Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы - П. Полян

Далее, в письме Райнера Тюрмера, министериаль-директора Министерства финансов ФРГ, направленном адвокату С. Ташьяну 5 июня 2002 г., читаем: «Я не могу согласиться с Вашей аргументацией в вопросах компенсации бывших советских военнопленных. Согласно § 11, ст. 3 Закона об учреждении Фонда «Память, ответственность и будущее», пребывание в плену не является основанием правомочия получения компенсации. Исключения возможны только в особенных случаях, если, например, военнопленный стал жертвой дополнительных и особо тяжелых акций преследования, например, на основании расовой идеологии» [26] .

Не менее интересным с этой точки зрения является письмо к самому Вигдорову чиновника Министерства финансов ФРГ Тюксена от 9 августа 2000 г. Оно содержит в себе один момент, чрезвычайно интересный именно с юридической стороны, поскольку трактует вопросы другого вида компенсаций (пенсии, выплачиваемые JCC евреям-жертвам нацизма из стран Восточной Европы в порядке реализации Статьи Второй Соглашения между JCC и ФРГ от 29 октября 1992 г.). До недавнего времени Вигдорову отказывали и в этой компенсации тоже, однако в 2003 г. положение «неожиданно» изменилось, и теперь он получает такую пенсию – более того, ему и некоторым другим бывшим военнопленным ее выплатили за несколько прошлых лет. Объяснение этой «смене вех» и содержит письмо Тикселя, даром что оно датировано более ранним временем, когда JCC отказывало Вигдорову и нескольким десяткам аналогичных узников в тех самых выплатах, правомочие на которые сегодня JCC признает.

Цитирую: «В случае же, если во время плена имело место особо вредоносное антиеврейское обращение (например, пребывание в концлагере, издевательства и т. п.), то этот ущерб покрывается Соглашением по Статье Второй. Таким образом, предоставление выплат в случаях ущербов, выходящих за рамки ущербов от обычного пребывания в плену, в принципе возможно».

Обращают на себя внимание оба предложения: второе фиксирует общетеоретическую допустимость компенсации также и для военнопленных, а первое конкретизирует это положение, причем в качестве основания может служить не только пребывание в концлагере, что записано и в тексте Закона «Об образовании фонда „Память. Ответственность. Будущее“» от 2000 г., но и другие особо тяжелые виды преследования и издевательств, что в этом законе не записано. Факт распространения на бывших советских военнопленных еврейского происхождения «особо тяжелых видов преследования и издевательств» не вызывает сомнения ни у кого (при необходимости можно предоставить специальное историческое заключение на эту тему): они были поголовно обречены смерти, а те из них, кто смог уцелеть, были вынуждены скрывать и изменять свою идентичность, находясь под постоянным страхом смерти или разоблачения.

4

Для обоснования непризнания за бывшими советскими военнопленными-евреями правомочия на компенсацию требуется не столько юридическая изощренность, сколько политическая воля, причем весьма специфического – бюджетосберегающего – толка.

Нет, это не обязательно антисемитизм, но это всенепременно равнодушие и трусливое нежелание ссориться с фондом в Берлине, упорно усматривающим в советских военнопленных заурядных военнопленных, наподобие американских, английских или французских, а не жертв национал-социалистических преследований, чем они на самом деле были.

До самого недавнего времени ту же «страусиную» политику проводила и «Claimes Conference», прятавшаяся за параграфами регламента компенсаций по так называемому Фонду «Статьи второй». Совершенно очевидно, что составители этого регламента, ориентированные на трагический опыт немецких и западноевропейских евреев, явно не учли вышеупомянутые приказы и произведенные, направленные против евреев из СССР.

В начале 2003 г. руководство «Claimes Conference» пересмотрело свою позицию, и правомочие бывших советских военнопленных-евреев на получение компенсаций по фонду «Статьи второй», наконец-то, было признано (по крайней мере де-факто, ибо де-юре расхождения с буквой инструкций по-прежнему сохраняются [27] ). В середине лета 2003 г. немногие оставшиеся в живых евреи-военнопленные, и в их числе Абрам Вигдоров, эту компенсацию, наконец, получили.

Немецкий и австрийский Фонды в компенсации за принудительный труд советским военнопленным дружно и твердо отказали.

Павел Полян

(на основании архива A.C. Вигдорова и многочисленных интервью с ним)

Алексей Гофман

«Почему ты выжил?..» [28]

«Здравствуйте, Павел Маркович! Этим письмом, как я и обещал, хочу дополнить кое-какие моменты из моей жизни в плену и в бегах.

Хочу описать один из эпизодов дружбы и помощи между пленниками разных стран и национальностей.

Лагерь в Штутгарте, Германия, был интернациональным лагерем. Хуже было пленникам из бывшего Союза. Можете представить себе мое положение, ведь я боялся и страдал вдвойне – от немцев, да и свои русские могли каждую минуту опознать во мне еврея.

Каждая страна в лагере имела свою зону. Была французская, американская, канадская, английская, итальянская зона. В итальянской зоне были пленники, которые восстали против Муссолини. К зоне итальянцев примыкала русская зона. Все получали помощь от Красного Креста, кроме нас и итальянцев.

Я сдружился с итальянцами, и они, несмотря на страшный риск, пропускали меня через свою зону на американскую территорию. Американцы делились со мной своим пайком. Я завязывал нижнее белье плотно к телу, проносил через зону итальянцев консервы, хлеб, сигареты. Это и поддерживало меня и некоторых моих соседей по нарам. Не знаю, что было, если бы не эта взаимопомощь.

В этом лагере я пробыл четыре месяца до высылки в Норвегию в г. Тронхейм с июня по сентябрь.

В лагере г. Тронхейм мы работали на постройке железнодорожных тоннелей в горах. Это был адский труд, даже для здоровых людей. Я же был крайне истощен и морально и физически.

Я был бурильщиком. Шахты освещались карбидными лампами, которые очень часто взрывались, унося жизни несчастных пленников.

Немцы к концу войны все больше зверели. Нас почти перестали кормить. Я превратился в настоящего дистрофика, кожа да кости. С трудом передвигался, уже не мог держать тяжелый бур, он выпадал из моих рук и тянул меня за собой. Все это даже не опишешь словами.

Меня согнали с этой работы и дали более легкую. Нас заставляли по двое переносить деревянные шпалы для крепления и ректовки тонеллей. Нести эти шпалы приходилось метров 200 по крутому спуску. Какому-то фрицу я чем-то не понравился, и он, издеваясь надо мной, приказал нести эту шпалу мне одному. Я понял – пришел мой конец. Я отказался выполнить его приказ. Немец истошно заорал, ударил меня по спине прикладом, сломал винтовку. Я в отчаянии потерял всякий контроль над собой и бросился на немца. Все это происходило недалеко от лагеря, нас заметили и выслали наряд с собаками. Это был ужас. До сих пор не пойму, почему они тогда меня не убили. Видно, нужны были еще рабы. Меня бросили в карцер, карцер находился под горой, сверху стекала вода. Я находился там пять дней по колено в воде и абсолютно без пищи.

После того случая и до конца войны мне оказывали «особое расположение» – урезали и без того мизерную пайку.

Союзников, которые освободили наш лагерь, я встретил уже лежащим на нарах и передвигаться мог только на костылях.

Хочу еще описать один эпизод из моей жизни. После побега из прежнего лагеря я пробирался по оккупированной территории горными лесами, это было возле г. Минска в г. Радошковиче в бывшей Белоруссии. Было начало июля 1942 г. Помню кладбище, толпа местных жителей, которую согнали, чтобы они присутствовали при расстреле евреев. Я тоже стал невольным свидетелем. Можно было представить мое состояние – я еврей, военнопленный, беглец. В этом городе я также наткнулся на местное гетто, огороженное железной проволокой. Там, содержали евреев – ремесленников, которых заставляли обслуживать немцев.

Обстановка была крайне опасная, мне пришлось пробираться дальше вглубь страны.

Теперь немножко хочу описать свое пребывание после освобождения, уже на территории бывшего Союза.

Марийская автономная область, станция Суслонгер, 47, учебно-стрелковая дивизия, где я проходил проверку органами Смерша.

На первом же допросе, который вел подполковник, мне задали «главный вопрос» – почему я, еврей, выжил в плену? Ведь это было невозможно, так ему казалось. Ни уважения, ни сочувствия к страданиям, которые мне пришлось вытерпеть, я не чувствовал.

Это меня страшно возмутило, и я категорически отказался говорить. Полночи он вел допрос с пристрастием, очень тяжело было у меня на душе – ведь это были свои. Лишь случай отвел от меня его гнев. И лишь то, что наш артиллерийский полк 781,279-й стрелковой дивизии был полностью разбит 11 октября 1941 г. и все до одного попали в окружение, и были либо убиты, либо в плену, помогло мне выйти из проверки Смерша.