Отечество без отцов - Арно Зурмински

Тяжелые оборонительные бои на Кавказе и у большой излучины Дона, кажется, вступили в критическую фазу. В сводке вермахта сообщается об отходе наших войск. В Сталинграде немецкие части оказались в окружении, это признала также и сводка вермахта. Охватывает пренеприятное чувство, когда все это слышишь. Хотя орудия у нас здесь стреляют совсем мало.

В последнюю ночь выпал снег. Окружающая местность выглядит девственной, но мы перепахиваем ее танками и снарядами и оскверняем снег кровавым цветом.

Утром меня отрядили в команду по заготовке дров. Они нам нужны для отопления, а бревна — для строительства блиндажей. Физическая работа мне по душе.

Сегодня должен выступать по радио Герман Геринг. Возможно, он прояснит создавшуюся обстановку. С Божьей помощью мы добьемся перелома в только что наступившем новом году, и весною я приеду к тебе.

Под Сталинградом взяты в плен фельдмаршал Паулюс — командующий немецкой 6-й армией, 16 генералов и остатки войск союзников.

В Подвангене вот-вот на свет появится дитя. Если ты поторопишься, то будешь ребенком, родившимся в сорочке. Тысячу километров западнее, в Гамбурге, вновь полыхал пожар, две тысячи километров восточнее заканчивалась Сталинградская эпопея.

Как только забрезжило утро, у Подвангенского озера приземлилась стая ворон и своим карканьем разбудила деревню. Уходящий серп луны высветился на горизонте с восточной стороны и пролил на землю свой скудный луч, восход солнца намечался в половине девятого.

Матушка Берта, которая давно уже готовилась к этому, встала раньше обычного. В утренних сумерках она обошла вокруг дома, но не обнаружила никаких следов. О том, что ночью она слышала шаги и тихий стук в окно на кухне, она никому не сказала. Разведя огонь в печи, она поднялась по лестнице наверх к невестке.

— Будет лучше, если ты сойдешь вниз, — сказала она Эрике. — Там уже совсем тепло, и у нас все под рукой. В своей кровати я родила уже четверых детей, так что там может появиться на свет и твое дитя.

Дорхен побежала к матери Эрики, чтобы сказать ей об этом. Та тотчас же явилась и уселась рядом с дочерью на краешек постели. Герхарда послали позвонить по телефону от бургомистра Брёзе, чтобы вызвать акушерку. Добросердечная фрау жила в соседней деревне и готова была выехать после завтрака. Когда подвангенские сани, развозящие молоко, вернулись из города, звеня бубенчиками, с пустыми флягами, она вспрыгнула на них, и кони быстрой рысью, так как роды не терпят отлагательства, помчались к дому Розенов. В десять часов она была на месте, а на реке Оскол в это время был уже полдень.

Подошел час, чтобы устроить перекус. Три женщины сидели за кухонным столом, Дорхен носилась между кухней и спальней. Дедушка Вильгельм смотрел в окно, пыхтел своей трубкой и предрекал, что должен появиться мальчик. Герхард прикрутил коньки к сапогам и убежал от всей этой суматохи, связанной с предстоящими родами, на Подвангенское озеро, где стал выписывать большие круги. Кристоф сидел в своей комнате и вырезал из дерева портрет мадонны. Было воскресенье, прекрасный день отдыха.

Две тысячи километров западнее на английском языке было объявлено следующее:

Король и королева присутствовали этим утром на богослужении.

В Берлине жители отсыпались после праздников по случаю 10-й годовщины захвата власти. Человек, заваривший всю эту кашу, изменил своему правилу и поручил другому прочитать свою речь. Рейхсмаршал[71] выступил в субботу со спартанской речью, в которой прозвучали ссылки на Спарту и ее победоносные битвы, а в воскресное утро у него уже прошло опьянение от сказанного. У него наступил сильный угар от Спарты. После этого он надолго замолчал, и голос его вновь прорезался лишь на Нюрнбергском процессе. У Фермопил лежали триста спартанцев, на Волге полегли свыше ста тысяч немецких солдат. В плен попали 90 000 человек, из них родину вновь увидели 6000.

А в районе Старого Оскола, по данным сводки вермахта, отмечалась небольшая активность боевых действий.

У себя в Подвангене они чуть было не забыли подоить коров. Когда те начали мычанием давать знать о себе, Кристоф вынужден был отложить свой нож, которым он вырезал по дереву, и отправиться в коровник. Дорхен тоже пришлось идти на скотный двор, хотя она с удовольствием посмотрела бы, как рождается ребенок.

В десять часов двадцать пять минут первый крик потряс крестьянский дом Розенов.

Второй крик издала акушерка: «Дорогая фрау Розен, ребенок родился в сорочке!»

Неясно было, кого она имела в виду, говоря «Дорогая фрау Розен»: матушку Берту или Эрику, которая лежала, обессиленная, в кровати и спрашивала себя, понравится ли ему то, что это всего лишь девочка!

Пахло печеными яблоками. На плите булькала кипящая вода, крышка при этом подпрыгивала. Запомнилось то, что в комнатах было достаточно тепло, потому что мать в эти дни, наполненные надеждой, продолжала топить печки даже ночами.

На улице все как будто покрылось белым саваном, но в теплых комнатах этого никто не замечал. Белизна подвангенских полей простиралась до самых донских степей. Солнце больше не появлялось. Дав спозаранку небу небольшой просвет, оно вновь скрылось за серым занавесом. Дедушка Вильгельм стал пророчить метель, которая, по его словам, должна начаться после полудня. Обе бабушки сидели на кухне, говорили о родах, в то время как акушерка тщательно мылась. После этого она ела и пила то, что ей предлагали обе женщины. В карман акушерке был положен кусок шпика, а на дорожку с собой были даны еще три вареных яйца. Герхард запряг лошадей в сани и повез добросердечную фрау домой.

До этого момента все проходило обыденно, как будто роды были здесь повседневным делом. Тете Дорхен дозволили взять ребенка на руки. После обеда мужчин допустили взглянуть на новорожденного. Дедушка Вильгельм оценил, что рост ребенка составляет добрых пятьдесят сантиметров, а вес шесть фунтов. Дядя Герхард сказал:

— Ну, ты, маленькая плакса.

Кристоф снял шапку и стал что-то бормотать по-французски. Один лишь отец не удосужился посмотреть на того, кто только что родился.

После обеда Дорхен позвонила из телефона-автомата в Кёнигсберг. Затем пришла поздравительная телеграмма от тети Ингеборг с заголовком: «Да здравствуют мать и ребенок!». В доме Розенов удивились тому, что в столь печальные времена по-прежнему доставляются поздравительные телеграммы. В последующем письме Ингеборг сделала упор на то, что счастливый отец находится вне котла окружения, и имеются хорошие перспективы, что он вскоре приедет посмотреть на своего ребенка.

Вечером Эрика распрямила в кровати свое тело, попросила лист бумаги, карандаш и деревянную доску. Она написала ему, что у дочери черные волосики и розовые щечки, Дорхен к этому еще добавила, что ребенок похож на отца. Она же подписала конверт Роберту Розену с указанием его полевой почты 20038. Когда на следующий солнечный день почтальонша прибыла в Подванген, то ей передали письмо, которое должно было уйти полевой почтой. К тому моменту уже наступил февраль.

1 февраля 1943 года унтер-офицер Гейнц Годевинд, который за всю свою русскую военную кампанию не послал ни одного письма и лишь изредка получал почтовые открытки, уселся за сколоченный из еловых досок грубо отесанный стол, зажег оставшуюся с Рождества свечу, чтобы написать карандашом на серой военной бумаге.

Уважаемая фрау Розен!

Наверняка, Вы уже получили от нашего командира роты известие о гибели Вашего мужа. Роберт был моим самым верным боевым товарищем, сопровождавшим меня во время всего Восточного похода. Поэтому я пишу Вам это письмо, чтобы сказать, как мне жаль того, что случилось. В официальных сообщениях речь чаще всего идет о подвигах. Не верьте этому. Мы вовсе не герои, а несчастные бедолаги, которым остается лишь ждать своей гибели. Костлявая смерть с косой — наш постоянный попутчик. Мы ведем с ней беседы денно и нощно; одного хватает она сегодня, другого — на следующий день.

Это случилось в последнюю ночь января, в тихое безлунье. Небо, правда, было усеяно звездами. Был мороз, минус 20 градусов, вокруг лежало сплошное снежное покрывало около полуметра высотою. Роберт нес службу часовым на посту с десяти вечера до двенадцати часов ночи. Незадолго до полуночи единственный артиллерийский выстрел разорвал ночную тишину. Снаряд точно поразил место, где он стоял. После этого вновь воцарился мир.

Уважаемая фрау Розен! Крайне редко бывает так, чтобы артиллерийский снаряд, пролетев свыше десяти километров, мог попасть в одиноко стоявшего человека. Это все равно, как если бы его поразил метеорит. Возможно, таким образом судьба хотела избавить его от излишних страданий.