Кто кого предал - Галина Сапожникова

— Вы, соглашаясь на эту роль, понимали, что вступаете в открытую конфронтацию?

— Ту волну национализма, которая поднялась в Литве, я не воспринимал, я был воспитан по-другому. Мои родители были интернационалисты, а лучшими друзьями стали ребята-поляки, поскольку граница с Польшей проходила всего в 7 километрах от дома. Я видел, как в Литве идет развитие промышленности и сравнивал с тем, что наблюдал, когда ездил к своим родственникам в деревню, которые в XX веке ходили в деревянных башмаках-клумпах. Крыши домов в основном были крыты соломой, а полы были глиняными. И буквально за годы советской власти все изменилось! Поэтому когда мне сказали о моем переводе в Вильнюс, я дал согласие не задумываясь, предполагая, что будет принята совокупность мер по изменению общей ситуации в стране.

— Как вас встретила Литва?

— У всех был вопрос — откуда же взялся этот Пятраускас? Кто такой? Когда меня официально представляли, в Вильнюс на совещание были приглашены все прокуроры районов. Утром 30 марта 1990 года я и первый заместитель Генерального прокурора СССР Алексей Дмитриевич Васильев зашли к прокурору Литвы Артурасу Паулаус-касу. Васильев зачитал приказ об освобождении его от должности первого заместителя прокурора Литовской ССР, лишении классного чина старшего советника юстиции и показал приказ о том, что исполняющим обязанности прокурора Литовской ССР назначен я. Это же Васильев объявил и членам коллегии. Паулаус-кас на это сказал: «Ну и что — мы теперь — независимые!»

В прокуратуре произошел раскол. Я понимал, что делить власть бессмысленно, потому что это пойдет только на руку криминалу. Люди, которые остались на стороне Паулаус-каса, подходили ко мне, когда никто не видел, и говорили: мы вас поддерживаем, но у нас семьи и дети. Они уже тогда боялись гонений. И гонения действительно начались: я с первых дней стал получать различные подметные письма и звонки угрожающего характера. Звонили по телефону моей матери, спрашивали: как же вы вырастили такого предателя? Мать хваталась за сердце…

Мне и моему заместителю Николаю Кремповскому предлагали самые высокие должности за то, чтобы мы помогли ликвидировать прокуратуру Литовской ССР. С прокурором Литвы Артурасом Паулаус-касом мы общались: он производил нормальное впечатление, и я не испытывал к нему никакой враждебности. Когда мы выходили — я из подъезда нашей прокуратуры, а он из соседнего — всегда здоровались. Через год после моего назначения студенты устроили около прокуратуры митинг на тему: «Паулаус-кас — наш, а Пятраускас — русский». На нем выступил Паулаус-кас и сказал: «День возмездия Пятраускасу еще настанет. Россия тоже пробуждается, и там он места не найдет. Судить будем здесь, в Литве». Я звоню ему по внутренней связи и говорю: «Вы что, в отношении меня дело возбудили?» Тот начал смущенно оправдываться: «Нет, нет, что вы…» Это был март. А в августе вдруг выяснилось, что дело в отношении меня было возбуждено еще бог весть когда…

— Вы чувствовали, что этот нарыв в обществе прорвет, причем самым трагическим образом?

— То, что обстановка в республике нагнеталась, это однозначно. Повышение цен, естественно, вызвало недовольство народа. Настроенных просоветски людей подтянули к Верховному Совету, Ландсбергис тоже призвал прийти тех, кто поддерживал его. То, что спланировано мероприятие по штурму телевышки и телерадиокомитета, держалось в секрете, но я уверен, что Ландсбергис об этом знал. Почему? Предателей было предостаточно: например, командир полка милиции Станчикас — как только было объявлено о независимости, он пошел к Ландсбергису и сказал, что будет отныне работать на него. И передавал всю информацию о том, где и что планировалось. Были составлены списки — кто, где и когда дежурит, организовано питание. Людей привозили в Вильнюс из всех районов республики, пребывание на дежурстве засчитывалось им как рабочее время.

— Это правда, что после событий 13 января шло два параллельных расследования — литовское и советское?

— Так и было. Дело с советской стороны по признакам массовых беспорядков возбуждал лично я. Буквально через неделю генеральный прокурор СССР Николай Трубин собрал большую группу следователей по особо важным делам со всего Союза и отправил в Вильнюс. Я был в курсе того, как идет следствие. С тем, что написано в знаменитой справке от 28 мая 1991 года, подписанной генпрокурором Трубиным, абсолютно согласен. Она была составлена на основании материалов, которые я сам держал в руках.

— То есть вы знаете разгадку многих тайн этого дела, которые муссируются на протяжении четверти века? От чьих рук погиб лейтенант Шатских? Почему подорвался защитник телецентра Альвидас Канапинскас? И была ли у телебашни третья сила, разговоры о которой в сегодняшней Литве считают гнусной инсинуацией?

— Мне все давно и предельно ясно: в лейтенанта Шатских выстрелили из толпы, но погиб он случайно. Он шел последним в цепи, и когда залезал в окно, бронежилет, состоящий из пластин, согнулся. В этот момент и произошел выстрел. Сам бронежилет непробиваем, но пуля прошла между пластинами. Кто именно стрелял, выяснено не было.

То, что труп лейтенанта потом пытались спрятать, тоже правда. Когда его отвезли в морг, руководитель «Альфы» Михаил Головатов сказал: «Я отсюда не улечу, пока не заберем тело своего боевого товарища». Мы стали искать, где оно? Поступила информация, что его увезли в одну больницу. Поехали туда — тела нет, уже перевезли в другую. Наконец нашли… И только после этого группа «Альфа» во главе с Головатовым улетела.

Теперь что касается Канапинскаса. Если б взрывпакет в него бросили военные, характер телесных повреждений был бы совершенно другим. Я предполагаю, что он держал взрывпакет у себя за пазухой. И, когда начался штурм, просто проявил неосторожность.

— Информация о том, что в событиях участвовала некая третья сила, к вам в прокуратуру поступила сразу же?

— По этому вопросу многие допрашивались. Группа следователей из Москвы внимательно исследовала злополучный выстрел, произведенный из винтовки Мосина, — патрон-то отличается от тех, что имеются на вооружении у армии. Ну что, группа «Альфа», что ли, шла на штурм с винтовкой Мосина? Ясно, что эта винтовка осталась со времен войны и была извлечена в нужный момент. Поэтому третья сила там, безусловно, была. Я, как военный, уверен, что о том, что планируется, Горбачев знал. Потому что ответственность за решение провести такую операцию с вылетом спецназа КГБ, с передислокацией войск, с применением техники никакой министр обороны или председатель КГБ на себя не взял бы.