Темный любовник - Дж. Уорд

— Братья мои, мы собрались по двум вопросам, — он посмотрел на Тора. — Я серьезно оскорбил одного из вас. Поэтому предлагаю Торменту Райт[116].

Тор принял стойку «смирно». Остальных братьев услышанное также удивило.

Это был беспрецедентный случай, и Тор это прекрасно знал. Райт, по существу, было правом на выстрел без последствий, и тот, кому оно предлагалось, мог сам выбрать оружие. В рукопашную или бой на кинжалах, пистолеты или цепи. Этим ритуалом каждый, как обиженный, так и обидчик, мог очистить свою честь, смыть с себя позор.

Всех присутствующих удивил не сам ритуал. Братьям он был довольно-таки знаком. Учитывая их агрессивную природу, каждый из них в свое время не раз оскорбил кого-то из присутствующих.

Но Роф, несмотря на все его грехи, никогда ранее никому не предлагал райт. Ведь согласно закону вампиров, любой, поднявший на него руку или оружие, будет приговорен к смерти.

— В присутствии этих свидетелей, выслушай меня, — громко и отчетливо произнес Роф. — Я освобождаю тебя от каких-либо последствий. Принимаешь ли ты мое предложение?

Тор склонил голову. Засунув руки в карманы своих кожаных брюк, вампир медленно покачал головой. — Я не могу поднять на вас оружие, мой повелитель.

— И простить меня тоже не можешь, верно?

— Не знаю.

— Не виню тебя за это, — черт возьми, а ведь он очень хотел, чтобы Тор согласился. Этот ритуал, который бы положил конец ссоре, был нужен им обоим. — Я снова предложу в другой раз.

— А я снова откажусь. И ответ останется неизменным.

— Значит, так тому и быть, — темный взор Рофа остановился на Зейдисте. — Ну, а теперь поговорим о твоих гребаных любовных похождениях.

Зи, который стоял позади брата-близнеца, не спеша вышел вперед.

— Если кто-то и засадил дочери Дариуса, то это был ты, а не я. Так в чем проблема?

Кое-кто из братьев выругался вполголоса.

Роф обнажил клыки.

— Я спущу тебе эти слова, Зи. Но только потому, что знаю, как ты любишь, когда тебя бьют, а я сейчас совсем не в настроении дарить радость, — Роф выпрямился на случай, если брат решит нанести удар. — Я хочу, чтобы ты завязал таскаться по шлюхам. На крайняк, прибирай хотя бы за собой.

— Ты о чем вообще?

— Нам не нужны неприятности с полицией.

Зейдист взглянул на Фёри, и тот сказал. — Тела. Копы нашли их.

— Какие еще тела?

Роф покачал головой. — Иисусе, Зи. Неужели ты думаешь, что копы так просто забудут о двух мертвых женщинах, брошенных истекать кровью где-то в переулках?

Зейдист подошел ближе, так что их тела почти соприкасались.

— Ни хрена не знаю об этом. Принюхайся и поймешь, что я говорю правду.

Роф глубоко вдохнул, совершенно четко уловив гнев, словно аромат цитрусового освежителя воздуха, который распылили у него прямо перед носом. Но никакого беспокойства, никакой попытки скрыть эмоции.

Но проблема с Зи состояла в том, что он был не только бездушным убийцей, но и законченным лгуном.

— Я тебя слишком хорошо знаю, — тихо сказал Роф, — чтобы верить какому-либо твоему слову.

В груди Зи зародился рык, и Фёри мигом оказался рядом, обхватив шею брата мощной рукой и став оттаскивать его назад.

— Легче, Зи, — сказал Фёри.

Зи схватил запястье брата и высвободился, всем своим видом излучая ненависть.

— Придет день, мой повелитель, и я…

Внезапный шум, словно удар пушечного ядра о стену, прервал его.

Кто-то со всей чертовой силы колотил в парадные двери.

Братья все вместе поспешили в холл. За их тяжелыми шагами последовали щелчки взводимых курков.

Роф проверил видеомонитор, установленный на стене.

И когда увидел Бет на руках копа, то перестал дышать. Распахнув парадные двери, он попытался выхватить ее из рук человека, когда тот ворвался внутрь.

«Вот оно», пронеслось в голове. «Переход».

Наконец коп передал Бет Рофу, при этом буквально полыхая гневом.

— Ты чертов сукин сын. Как ты мог сделать с ней такое?

Роф не удостоил его ответом. Крепче прижав Бет к себе, он быстро зашагал мимо столпившихся братьев. Роф чувствовал их удивление, но не собирался останавливаться и вдаваться в объяснения.

— Никто не убьет человека, кроме меня, — рявкнул он. — Он также не покинет этот дом, пока я не вернусь.

Роф направился в гостиную. Отодвинув картину, он как можно быстрее сбежал по лестнице.

Время, вот что было сейчас решающим для них.

Батч смотрел, как наркодилер исчезает в комнате с Бет. Ее голова подпрыгивала в такт его шагам, когда он несся с ней на руках, а ее волосы, словно шелковый флаг, развивались позади них.

На какой-то момент он был совершенно парализован, разрываясь между желанием заорать и необходимостью выплакаться.

Потеря. Какая ужасная потеря.

И вдруг он услышал, как за ним закрылась и защелкнулась на замок дверь. Батч совершенно четко осознал, что пять самых настоящих и отъявленных ублюдков, каких ему только доводилось встречать, окружили его со всех сторон.

Неожиданно ему на плечо, словно наковальня, упала чья-то рука.

— Как насчет остаться на ужин?

Батч посмотрел на парня в бейсболке и с какими-то метками — это что, тату у него на лице?

— Как насчет стать ужином? — сказал другой, который выглядел, как модель.

К Батчу вернулся былой гнев, придавая ему силы.

«Парни хотят поиграть?», подумал он. «Отлично. Потанцуем, мать их так».

Он по очереди посмотрел каждому в глаза, показывая, что не боится. Сначала тем двоим, что говорили с ним. Затем относительно нормальному парню, который оставался в стороне. Еще одному с невероятной гривой, за которую женщины заплатили бы сотни баксов в каком-нибудь шикарном салоне красоты.

И затем его взгляд встретился с последним из мужчин.

Он смотрел на лицо, отмеченное шрамами, а черные глаза мужчины смотрели на него.

«Вот этого парня», решил он, «действительно нужно опасаться».

Пожав плечами, Батч сделал шаг вперед, так что тяжелая ладонь соскользнула с его плеча.

— А скажите-ка мне вот что, мальчики, — нарочито медленно произнес он. — Вы кожу носите, чтоб заводить друг дружку? Я к чему веду, не голубки ли вы тут все?

Батч с такой силой отлетел к двери, что его задние зубы едва не повыпадали.

Тот, что с модельной внешностью, придвинул свое идеальное лицо вплотную к Батчу.

— На твоем месте я бы последил за своим ртом.

— Зачем напрягаться, когда ты и так отлично с этим справляешься? Собираешься меня поцеловать?