Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник) - Юрий Валин

— Очень может быть, — Катя улыбнулась. — Мне о бабулиной красоте трудно судить. Будет она в Москве, обязательно позвонит. А вы, когда будете встречаться с Любимовым, привет передайте. Может, он ее еще помнит.

— Передам. Пусть твоя бабушка девятого мая к Большому театру подходит. От 8-го мехкорпуса там, понятно, никого нет, но меня она может у места встречи 3-й Ударной армии отыскать…

Листочек с телефонами и адресом Катя-Катрин скомкала и выбросила в снег. Не встретиться «чекистке» с бывшим лейтенантом Любимовым. Когда она сама бабушкой станет, вряд ли ветераны Люблинской операции еще о чем-то поговорить смогут.

А Катя вела себя тише мыши. Только иногда мелькал отдаленный отголосок ее обреченного недоумения:

Откуда я это знаю? Откуда?! Откуда?!

«Откуда-откуда… Читала ты!»

За окном снова мело. Сквозь серо-белый сумрак проглядывали уже зажегшиеся фонари. Катя, вдоволь напрыгавшаяся по мягким сугробам (путь от Доусона был преодолен благополучно, к сожалению, ни один индеец-кри так и не попался на пути одинокой путешественницы), сидела за столом, теребила бахрому скатерти и сонно перелистывала знакомую почти наизусть «Плутонию». Насквозь промокшие в снегу шаровары сушились, кое-как пристроенные на батарею.

Катя отвлекалась, а Катрин, между прочим, было интересно. «Плутонию» она в свое время как-то не удосужилась прочитать. Любопытное путешествие. Некоторые аналогии напрашиваются. Надо думать, товарищ академик, хоть и был лауреатом Сталинских премий, много чего знал, и умудрился изложить свои догадки в форме познавательных романов для юношества. Стоит с трудами Владимира Афанасьевича поближе познакомиться.

Катя, кажется, отключилась. Задумался-замечтался ребенок, совсем его присутствия не чувствуется. Катрин перевернула очередную страницу и, кажется, сама отключилась. Темнота, правда, сразу прошла. Катрин принялась машинально нашаривать взглядом упущенную строку. Книга была почему-то закрыта, а рука опускала на стол порядком пожеванную шариковую ручку. В раскрытой общей тетради под силуэтом неумело изображенной триеры было нацарапано:

Ты кто?

Кажется, Катрин перепугалась. Катя тут же поддержала всплеск тревоги, и старшую Напарницу чуть не вышвырнуло в темноту.

«Спокойно, спокойно. Ничего страшного. В конце концов, Катя не чужая. Глупо таиться. Да и вообще, почему бы и нет? Девочка пытается поговорить. Имеет право. Вот сейчас — изо всех сил пытается успокоиться, сжаться, не мешать».

Катрин взяла ручку.

Меня тоже зовут Катя. Не бойся. Я случайно сюда попала.

Мгновенный всплеск паники. Кажется, девчонка все-таки всерьез не верила, что ей ответят. Катрин мигом исчезла в безвременье.

Прошло, должно быть, минут десять. Вернувшись, Катрин ощутила, как ноет у девочки спина, — бедняга все эти долгие минуты так и сидела не шевелясь. Боится вспугнуть. Общаться хочется, хоть и страшно, как будто первый раз «Вия» читаешь.

Под триерой красовались уже три строчки. Последняя отважно заверяла:

Я не боюсь. Ты все время во мне? В голове? Ты кто?

Катрин поразилась, насколько непохожи почерки. Катька и так насчет чистописания не очень, а с перепугу корябает, будто курица лапой. В «боюсь» опять мягкий знак отсутствует. Ну, сейчас простительно.

Катя, когда ты волнуешься, я отвечать не могу. Ты успокойся, я тебе вреда не причиню.

Написав, Катрин постаралась расслабиться и не мешать. Получилось, — девочка ответила почти без промедления. На сей раз Катрин наблюдала, как выводит буквы вздрагивающая рука, чувствовала, как тревожно колотится сердечко.

Я знаю, что не вредишь. Ты во мне давно. Ты откуда? Микроб или как?

Не микроб. Не зараза. Был эксперимент. Я в тебе застряла случайно. Я взрослая девушка. Из научной лаборатории. Из секретной. Только ты не пугайся.

Я уже не пугаюсь. Ты — я? Будущая? Взрослая?

Нет. Я другая. Фамилия другая. В другой школе училась. Мама у меня другая. Хотя мы с тобой похожи. Я тебе очень мешаю?

Уже не очень. Я привыкла. Сначала было страшно. Это ты на диктанте помогла?

Я тебя чуть притормаживала. Остальное — ты сама. Ты нормально пишешь, когда не суетишься.

Понятно. А с Ниной Георгиевной? Ты что ей сказала?

Я ее напугала. Извини, я зря это сделала. Будь осторожна. Она не забудет. Хотя двойки нарочно ставить не рискнет. Наверное. Извини, я плохо сделала.

Хрен с ней. Так ей и надо. Она теперь тоже психушки боится? Как ты и я?

Катрин засмеялась. Собственно, засмеялись обе. Стало легче. Катя ручку не положила, принялась усердно корябать:

Ты во мне заперта? Как в тюрьме? Тебе больно? Страшно?

Я заперта в пространстве. Центр этого пространства — ты. Мне не больно и не страшно. Но мне нужно вернуться. Я задание не выполнила. У меня там дом. Друзья. Любовь.

Катя долго чесала переносицу измочаленным кончиком ручки, потом неуверенно вывела:

Фло? Она не совсем потерялась?

Катя, ты меня извини. Ты совсем ненужные мысли знаешь. Не детские. Стыдные. Ты их лучше забудь.

Про Фло не стыдные. Хотя я удивилась. Стыдные у тебя тоже есть. Я жутко много узнала. Тебе сколько лет?

Двадцать.

А война?

Война была. Командировки. Ты это тоже забудь. Когда вырастешь, тогда о таких вещах думать будешь.

Голова у нас одна. Ты правда немцев убивала?

Кать, не нужно об этом. Очень тебя прошу. Может, вместе попробуем меня домой отправить? Если действовать согласованно, у нас будет больше шансов. Помоги мне, пожалуйста!

Я постараюсь. Только я ничего не понимаю в этом месте. В котором ты. Почему темнота?

Катя-Катрин опомнилась, когда мама в прихожей уже стаскивала сапоги. Исписанную тетрадку пришлось торопливо сунуть под учебник.

— Как дела, Катюш?

— Хорошо. Мам, нам на завтра уже ничего не задали. Мы к дедушке в пятницу уезжаем?

— В субботу. На пятницу билетов не было. Ты учебники не забудь…

Уроков было всего три. Катька торопливо заскочила домой, бросила ненужный аж две недели портфель, быстренько перекусила зеленым горошком с холодной сосиской. Поспешно накинула пальтишко, подскакивая от нетерпения перед старым зеркалом, все-таки поправила поаккуратнее шарф и ровно натянула вязаную шапочку.

Автобус маршрута № 5 промчался через Большой Каменный мост. Москва, тусклая и серая, несмотря на праздничные светящиеся звезды на столбах и подмигивающие зеленым елки на перекрестках, казалась пустой, если не считать забитых прохожими узких тротуаров.

Неужели в городе будет столько машин, что все не поместятся?

Поместятся, Кать, только все они будут стоять и вонять, хуже костра, в который сунули пластик. Будущее у нашего города так себе. Только об этом ты не болтай.

Что я, дура? Я и до тебя в психушку не хотела.

Девочка, глядя в заиндевевшее окно, засмеялась. С сиденья впереди осуждающе оглянулась тетка, похожая на Марь-Ванну.

В кармане позвякивали рубль двадцать восемь «серебром» и медью, но ехала Катька, понятное дело, «зайцем». Выскочила из автобуса на площади Дзержинского. Высоченный главный чекист задумчиво поглядывал в сторону метро, — наверное, тоже решал, разориться на подземку или подождать халявный автобус?

«Детский мир» встретил девочку многолюдьем и суетой. Катька шустро протискивалась среди распаренных взрослых. Огромный универмаг был знаком. И самой Катрин, побывавшей в поражающих изобилием торговых центрах Европы и за океаном, центральный «ДМ» нравился. Было в нем что-то… советское, имперское, и в то же время доброе.

Катька протиснулась к прилавку «Для мальчиков», потом отстояла очередь в кассу и приобрела сборно-разборный танчик «Т-62» за 40 копеек (в подарок Герке), упаковку пистонов (устроить индивидуальный взрыв для собственного удовольствия) за 12 копеек и за 16 копеек зеленого солдатика с «ППШ» за спиной.

Возвращалась пешком. Сначала по забитой прохожими улочке 25-го Октября, потом по Красной площади с высокими сугробами вдоль ГУМа. Потом по Кремлевской набережной, по Большому Каменному. Справа, полускрытая туманом, парила просторная чаша бассейна «Москва». Катрин этот бассейн почти не помнила, а Катя изумилась беглому видению громадной, построенной словно для гулливеров церкви. «Дом на набережной» темнел все теми же каменными мемориальными досками (марками с потерянных конвертов совсем уж далекого прошлого). Кинотеатр «Ударник» сверкал замысловато выведенной люминесцентной загогулиной — 1976 г. Свернули на родную набережную.