Брошенные в реальном времени - Вернор Виндж

Первые десять лет Марта постоянно улучшала свое жилье. Пять раз она уходила из остекленевшей зоны; иногда — чтобы собрать необходимые семена и дрова, позднее — чтобы завести друзей. В трехстах километрах севернее Марта обнаружила большое озеро и обезьян-рыболовов. Теперь она хорошо понимала их матриархальный уклад. Без особого труда Марта выбрала троицу, которая держалась особняком, — они явно искали двуногого покровителя солидного размера. Рыболовам понравилось озеро Марты. К двенадцатому году их стало так много, что каждый год некоторые обезьяны уходили вниз по течению реки.

Из своей хижины, расположенной высоко на скале. Марта часами наблюдала за ними.

Обезьяны плавают в озере, и их бесконечные отражения множатся идеальными поверхностями больших и малых сфер. Рыболовам нравится играть со своими отражениями. Они часто плавают, прижимаясь к поверхности сферы. Могу спорить, что даже сквозь толстую шкуру зверьки чувствуют отраженное от их собственных тел тепло. Интересна, какую мифологию они придумают о королевстве, находящемся по другую сторону зеркала… Да, Леля. Сантименты

— это одно, а фантазии — совсем другое. Ты знаешь, мои рыболовы гораздо умнее, чем шимпанзе. Если бы я увидела их до того, как мы покинули цивилизацию, я могла бы поспорить, что рано или поздно они превратятся в разумные существа. Остается только вздыхать. После всех наших путешествий я знаю, что это не так. Адаптация к жизни в морской среде оказалась более выгодной. Еще пять мегалет, и они станут такими же подвижными, как пингвины, — и будут при этом лишь немногим умнее.

Самым дружелюбным и самым странным обезьянам Марта давала имена. Среди них всегда были Хьюи, Дьюи и Льюи. Остальных она называла в честь людей. За эти годы у Марты было несколько Хуанов Шансонов и Джейсонов Маджей — обычно самые неисправимые мелкие воришки; целая последовательность Делл Лу — все маленькие, слабые, стеснительные; и даже один В. В. Бриерсон. Когда Вил перечитывал эту страницу, он улыбался. Вил-рыболов, большая обезьяна с черной шкурой, размером даже больше, чем доминантная самка, мог бы стать вожаком, но предпочитал держаться особняком, наблюдая за всеми остальными. Время от времени спокойствие ему изменяло, и он разражался оглушительными воплями и бегал взад-вперед по берегу озера, хлопая себя по бокам. Как и первый Дьюи, он был немного не таким, как все, и проявлял особо дружеское расположение к Марте. «Вил» проводил с ней гораздо больше времени, чем с обезьянами. Все рыболовы старались подражать Марте, но у него это получалось лучше. Марте даже удалось приспособить «Вила» к полезной работе — он навострился переносить с места на место небольшие свертки. Больше всего черная обезьяна любила играть в строительство миниатюрных пирамид, вроде тех, в которых Марта прятала очередную завершенную часть своего дневника. Марта ни разу не написала, что Вил-рыболов ее любимец, но он ей явно нравился. Он исчез во время последней длительной экспедиции Марты на пятнадцатом году ее жизни возле пузыря Мирников.

Я никогда не назову никого из моих маленьких друзей в честь тебя, Леля. Рыболовы живут только десять, максимум пятнадцать лет. Мне всегда грустно, когда они умирают. Я не хочу, чтобы это случилось с существом по имени Елена.

По мере того как проходили годы, Марта стала все больше внимания уделять своему дневнику. Именно в этот период количество слов перевалило за миллион. Оказалось, что Фил Генет уговорил Елену поднять пузырь Мирников в тот момент, когда республиканцы Нью-Мексико находились в реальном времени. Именно Фил Генет стоял за историей с пеплом и лопатами. Генет постоянно утверждал, что ключ к успеху лежит в жестком контроле, который необходимо установить над низтехами. Марта про» сила Елену больше не следовать его советам.

Даже если мы будем вести себя, как святые, нас все равно будут бояться и ненавидеть.

Ее записи уже мало походили на дневниковые — скорее, это было собрание эссе, рассказов, стихов и фантазий. Массу времени Марта тратила на зарисовки и серьезную живопись. От нее остались дюжины полотен с изображением пузыря и озера в разном освещении, пейзажи, выполненные с зарисовок, которые Марта делала во время своих путешествий, много портретов рыболовов и автопортретов. На одном из них Марта стояла на коленях на берегу озера и, улыбаясь, смотрела на свое отражение в пузыре.

Постепенно Вил начать понимать, что за исключением коротких периодов депрессии, физической боли и неожиданно охватывавшего все ее существо ужаса, большую часть времени Марта получала удовольствие от жизни. Она даже написала об этом:

Если меня спасут, жизнь здесь просто превратится в два дополнительных десятилетия к тем двум столетиям, что я уже прожила. Если нет… Ну, когда-нибудь ты сюда вернешься. И я хочу, чтобы ты знала: я скучала без тебя, но были и приятные моменты. Прими в подарок мои картины и стихи, как доказательства этого.

Сначала Вил хотел прочитать весь дневник Марты подряд, но настал день, когда он больше не мог продолжать. Когда-нибудь он вернется к тем средним, приятным для Марты годам и, возможно, даже порадуется вместе с ней. Но сейчас он чувствовал необходимость прочитать последние записи Марты Кен Королевой. Приближаясь к этому времени, Вил удивлялся сам себе. В отличие от Марты, он знал, как все кончилось, и тем не менее заставлял себя посмотреть на ситуацию глазами Марты. Может быть, какая-то безумная часть его существа рассчитывала таким образом взять на себя хоть малую толику ее боли?

Впрочем, реакция Вила скорее напоминала реакцию его дочери Энни на фильм «Черви внутри». Его показывали на фестивале фильмов двадцатого века, запись которого прилагалась к новой базе данных Энни. Старые Соединенные Штаты находились в 1990-х на пике своего могущества и богатства; и именно тогда по какой-то непонятной, извращенной причине такие «произведения» были особенно популярны. Интересно, подумал Вил, тратили бы они столько времени, сочиняя кровавые истории, если бы знали, какое будущее ждет их совсем скоро, в двадцать первом веке, или люди так боялись этого будущего, что надеялись, показывая на экранах кошмарные хитросплетения, отгородиться от своих собственных страхов. Во всяком случае, Энни вылетела из своей комнаты после первых пятнадцати минут — она практически была в истерике. Фильм стерли, но девочка никак не могла о нем забыть. Тайком от родителей она купила другую копию и каждый вечер смотрела по небольшому кусочку — ровно столько, сколько могла вытерпеть. Энни продолжала смотреть этот фильм, несмотря на то, что с каждым кадром он становился все страшнее и страшнее — надеялась увидеть хоть что-нибудь, компенсирующее испытанные ею страдания. Естественно, ничего подобного не произошло. Конец оказался даже более гротескным, чем предполагала Энни. В течение нескольких месяцев после этого девочка находилась в депрессии и вела себя несколько иррационально.