Жизнь за трицератопса (сборник) - Кир Булычев

Я уверяю со всей ответственностью, что ничего подобного произойти не могло, потому что подавляющее большинство ученых относят быков и женщин к разным видам и даже отрядам млекопитающих. И если Минотавр все же получился, значит, его матерью была настоящая корова. А если он достоверно родился у царицы, значит, его папой был царь Минос или кто-то из охраны.

Так что, прежде чем начать рассказ, я хочу повторить: потомство может получиться только от особей, относящихся к одному и тому же виду. Люди и русалки – две породы одного вида. Вывод ясен.

Все началось с обычного несчастья.

Снова прорвало очистные сооружения Фабрики акварельных красок имени XIII партсъезда. Видно, их не ремонтировали со дня того самого партсъезда.

Река Гусь пошла цветными полосами, и от нее начало дурно пахнуть. Сотни рыб поплыли по ней брюхом вверх. Среди них плыла трехметровая щука, которую даже Иван Грозный поймать не сумел. А к берегу прибило русалку. Русалка чуть шевелила жабрами, которые у русалок располагаются за ушами, и почти не дышала.

Мальчишки, которые бежали из школы в противогазах, увидели почти подохшую русалку, немного покидали в нее камнями, а потом пошли домой. Но тут встретили профессора Минца, который шел гулять на набережную.

– Дядя, дядя! – закричали они. – Наши сети притащили мертвеца.

Профессор Минц не понял детской шутки, побежал к берегу и увидел русалку на последнем издыхании.

Профессор хотел было вызвать «скорую», чтобы девушку, в которой он не сразу угадал речную жительницу, отвезли в больницу, но на его крики о помощи, разумеется, никто не отозвался, и поэтому профессору пришлось взвалить русалку на плечо и потащить наверх.

К счастью, русалка была некрупной и легкой.

Наверху запыхавшегося Минца встретил его друг Корнелий Удалов.

Он стоял над откосом и с горечью наблюдал экологическую катастрофу.

Зрение Удалова в последнее время стало его подводить, и потому он крикнул Минцу:

– Брось рыбу! Нельзя ее жарить! Она химически отравлена.

– Лучше бы помог, – отозвался Минц.

Удалов понял свою ошибку и помог Минцу поднять русалку на откос, а там положить на лавочку.

На набережной было пустынно, потому что от реки сильно воняло.

– А я думал, сом, – признался Удалов.

– Нет, туристка, – отозвался Лев Христофорович.

– Если туристка, почему голая? – спросил Удалов.

Минц только что сообразил, что волочил наверх голую девушку.

– Какой ужас! – сказал он.

– И волосы зеленоватого оттенка, – сказал Удалов, который неплохо разбирается в зоологии. – И жабры за ушами.

Минц принялся снимать пиджак, чтобы накрыть тело.

– Ты еще не догадался? – спросил Корнелий.

– О чем я должен догадаться?

– Ты русалку вытащил.

– Не может быть!

– И что же ты намерен с ней дальше делать?

– B больницу, – сказал Минц, – девушке плохо.

– Не возьмут ее в больницу, – сказал Удалов.

– Но она же может погибнуть!

– Нет у нас ветеринарной лечебницы в городе. Ты же знаешь!

Из этого следует, что Удалов рассматривал русалок как некий вид пресноводных животных. Но, будучи человеком отзывчивым и добрым, он добавил:

– Давай ее домой отнесем, пускай в ванне полежит до окончания экологического бедствия.

Минц тоже понимал, что времени терять нельзя.

Они подхватили обнаженную девушку за плечи и ноги и понесли по Пушкинской улице к своему дому.

Прохожих было немного, а те, которые попадались, понимали, что Минц с Удаловым спасли купальщицу и лучше им не мешать. Спасут – считай, что купальщице повезло, а помрет – меня здесь не было.

Нести было тяжело.

Минц с трудом произнес:

– А я думал, что их больше не водится.

– Редко, – ответил Удалов, – туда, к Архангельску, еще попадаются. А в наши края только случайно заплывают, к озеру Копенгаген.

Тут, к счастью для Минца, который совсем запыхался, русалка открыла зеленые с поволокой туманные глаза и сказала низким голосом:

– Пить! Чистой воды!

– Какое счастье! Она оживает, – сказал Минц. Он боялся, что девушка не переживет этого приключения, а он себе никогда такого не простит.

– А ты идти можешь? – спросил Удалов. – Ножками идти сможешь?

– Я задыхаюсь, – ответила русалка.

– Тут всего сто метров идти, – сказал Удалов. – Потерпи, будь другом.

– Нет, – капризно ответила русалка, – лучше я умру.

Удалов отпустил ноги русалки, но она не хотела идти, поэтому обняла Минца за шею и громко прошептала:

– Дядечка, не оставляйте меня на верную погибель!

– Не бойтесь, – сказал Минц, стараясь не смотреть на высокую и обнаженную девичью грудь. – Мы вас не покинем.

– Я пошел, – сказал Удалов. – Хочешь купаться, дойдешь!

Минц попытался нести русалку один, но к тому времени он уже так выбился из сил, что не смог сделать и трех шагов.

Навстречу им шла старуха Ложкина, блюстительница нравов.

– Вот до чего ваша демократия довела! – завопила старуха. – Развратник на развратнике едет и развратникам потакает.

– Не знаете, молчали бы, – огрызнулся Удалов, но он понял, что встреча с Ложкиной может оказаться для него роковой.

Он оставил Минца с русалкой, которая покорно, хоть и неуверенно, шагала к дому № 16, а сам поспешил домой, прежде чем слухи о том, что он гуляет по улице с голой девкой, достигнут ушей супруги.

А Минц, никого более не встретив, провел девушку к себе в квартиру, где она сразу же отыскала ванну и уселась в нее, ожидая, пока Минц откроет кран. Затем она принялась командовать, какой должна быть температура воды, прохладной, но не ледяной, причем ей не нравилось, как горела и шумела газовая колонка.

Наконец воды стало достаточно, чтобы покрыть тело русалки, и ей сразу стало лучше. Но Минца она не отпускала, и его попытки накрыть ее тело простыней или купить для нее купальник были встречены вспышкой негодования.

– Дядечка! – кричала она, и Минц боялся, что прибегут соседи. – Дядечка, ты что, в моей красоте сомневаешься? Я на конкурсе фотомоделей Северной Двины второе место заняла.

Минц слабо отмахнулся от этих слов. Какие еще фотомодели? Какая Северная Двина?

– Русалок не бывает, это научный факт, – сказал он.

– Тогда дай мне полотенце, – ответила русалка. – И согрей мне кофейку. Должна признаться, что меня трясет, как город Спитак.

Каждая новая фраза все глубже загоняла ученого с мировым именем в трясину бессмыслицы.

Он протянул банное полотенце своей гостье и пошел на кухню готовить кофе. Прошло от силы полчаса, ну, может, час с того момента, как он увидел на берегу реки умирающую от отравления акварельными красками девушку неземной, нездешней красоты. И вот она уже лежит у него в ванне и говорит глупости.