Волк прыгнул - Александр Бушков

Он не нашел ответа — и знал, что постарается забыть об этих мыслях навсегда. Обернулся:

— Подожди минутку…

— Да? — остановилась она в дверях в грациозном полуобороте.

— Я верю, что «Римские каникулы» — и в самом деле твой любимый фильм, — сказал Данил. — Затрагивает кое-какие струны в душе девочки, выросшей, как ты мимоходом обмолвилась, не в роскоши, несомненно, примеряла на себя образ…

Только ты ведь не была принцессой под маской плебейки, дорогая моя. Ты всего-навсего платный агент. В любой разведке контингент четко делится на сотрудников и агентов. Первые — свои, полноправные, а вот вторые, какую бы информацию они ни качали, какие бы миллионы им ни платили, всегда останутся подметками, как говаривали промеж себя господа офицеры отдельного корпуса жандармов…

— Хочешь уколоть?

— Нет, — сказал он. — Напомнить общеизвестные истины. Второе. Как говорил когда-то Эркюль Пуаро, он не одобрял убийств… Видишь ли, я никогда и никому не прощу смерть моих парней. Они были отличные парни, мои ученики, по они знали, в какие игры играют, выбрали эту дорогу вполне сознательно…

Есть другое. Олеся Данич.

— Никогда про такую не слышала.

— Охотно верю, — сказал Данил. — Ты ее никогда в жизни не видела. И пальцем не трогала. Но ее убили ваши. Милая девочка, только начинавшая жить… Ей вогнали заточку в сердце исключительно потому, что понадобилось скомпрометировать и меня, и некоего генерала. Вот этого, повторяя за Эркюлем, я не одобряю. Категорически. Иди. Тебя никто не тронет.

Когда за ней негромко закрылась дверь, он встал, с застывшей на лице яростной улыбкой взял со стола массивный письменный прибор — недешевое сооружение из блестящей меди и цветного стекла, маде ин — и колотил им по столу, пока не брызнули в разные стороны погнутые медные цацки, пока не разлетелось, звеня, по углам комнаты толстое витое стекло, пока в дверь не влетел Волчок, держа руку под полой пиджака, на пистолете.

— Отставить, — сказал Данил почти спокойно. — Психологическая разрядка.

Запускайте сигнал «Вендетта». Ты слышал?

— Есть. «Вендетта».

— Шагай.

Оставшись один, Данил подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу. В голове неотвязно крутилось: «…и послал Иисус, сын Навин, из Ситтима двух соглядатаев тайно, и сказал: пойдите, осмотрите землю в Иерихон».

Два юноши пошли, и пришли в дом блудницы, которой имя Раав, и остались ночевать там. И далее по тексту. Только одна Раав уцелела после штурма Иерихона. В точности как наша Раав… которая спокойно уехала отсюда на вишневой «Оке», но будущего не знала…

Быть может, она и заметила помятое крыло — но, уж конечно, не стала возвращаться и задавать вопросы…

Ее еще не ищут по-настоящему — но скоро начнут искать. И вишневую «Оку», и отвечающую описаниям свидетелей женщину с длинными черными волосами, в белой летней курточке…

Оперативная группа уже, несомненно, шурует в квартире, куда ее вызвал телефонным звонком побоявшийся назваться аноним, чей чуткий слух привлекли шум драки и, главное, звуки, крайне напоминавшие выстрелы. В квартире, где на мятой постели так и лежат Ада Кавалерова рядышком с майором Пацеем, давно уже остывшие, принявшие почти всю обойму «Макарова», который сейчас покоится за батареей на лестничной площадке в доме, где живет Оксана. В квартире, где в ванной валяется кружевное бельишко Оксаны и отыщется еще несколько вещичек с ее пальчиками. В квартире, где некая женщина, застав неверного любовничка с другой, высадила сгоряча в обоих полную обойму.

И, что характерно, несколько человек видели, как эта самая женщина, разъяренной кошкой вылетев из подъезда, прыгнула в вишневую «Оку» и дала газу столь неосторожно, что помяла крыло о барьерчик из железных труб, ограждающий детскую площадку. И следы вишневой краски там остались, и длинные черные волосы свидетели помнят, и куртку, и номер машины — в чем особенно преуспела одна из них, ветеран МВД, кавалер ордена Красной Звезды и десятка медалей Митрадора Степановна Фомина, оказавшаяся в тех местах, в общем, случайно, но способная оказать неоценимую помощь следствию благодаря профессиональным навыкам, не забытым и на пенсии. Это хорошо, что Данил в свое время озаботился выучить Надюшу водить машину…

И никакого алиби. Никто в «Клейноде» не видел сегодня никакой Оксаны Башикташ. В «Клейноде» вообще никого не было весь день, и Черского тоже праздника ради отправились пропустить рюмочку. В общем, пусть выпутывается.

При удаче может и выпутаться, тут уж — как повезет. Оксана была права — он не смог бы. И приказать другим тоже не смог. Но и быть благородным до одури не согласен. Не его роль. Пусть выпутывается, если сможет. Это — за Олесю…

Басенок обойдется. У него и так есть снайпер, и белобрысый, и магнитофонные записи, и еще кое-что. Достаточно, чтобы надрать задницу конкурирующим службам, а самому предстать в белом. Потом можно будет спеть ему под водку чуточку переиначенную старую песенку польских улан:

Пики подняты, сабля — в ладонь, Де-мо-кра-та — гонь, гонь, гонь!

Басенку не может не понравиться.

А перед Пацеем и Адой Данил Черский, в принципе, чист. Он обещал и той, и другому не выдавать их местным спецслужбам — и слово свое сдержал свято. Тем более, что и не клялся сохранить им жизнь. Мансур, волчара, этот азиатский ход сумел бы оценить по достоинству, это ж он однажды обещал Данилову информатору, что тот уйдет на своих ногах — и слово сдержал. Правда, он не клялся, что не станет обрубать руки и отрезать уши — но это уже другой вопрос…

Да, Мансур бы оценил…

ЭПИЛОГ

В кабинет его провела не лишенная смазливости секретутка в черном деловом костюмчике с довольно-таки символической юбкой. Но глазеть на ее ножки Данил не стал и из-за того, что сюда могла докатиться заокеанская мода касаемо судебного преследования за «непристойные взгляды», и оттого, что представлял сейчас серьезную фирму, а следовательно, должен был держаться солидно.

Однако ножки внимания стоили.

А вот кабинет — вряд ли. Скучный был кабинет, пустоватый, обставленный с холодной деловой стерильностью.

— Садитесь, герр Шерски.

— Черский, — мягко поправил Данил садясь. — Впрочем, вам это столь же трудно произнести, как нам имитировать штирийский говор, поэтому не буду педантом…

Он открыто взглянул на человека по другую сторону стола — прекрасно сохранился, старая сволочь, никак не дашь восьмидесяти, даже волосы в основном целы, хотя и реденькие. Что поделать, дольше всех, как правило, живут именно фабриканты оружия и военные, какие там чабаны…

— Знаете, я полагал, что на стене у вас непременно будет висеть парадная сабля, — сказал Данил.

— Во-первых, это давно вышло из моды. Во-вторых, что гораздо существеннее, герр Шерски, вам, как договаривались ваш секретарь с моей секретаршей, отведено десять минут. Ваше право, как это время использовать, но я бы порекомендовал держаться ближе к делу…

— Однако, насколько мне известно, я у вас сегодня последний посетитель, герр Хольцман…

— И что с того?

— Увидим, — сказал Данил. — Всякое может случиться, герр оберштурмфюрер…

Высокий, худощавый старик иронично усмехнулся:

— Ваффен СС, герр Шерски. Зеленая форма, не черная. И качественно другое отношение в те полузабытые времена…

— Так-таки и зеленая? — усмехнулся Данил. — И непременно — Восточный фронт?

— Быть может, все же попросить секретаршу вас вывести?

— Не стоит спешить, — сказал Данил. — Мы еще не обсудили крайне интересную историю двух Хансов Хольцманов. Вас и вашего двоюродного брата. В те времена, которые вы изволили назвать «полузабытыми», было два Ханса Хольцмана. Один и в самом деле воевал на Восточном в рядах зеленых СС. А второй все-таки был черным. О чем остались кое-какие документы, касавшиеся в первую очередь добровольческой пехотной дивизии СС «Лангемарк», где второй Хольцман натаскивал бельгийцев… но и некоей истории в Роттердаме. С парашютистами.

— Эти старые истории… Кто их теперь помнит?

— Ну, тут возможны разные мнения, — сказал Данил. — Англичане до сих пор уверены, чудаки, что во время той войны расстрелы их летчиков были не милыми шалостями, а военными преступлениями. Можно поинтересоваться их мнением…

Видите ли, перед тем, как приехать к вам, я долго копался в архивах, герр Хольцман. Они громадны и до сих пор не разобраны толком, но люди целеустремленные и упрямые могут откопать немало интересного. Например, историю о хватком парне, который в неразберихе сорок пятого года все же ухитрился превратить себя в собственного двоюродного брата, благо тот не мог протестовать из Валгаллы…

«Хорош, волчара, — оценил он. — Красиво плюхи держит».

— Молодой человек, — прямо-таки задушевно начал Хольцман. — Вам никогда не говорили, что игры делятся на опасные… и очень опасные?