На корабле утро - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И конечно, они уже сейчас, прямо сейчас, могли поджарить нас, как курчат. Но зачем-то они предпочли для начала потратить несколько секунд на то, чтобы сжечь дочиста брошенные нами «Тарпаны».
– По средствам!.. Воздушно-космического нападения противника!.. Огонь! – скомандовал я.
Горжусь собой. Это был самый храбрый и самый бессмысленно-идиотский приказ, который мне доводилось отдавать за всю мою карьеру.
По паладинам из «Нарвалов»!
И все же я сорвал с плеча автомат, привычным движением сбросил предохранитель на непрерывную стрельбу, нажал спусковой крючок. Мой верный боевой товарищ весело затрещал, выплевывая подкалиберные бронебойные вперемежку с зажигательными.
Моему автомату ответили «Нарвалы» циклопов.
Стреляли мы по науке, с правильным прицелом. Трассы наших очередей, описывая крутые параболы, ложились более или менее в строю паладинов.
Поэтому когда взорвался один паладин, а за ним – разом еще три, я на секунду принял это за должное и решил, что они сбиты нашими пулями.
Мечтатель! Фантаст!
Наконец я заметил, что выше, поверх наших трасс, струятся десятки мерцающих нитей и несутся яркие вереницы пресловутых «красных помидоров».
Это были снаряды зенитных автоматов.
Я бросил взгляд через плечо на перевал, ожидая увидеть там волшебным образом появившийся дивизион зенитных самоходок «Клевец».
Но на перевале не видно было никаких самоходок. Там вообще было безлюдно.
Зато из-за него стальной тучей вырастала черная громадина.
На спонсонах шевелились башни многоствольных зениток. Из раскрытых портов выглядывали любопытные мордочки зенитных ракет. Ревела плазма днищевых дюз. И гордо голубел стометровый Андреевский флаг в закопченном белом поле.
«…МРУД» – золотились буквы чуть правее звездообразной пробоины у среза кормовой скулы.
«ИЗУМРУД» – догадался я.
Глава последняя
Еще ничего не кончилось
24 августа 2622 г.
Гостиница «Роза Синанджа», город Синандж
Планета Тэрта, система Макран
Торжественный банкет по случаю, как выразился Поведнов, «успешного окончания Макранской кампании», неумолимо близился к открытию.
Комлев стоял возле увитых цветочными гирляндами поручней, огораживающих веранду ресторана самой шикарной в городе гостиницы «Роза Синанджа», и демоническим лермонтовским взором всматривался в местные дали.
Перед ним простирались подернутые мягкой сизо-голубой дымкой воды Пролива, чуть дальше охряно-желтым, похожим на яблочный штрудель, силуэтом маячил остров, где располагался космодром – тот самый, куда несколько часов назад их доставил флуггер с борта фрегата «Ретивый».
«Ретивый» был основательно изувечен в бою с ягну. Сесть на планету самостоятельно он не мог. Да что там сесть! Не мог ни Х-перехода совершить, ни толком даже на орбиту стать. Спасибо его собрату по серии, «Огневому» из состава Первого Ударного флота, поработал буксиром, вытащил, довел до Тэрты.
К острову протягивали стальные шеи три моста, вызолоченных предвечерними солнцами – Макраном-А и Макраном-Б. Два моста – по левую руку от Комлева. Третий – по правую. Один из мостов-близняшек был разрушен – Комлеву сказали, во время приснопамятного нападения чоругских шагающих танков.
Вообще масштаб разрушений, увиденных на Тэрте, потряс Комлева и заодно ощутимо повысил его чувство собственной значимости.
Ведь что он знал о происходящем внутри Х-блокады? Да практически ничего.
Собственно, у него не было ни времени, ни психической энергии на то, чтобы что-то об этом узнавать. Разве, благодаря перехваченным радиопереговорам, он был в курсе насчет боев в космосе. Дескать, ведутся. Ну о клонах слышал, об их попытке разгромить ягну в районе Алборза…
А вот о творящемся на ключевой планете… В общем, выходило, что они не просто прорвали Х-блокаду, но и спасли эпическое количество гражданских, страдавших без воды и пищи в городских руинах, от полного уничтожения. От осознания этого сердце Комлева наполнялось гордостью.
Но даже несмотря на эту гордость, настроение у него было ни к черту.
Циник в его душе нашептывал, что все дело в колоссальных дозах адреналина, которые пришлось прокачать его многострадальному пилотскому организму. Но, конечно, не только в гормонах было дело.
Во-первых, Любава.
После их последнего разговора на гауптвахте тяжелого авианосца «Слава» Любава так и не сменила гнев на милость. Хотя была отпущена на свободу из кубрика номер два подобревшим дядюшкой Лукой и от одного этого могла бы подобреть.
Сегодня, здесь, в Синандже, Комлев пытался поймать ее взгляд, но она отворачивалась. Он подходил ближе и пытался заговорить, но она уходила – или, того хуже, глядела горгоной… Но ладно бы это! Вот уже полчаса Комлев наблюдал, как его Любава, словно витальный тропический плющ, вьется вокруг капитана осназа самой наипростецкой наружности.
О да, Комлев как следует рассмотрел соперника! И в очередной раз пришел к неутешительному выводу: понять и объяснить женские вкусы категорически невозможно.
Ну что можно было найти в невысоком, дьявольски «перекачанном», не таком молодом уже на вид мужичке с тонкими белесоватыми волосами, едва прикрывающими раннюю плешь? Комлев только что узнал от Юрия Андреевича, общительного полковника-связиста с яблочным самогоном, что его счастливый соперник это «тот самый Лев Степашин», который отличился не то на Алборзе, не то где-то там еще… «Первый кандидат на Звезду Героя», – шепотом сообщил самогонщик.
Любаву было трудно узнать. Она лучезарно улыбалась, громко смеялась над каждой шуткой осназовца и поминутно охорашивалась. Ни тебе обычных хмурых усмешек, ни взглядов-молний, ни лютых манер… Как подменили!
«А вот теперь еще этим шипучим клонским вином наливается, как в последний раз… Да она же на ногах стоять не будет через полчаса, дурында!»
Не в силах наблюдать безобразие за дальним столом (осназовцев за ним становилось все больше, гогот – все громче), Комлев вновь повернулся к гулянью задом, а к морю передом.
Через пролив медленно тащился старенький пассажирский паром. На его широкой палубе бедно одетые обыватели танцевали свои попрыгучие клонские танцы – на свой лад праздновали победу. Нашелся даже доброхот, который аккомпанировал всему этому бедламу на барабанах. Их перестук несся над водами и нехотя рассеивался в вечности…
Комлеву вдруг вспомнилось, как однажды, из дальней командировки, он привез дочкам очень похожий клонский барабан. Младшей, Лесе, тогда было три годика, а старшей, Ксюше, шесть… Девчонки, раскрасневшиеся от радости, колотили по барабану чайными ложками и сочно горланили, изображая туземные вопли из передачи «Архив видеопутешествий»…
Вспомнив о дочерях, Комлев вновь помрачнел. С час назад он, злоупотребляя служебным положением генштабиста, выбил себе целых три сеанса Х-связи.
Василиса, его правильная блондинистая экс-жена, вопреки своему обыкновению была почти рада его звонку. Но, не успев дослушать ультракраткий отчет Комлева «о жизни», тут же перевела разговор на излюбленную тему добровольного повышения алиментов. Месяц назад Комлев, может, и отбоярился бы, на что-нибудь такое сославшись. Но последние события изрядно обновили его мировосприятие. По крайней мере всерьез сожалеть о деньгах он пока не мог. В общем, Комлев легко взвалил на себя повышенные финансовые обязательства, тем более что Лесе до зарезу нужна была «живая понька», то есть лошадь пони…
После этого он переговорил со старшей – четырнадцатилетней Ксюшей. Она как раз находилась в летнем оздоровительном лагере в Судаке, на берегу Черного моря. Этот разговор мог бы, пожалуй, послужить иллюстрацией для родительского пособия «Что такое переходный возраст?».
Если опустить паузы между репликами, обусловленные Х-связью, выглядело это примерно так:
– Как дела, милая?
– Нормально, па.
– Как там у вас с питанием в вашей «Сказке»?
– Нормально, па.
– А как там моя дочуронька развлекается?
– Нормально, па. В поход с ребятами ходила… Вожатый Витя научил нас ставить палатку…
– Ах ты, кисонька моя… Палатку… Как же я по тебе соскучился!
– Па, да прекращай ты сюсюкать, па!
– Лекарства, которые доктор прописал, принимаешь аккуратненько? Обязательно после еды, помнишь?
– Да что ты заладил все время про еду? Я уже не маленькая! Сама все помню!
Так и поговорили.
С младшей было чуть веселее. Впрочем, ненамного.
– Папка, а у мамулечки новый дядя завелся! Зовут его странно так… – девочка напряглась, – Жан Жак!
– Руссо? – мрачно спросил Комлев.
– Не слышу, папочка!
– Не важно, зайка.
– Он из Европейской Директории. Живет в каком-то городе таком… Кажется, Моселе… Не помню.
– Может, в Марселе?
– Да, правильно, в Марселе… Нас все время в гости приглашает… Мама говорит, может, поедем на Рождество…
