и привела к рождению одной из величайших книг в истории человечества.

Впрочем, прежде чем делать подобные заявления, было бы неплохо доказать, что царь Соломон и в самом деле является автором Книги Екклесиаста. А заодно попытаться понять, о чем же на самом деле говорит эта книга.

Глава вторая

ВРЕМЯ ИСКАТЬ И ВРЕМЯ ТЕРЯТЬ

«Слова Коэлета, сына Давидова, царя в Иерушалаиме»[148] (Екк. 1:1) — так начинается книга, носящая в подлиннике название «Коэлет» («Кохэлет», «Кохелет»), но известная европейскому и русскому читателю как «Екклесиаст», или в другой транскрипции «Экклезиаст». Таким образом, в первой же строке книги называется ее автор. Но только один сын Давида был царем в Иерусалиме и, значит, «Коэлет» — это царь Соломон. Проблема заключается в том, что ни в иврите, ни в каком-либо другом языке… нет не только имени «Коэлет», но и такого слова.

Попытки М. Эльоенае и некоторых других исследователей доказать, что речь все же идет об имени собственном, близкому к древнееврейским именам Кехат или Йекутиель, выглядят крайне неубедительно, а потому почти никем из гебраистов не воспринимаются всерьез. Большинство и комментаторов, и переводчиков Писания сходились на том, что слово это произведено от глагола «ник-h-ал» — «собираться», родственного слову «ка-h-ал», то есть «община», «собрание». Исходя из этого оно и было переведено на древнегреческий как «Екклесиаст», то есть «выступающий в собрании», «проповедник».

Однако еврейские комментаторы указывают, что даже исходя из такой версии, слово это можно понять и по-другому — скажем, как «собрание мудрых мыслей», своего рода записную книжку, или, даже если угодно, дневник, с которым автор этого делился жизненными наблюдениями и размышлениями.

Наконец, высказывалась и версия, что в само это слово вкралась ошибка: вместо первой буквы «куф» в начале в нем была буква «каф», также звучащая в начальной позиции как «к». В этом случае слово «коэлет» следует понимать как «слова старца», или «размышления старца», подтверждая тем самым известное изречение раввина Ионатана о том, что «Песнь песней» Соломон написал в юности, «Притчи» — в зрелости, а «Коэлет» — в старости. Если, конечно, возраст, в котором он ушел из жизни, можно считать старостью.