Искра Зла - Андрей Дай

Длинный имперец вновь предложил позицию нам с юной стрельчихой, и снова мы отказались. Волнообразно всколыхнувшись, горец выпустил дротик. Здоровенный наконечник присоседился к жалу охотника — чуть-чуть, но ближе к центру.

— А как далеко твой гигант вообще бьет? — вспыхнул лысый стрелок.

— Шшшагофф триссста.

— Всего? — не удержался я. — Думал, такой монстр способен перекинуть стрелу через это поле.

— Этххот мошшшет, — длиннющий палец ткнул в оружие девушки. — В друххих руккаххх…

— Эх, — совсем как-то жалобно проговорила девушка, вставая к черте. — Дострелить бы…

Впрочем, волновалась она зря. Даже той силы, которой обладали ее тонкие руки, хватило, чтоб за пятьдесят шагов вогнать стрелу на полпальца ниже центра. Притворяющаяся парнем стрельчиха так обрадовалась, что я всерьез подумывал, а не поддаться ли мне. Жаль, конечно, было бы друзей, проигравших деньги…

— Ну, стреляй. И покончим уже с этими глупыми спорами, — старательно ломая голос, попыталась пробасить дева.

— О каком споре идет речь? — удивился я.

— Мессер поспорил с королем, что ты стреляешь, как альв, — презрительно скривилась она. — Можно подумать…

— Альвов больше нет, — качнул я головой. — С тех пор, как уснули Боги.

— Вы будете стрелять, ваша светлость? — прервал занимательную беседу один из сержантов.

Я не стал подходить к черте. Дюжина лишних шагов ничего не значили в этом споре. Только я и ветер имели значение. И слишком догадливый сторож немецкого короля.

Конечно же, я выиграл этот странный турнир. Серебряную стрелу за второе место из рук девушки получила другая девушка. Они и ростом были почти одинаковые. Только у Серафимы брови черными крыльями взлетали над карими глазами, а у незнакомки в костюме вольного землевладельца — изумруды в золотой оправе.

Выхватив из рук княжны приз, я чуть ли не бегом заторопился к собирающемуся уходить королю. И мне оставалось не больше десяти шагов, когда, как всегда из-за спины Лотара, Мессер крикнул:

— Арч, сзади!

Я немедленно пригнулся, шагнул в сторону, упал на колено и, перекувыркнувшись через локоть, вскочил уже со стрелой на тетиве. И, даже не успев удивиться, запустил хищницу в полет. Шагов за четыреста. В висок бегущему человеку. Лысому браконьеру.

— У вас с вашим другом слишком много врагов, — вытягивая отправленную мне в спину стрелу из земли, заключил королевский страж.

— Альвов больше нет, Мессер, — рявкнул я. — Слышишь?! Давно уже нет!

— Да-да, Арч Белый из Великого леса, — старательно выговаривая слова, с привкусом сарказма согласился тот. — Я слышу. Спор, конечно же, был неуместен… Приношу свои извинения! Ты идешь смотреть турнир?

34

Далеко-далеко. Гораздо дальше, чем сердце Великого леса. Там, где синими угловатыми тучами на горизонте навеки застыли Солнечные горы, на берегу прозрачного, словно слеза младенца, озера стоит величественный и прекрасный безжизненный город альвов. Так же, как и две тысячи лет назад, бегут смеющиеся струи ручьев под сенью удивительных, трогательных в своей изящности белоствольных деревьев с огненно-алыми резными листьями. Так же ветры играют грустные протяжные песни среди изумительных узоров в хрустальных куполах невозможных в совершенстве дворцов. Нежные звоны колышущихся от любого дуновения серебряных нитей. Вычурные мостики, лунным светом соединяющие теряющиеся в вышине башни. И руны. Сплетенные ветвями древних деревьев, сложенные багрово-красными гранитными глыбами, кованные нетленной остро отточенной сталью, золотом сверкающие подвешенные на искрящихся струнах. Знаки, нашептывающие историю брошенного мира…

Мир щемящего сердца. Место, где в душе остаются только свет и печаль. Мир, который мы потеряли.

Пыль и тлен. Гниль рассыпающихся от любого прикосновения тончайших, словно крыло мотылька, тканей. Лягушки на берегах заросших лилиями прудов. Тысячи птичьих гнезд и горы отходов жизни. Сотни и тысячи гробов. И просто лежащие рядами скелеты. Длинными, скорбными рядами на выложенных бирюзовыми плитками тротуарах.

Мертвый город погибшего народа.

Когда боги ушли, магия не умерла сразу. Волшебство медленно истекало, развеивалось, истончалось. Тихо гасли огоньки в шарах, а на улицах появлялись прежде невозможные опавшие листья. И так же неумолимо, как звезды в утреннем небе, уходила жизнь из тел волшебных существ.

Охотники лесного народа застали последних еще живыми. Они, взявшись за руки, кругом лежали на единственной площади волшебного города. И смотрели в небо.

— Облака и звезды, — собравшись с силами, пропел один из последних. — Вот что действительно прекрасно! Помогите другим. Пусть останутся те, кто сможет этим любоваться…

Старики говорят, Старый Белый и его триста молодых воинов рыдали несколько дней подряд. Размазывали неумолимо текущие слезы по чумазым лицам и складывали мертвых — мужчин, женщин и детей, почти невесомых в смерти, альвов на улицах их умирающего города. Пытались хоронить и выли от бессилия что-либо изменить. Говорят, именно оттуда начался знаменитый поход лесных охотников по орейским землям.

Альвов больше нет…

«Стреляешь, как альв». Нет похвалы выше для лучника из уст собрата по ремеслу. И вместе с тем, нет более тонкого оскорбления, неуловимого, как летящая на ветру нить паутины. То, что Богами было даровано чудесному народу, нам приходится добиваться тяжким, каждодневным трудом. Уродливые мозоли на пальцах и шрамы — вот что такое стрелять, как альв. Утонченный намек от рожденного в роскоши и праздности.

Кто же такой, этот Мессер?

Я не пошел смотреть турнир. Не мог видеть равнодушное лицо королевского стража. Да и душа пылала, вновь оплакивая хранителей прекрасного. И казалась мелкой и ненужной вся эта их отягощенная сталью и яростью суета.

И еще было стыдно и обидно даже вспоминать голос зеленоокой девушки, говорящий этакий вздор. Лежа в своей палатке, я закрывал глаза и вновь видел ее четко очерченные губы, выговаривающие бессмысленные в бездумной жестокости слова — «стреляешь, как альв». Широкие скулы, высокий, скрытый под полумаской, лоб, блеск глаз и слова…

Снова и снова я вызывал в памяти ее образ. Ее манеру двигаться. Пытался выделить истинную пластику незнакомки в ворохе ужимок, призванных изображать мужчину.

Одно не вызывало сомнений — она не лучник. Несомненно, ее учили обращаться с капризным оружием. Но на празднике Ветра такой стрелец вызвал бы лишь жалость или смех. Любой из инчутовых стрельцов выглядел бы умудренным опытом наставником этой недоучке.